Удачная неудача Солнцеликого - 3 (СИ) - Штефан Елена. Страница 31

— Теперь верю, что ты нас всех накормить можешь.

— Не я одна, дедушка. Мы. Если твои э… соратники не будут напада́ть, я позову.

Первым в пещеру втянулся Лондар. Благородный человек! Сразу попытался встать между призрачным шаманом и мной. Теперь разница была очевидна — дед едва держал форму, тогда как у нашего царедворца каждая пуговка на старинном камзоле просматривалась в деталях.

Сара была куда более дружелюбна, сразу принялась знакомиться и в порыве интереса коснулась шамана рукой. И ойкнула. Шаман смутился, и было от чего — рука Сары хоть и бесплотная, но хорошо видимая стала прозрачной. Местные голодные духи могут подпитываться от наших сытых?! Халах этого боялся, когда не велел им в пещеру первыми соваться?

— Не волнуйс-ся, дорогая, я не пос-страдала. — Сара привычно погладила мою щеку. — Пос-сову остальных. — и не спеша, изящно отставив в сторону ручку, поплыла к выходу. Кажется, наши нежные отношения с Сарой на призрачного деда произвели сильное впечатление, он опять замерцал.

Наконец-то появилась возможность осмотреться. Хорошо, что я сразу попала под морок и не осознавала подробности, хм, интерьера. Пещера не была идеально круглой, и это не совсем пещера, потому что вместо потолка было небо. Далекое, уже привычное грустное небо, еще белесое, но уже с признаками голубизны. Дыра явно искусственного происхождения — как будто у огромной ампулы непрозрачного серого стекла отломили кончик. На этом позитив закончился: точно под потолочным отверстием пристроился, нет, не так — возлежал каменный алтарь. Последнее пристанище усопших. Над этой штуковиной потрудились либо боги, либо время. Наверное, когда-то камень был плоским, а сейчас в он был вогнут посередине. Как будто неведомый великан встал с постели, оставив вмятину в матрасе. Скорбное ложе было значительно темнее остальных камней из-за сажи, частично смытой ливнями. Пещера уже почти просохла после Мокрой недели и была относительно чистой. Пепла на полу, который мелькал в воспоминаниях Реноша, не наблюдалось. А вот стены были именно такими, как транслировал нам из головы юного богатыря Тишка — складчатые, испещренные сколами, трещинами, уступчиками — только мысок сапога поставить. Где-то на высоте метров семи-восьми виднелась ручка кинжала, обмотанная светлой кожей. Если бы не цвет и общая инородность предмета, я бы ее не заметила. У отчаявшихся мальчишек, так рвавшихся к дыре в потолке, были бы все шансы выбраться из страшного места, если бы не все возрастающий отрицательный угол подъема. Да что там говорить, чем ближе к отверстию, тем больше потолок походил на подкупольный свод в храме. На такой стене и самый ловкий руш бы не удержался. Бедные дети!

В пещеру влетел Вит. Именно влетел — от нетерпения он левитировал. Небрежно сбросил содержимое своей авоськи на алтарь и пробежался по мне таким пытливым взглядом, что бросило в жар. И слов не нужно, чтобы понять, как он извелся в ожидании. И неважно, что для него прошло не более пяти минут, а не почти час, как для меня.

Подойти, прижаться, сплести пальцы так, чтобы соединились наши метки. И замереть рука в руке, щека к щеке, душа к душе. И завести безмолвный разговор:

— Прости, измучила тебя…

— Ты побледнела, родная, было страшно?..

— Совсем чуть-чуть, но вы бы мне помешали…

— Теперь без меня никуда…

— Теперь без тебя никуда…

А когда смогли отлепиться друг от друга, обнаружили, что ковер уже расстелен, подушки ждут седоков, и даже блюдо с какой-то снедью имеется. И вода в бурдюке. А пить после стресса хотелось. Очень. Тишка вел себя, как на пикнике, его алтарь не смущал. Дюш старался крепиться и поддерживать настрой братца, но получалось у него не очень. Наследственная шаманская чувствительность к потустороннему не могла не мучить нашего мальчика. Вкупе с генетической памятью и репутацией этого скорбного места. Вот уж воистину — «Пикник на обочине»(1)… Сердце кольнуло тоской по любимым книгам, да что уж теперь, у само́й получается «Не жизнь, а роман».(2)

— Дораш, бери гусли. С чего начнем? — готовность, с которой шамнёнок уселся и устроил этот странный инструмент на коленях лишь подтвердила догадку — парню очень не по себе.

Призрачный аксакал был недоволен поведением юного потомка — чуял шаманскую кровь и ждал привычного страха, но Дорашик мне и Тишке верил, да и Сара зависла над его плечом, демонстрируя готовность к неприятностям. Духу пещеры пришлось отступить под неусыпным контролем Лондара. Эти два спеца по наведенным эмоциям явно готовились схлестнуться.

— Песнями нас кормить будешь, глупая женщина с изнанки? — дед уклонился от противостояния с духом дворца и подлетел с претензиями ко мне.

— Ну ты же отлично понял, уважаемый, что светлые эмоции сытнее темных.

Дед ясность ума сохранил и угрозу мою уловил правильно. Он от нашей встречи с Витто напитался едва ли не больше, чем от синенькой, это было очевидно. Плотненький такой стал.

Дюш начал теребить струны. Корявенько, конечно, но «Беловежскую пущу» (3) трудно не узнать. Парни любили эту вещь и давно научились мне подпевать, пусть и коверкая слова. А им слова побоку, главное — мелодия, да образы дубрав, которые Тишка ловил в моих воспоминаниях. Хороший выбор, мальчики, одобряю.

— Всем богам с благодарностью, — и отпустила голос на волю. Потом пели для Раштиша. И про луч солнца золотого(4); и «Землянку»(5), про то, как «вьется в тесной печурке огонь». Сиштиле посвятили «В лунном сиянье»(6), только Дораш исхитрился ее перевести:

В лунном сиянии ковыль серебрится… дальше про то, как парень едет в соседнее кочевье полюбоваться красивой девушкой. Динь, динь, динь… Динь, динь, динь, струны «който» поют, о любимых глазах позабыть не дают. Вот эта дощечка со струнами, которую я, подчиняясь аллюзиям, упорно считала гуслями, называется «който». Во как. Сиштире с песнями повезло — спой про любовь — вот и посвящение. Не обязательно про ночное светило или ветер.

Когда пришло время петь для бога тверди, в пещеру влетел Карим-ар со своим струнно-щипковым чудовищем наперевес. Похоже, наши ковровые посиделки его нисколько не шокировали — а что еще ждать от иномирянки, кроме попрания устоев, правда же?

— Как ты могла?! Ты петь собиралась и не позвала? Ты же обещала! — Каримчик плюхнулся рядом с Дорашем и уставился на меня, не побоюсь этого слова, с алчным интересом. Можно было бы сказать — с вожделением, но вожделел гусляр только новой музыки. Правда, Витто предпочел устроить меня к себе поближе, притянув вместе с подушкой и вынудив привалиться к его боку. Неприлично? Да пофиг. Зато так приятно! Полагаю, наше взаимное удовольствие от этого простого жеста у призраков за десерт сошло. Но Карима обрадовать тоже хочется. Чтобы такое припомнить, соответствующее выступлению на пиру? Не менее энергичное, смысловое и обязательно мужское?

О, знаю — всем богам подходит. И про небо, и про солнце, и про воду, и про камни, и про ветер. Вот только не спою я это, как Юрий Шевчук. А надо как он — на разрыв аорты… Чтобы слушатели понимали! Запела, совсем тихонько. Тит принял не оформившееся до конца желание, как руководство к действию.

Во мне звучала, любимая, тысячу раз слышанная композиция, и вместе со мной ее слышали, а может быть и видели, мои компаньоны. Миг, когда в голову Карим-ара, стараниями Тишки, хлынул рок ДДТ, был очевиден — гусляр дернулся в испуге, но неведомая яркая мелодия и страстный вокал быстро взяли его в плен. Страх был забыт: большой музыкант слушал другого большого музыканта.

Что такое осень — это небо,

Плачущее небо под ногами.(7)

Резкий вдох Витто я ощутила спиной — Тит транслировал мои виде́ния без купюр:

Осень, в небе жгут корабли.

Осень, мне бы прочь от земли…

Сознание раздвоилось на реальное и воображаемое. В моей грезе я любовалась, как пылали в закатном солнце белые паруса изящной бригантины.

Что такое осень — это ветер