У града Китежа(Хроника села Заречицы) - Боровик Василий Николаевич. Страница 19

На следующий день после встречи с Бессменовым на масленичном гулянье Таисия была в гостях в Заскочихе. В дом, где она находилась, пришел Матвей и потребовал:

— Вот теперича, Таисия Ивановна, давай задаток.

Она в задатке не отказала, но сослалась на отца и притом спросила:

— Ты меня, Матвей, сватаешь, а семье твоей нужна ли я?

— Моему отцу ты на радость. Бабы наши ему говорили: из «чужих девок» лучше всех ты. Ты и одета краше всех, и сидишь степеннее, и прытче всех прядешь.

В воскресенье Матвей приехал на лошади катать Таисию. Только она села с ним рядом, он от радости так подхлыстнул лошадь, что все, кто видел рванувшегося вскачь жеребца, испытали за них страх.

А вечером того же дня Бессменов приехал к Инотарьевым «по большой задаток». Ивана Федоровича не оказалось дома, и жених повел разговор с матерью.

— Я без отца не вольна. Как он хочет сам…

Бессменов надел шапку, скорым шагом вышел из избы, нахлестал лошадь и уехал.

Дома его встретил отец:

— Как дела?

— Обманула…

Не успел Матвей высказать свою горечь, в дверях показался Инотарьев. Он ехал из Лыскова и по пути заглянул к Бессменовым. Отец Матвея рассказал Ивану Федоровичу про сыновью обиду.

А дома Илья выговаривал матери:

— Не дождешься больше экого жениха-то! Силища-то у него какая, да все-то у него есть: и лошадь, и тарантас! А ты его так обидела.

Когда Таисия вернулась из Заскочихи, брат и сноха хвалили Матвея. Она лежала на лавке, слушала брата, и в это время к дому подъехали кони. В избу вошел Иван Федорович. Таисия вскочила с лавки:

— Тятенька, это вы?

— А ты думала кто?

— Я думала, не сваты ли?

— Да сейчас и сваты явятся.

Она растерянно остановилась посреди избы. За дверью послышались шаги, и на пороге показались гости. Один из них, снимая шапку, говорит:

— Ну, Таисия, сейчас мы тебя пропьем. Жених остался дома… Ты его, девка, опозорила.

— Меня не было дома, а маменька без тятеньки не вольна.

— Желание твое если есть, иди только за этого жениха. — И все, как по заказу, стали расхваливать Матвея.

— Ну, што теперь будем делать? — спрашивает дядя Бессменова. — Надо бы за женихом ехать.

Илья запряг лошадь и отправился за Матвеем. Таисия вышла во двор встретить жениха.

— Здравствуйте, Матвей Михайлович.

— Здравствуй, — он сжал ее руку и прибавил: — Но ты так не скажи, как мать… Я очень огневался.

Когда Таисия и Матвей вошли в избу, когда они сели в сторонке, у печки, — рядом-то с родителями не полагается сидеть, — Иван Федорович спрашивает дочь:

— Пойдешь ли, Таисия?

— Воля ваша, тятенька…

— Сряжу тебя, коли так.

— А свадьбу сделаем, — сказал Матвей, — каку только надо.

…В доме Инотарьевых долго сумерничали. На краю печи дремала старая кошка, у порога примостился Кукушкин, Пелагея зажгла лампу, и Инотарьев сел к столу подсчитать заготовленный лес и не слушал сидевшего на полу Кукушкина. Ни на кого не обращая внимания, Сергей Алексеевич говорил только Ивану Федоровичу:

— Пригляделась мне лыковская курносенькая Анка, пошел я к ее родителю. «Дядюшка, говорю, Фома, отпусти ко мне Анну во жнеи». — «А надолго ли она тебе?» — «А сколь, мол, бог даст житья». И согласился отдать мне Анну-то. Сватов у меня не было. Фома благословил нас облезлым образом, а время пришло, я за невестой приехал на лошади. И вот видишь, Иван Федорович, живем с Анной в согласии.

Иван Федорович и подруги Таисии, поджидавшие жениха, поглядывая на Кукушкина, сидели молча. Редко кто-нибудь произносил слово, слышался только голос Сергея Алексеевича. Он упомянул и о женихе Таисии. Имя его никого не зажгло, но вот кто-то увидал в окно лошадь и закричал:

— Едет, едет!..

Вдоль заречинского порядка, в долгополых полушубках, в отцовских шапках, обгоняя друг друга, с криком бежали ребятишки.

— Эх вы, любки-голубки! — крикнул Кукушкин. — Смотрите, жених с горки на горку, даст ли, не даст гостинцев, а встретить должно его с песней.

Девушки поднялись, подошли к окнам. Иван Федорович сложил в кладез бумаги. Одернул рубаху, пригладил волосы и вышел встретить будущего зятя. Подруги, увидя подъезжающего ко двору жениха, торопливо расселись по лавкам и запели:

Жених исподлобья взглянул на инотарьевские окна, вылез из саней и хлестнул коня. Лошадь вздрогнула, недоумевая: за что ее ударили? Иван Федорович отворил настежь ворота. Жених завел во двор лошадь, взял из саней узелок с подарками и самодовольно взглянул на будущего тестя.

— Ты, поди, и не знашь, как ждут тебя девки-то, — сказал Иван Федорович и повел жениха в избу.

Пока жених, смыгая носом, раздевался, крестился, девушки сдержанно молчали. Таисия, глядя на Бессменова, старалась всеми силами скрыть свое отношение к нему.

Когда жених поздоровался со всеми, глаза у девушек засверкали. Одна из них начала обычный в таких случаях разговор:

— Что же мы не видим у скряги жениха гостинцев?

— Кто сказал, что Бессменов добрый? — добавила другая.

Матвей развязал платок и стал обделять подруг невесты мятными пряниками.

Но девушки жениха все еще хаяли:

Хоть то была и песня, и все же она как бы оскорбляла гордость Матвея. Бессменов смотрел на Таисию и думал: «Неужто она любит еще кого-то?» Кровь ему прилила к лицу. Он открыл другой узелок, щедро высыпал на стол кедровые орехи и подошел к Таисии. Спрашивал о здоровье и, не зная к чему, рассказал про дашковского жеребца, разбившего стойло.

А девушки, разделив подарки, запели:

Таисия молча опускала голову, расправляя на уголках носового платка кружева.

— Ты, чай, с желанием за меня идешь?

— Не знаю, Матвей Михалыч, да и как девушка скажет вам правду?

— Молчи… молчи, Таисия Ивановна, — остановил ее Бессменов. — Значит, любишь?

— Я этого не сказала.

Бессменов отвернулся, желая скрыть краску, залившую его лицо.

— Я вас, Таисия Ивановна, бить не буду и принуждать любить не стану… сами коли-нибудь полюбите.

— Молодые сидят, любезничают, — заметил Кукушкин, — а гости скучают. — Он все ждал, что его попотчуют чаем из самовара, потому и не уходил. — Нам теперь интересно над народом дивоваться. Што мы нынче видим? Девки сидят, только зерна шелушат, а мы, бывало, придем на гулянку, нас девки встречают песней. А то так мы, парни, пойдем по улице, запоем и подкатимся к девкам.

— Ты, Сергей Лексеич, лучше расскажи девушкам, как ты тятеньку мово стриг.

— Нет, Иван Федорович, об этом стыдно рассказывать. Одно только помню: Фед Федорыч бежал за мной и кричал: «Ах, мерзавец экий, што ты наделал! Надо ж так высоко подстричь — на смех выставил Инотарьева!..»

Бессменов ехал от невесты и всю дорогу думал: «Значит, все неправда. Напрасно я поворачивался в духов день лицом на восход. „Стереги, — учили меня, — во все глазки, во всю думку праву звездочку, ту, что перед тобою ниткою потянется и падет, пожелай себе счастья и думай скоро-наскоро, не дай угаснуть канувшей звездочке“. Все это я проделал не один раз, не одну подстерег звездочку, да, видно, думал не скоро».

Прошла неделя, Таисия не передумала. С утра в доме жениха собрались поезжане. С лавки поднялся отец Бессменова — Михаил Петрович. К отцу подошел Матвей, за ним родные, гости. Поклонившись родителю в ноги, сын встал, стряхнул с коленок что-то невидимое и попросил благословения по невесту ехать.