Отто Фон Бисмарк. Основатель Великой Европейской Державы Германской Империи - Хилльгрубер Андреас. Страница 6

Деятельность Бисмарка в Петербурге была прервана из-за тяжелой болезни. Около года он провел в Германии (до июня 1860 года). На этот период приходится открытый разрыв с ультраконсерваторами и их представителем Леопольдом фон Герлахом. На последнее письмо Бисмарка от 2 мая 1860 года он не ответил. Бисмарк слишком резко обозначил пропасть, разделявшую их:

"Я дитя иного времени, чем Вы, но столь же честное по отношению к своему, сколь и Вы к своему”. Он не хотел союза Пруссии с Францией:

"Если.., вернуться к реалиям, в настоящее время, то для меня Франция в роли союзника внушает наибольшие сомнения (хотя такую возможность я не должен исключать), ибо нельзя играть в шахматы, если из 64 клеток 16с самого начала под запретом”. 10 декабря 1860 года он писал Шляпницу из Петербурга: “Относительно внутренней политики я, не только по привычке, но и по убеждению, и по утилитарным соображениям, настолько консервативен, насколько мне позволяет мой государь и сюзерен, и, как правило, иду до Vendee [16], т.е. и за того короля, чья политика мне не нравится, но только за моего короля. Что же касается ситуации во всех других странах, я не признаю принципов, налагающих на пруссака-политика какие-либо обязательства; я вообще рассматриваю принципы только по мере полезности для целей Пруссии”. Год спустя в письме одному из друзей бывший консерватор сформулировал свои рассуждения следующим образом: “эту систему солидарности консервативных интересов всех стран” он считает “опасным вымыслом” и “донкихотством” для Пруссии. Кроме того, он не понимает, “почему мы с такой чопорностью страшимся идеи народного представительства, либо в союзе, либо в парламенте Таможенного союза”. Здесь ясно выражена концепция Бисмарка, которая, начиная в 1858 года, все отчетливее вырисовывалась в его рассуждениях: с помощью немецкого Национального парламента подорвать основы Германского союза и поставить немецкое национальное движение на службу прусской политике.

Дважды, летом 1861 года и в марте 1862 года, во время кризисов кабинета, вызванных конфликтом вокруг реформы армии, Бисмарк в качестве кандидата на пост министра иностранных дел по протекции своего друга, военного министра фон Роона, встречался с королем – принц-регент после смерти брата в январе 1861 года, был коронован как Вильгельм I. Бисмарк имел возможность изложить королю свои соображения касательно решения “немецкого вопроса”: он считал “национальное представительство немецкого народа в центральных органах союза наиболее действенным, возможно, даже единственным и необходимым консолидирующим средством, которое сможет стать достаточным противовесом разрушительным тенденциям, свойственным политике, поддерживающей приоритет династии”. При этом он имеет в виду “неавстрийскую Германию”. И в первый, и во второй раз Вильгельм воздержался от назначения Бисмарка, который производил на него демоническое впечатление.

"Он счел меня более фанатичным, чем я был на самом деле”, – подвел Бисмарк ретроспективный итог в своих мемуарах. В марте 1862 года король даже назвал его “слишком непостоянным”. Однако в ответ на ходатайство фон Роона монарх в конце концов решил, что перспективного политика следует “(отправить) в Париж и Лондон, чтобы он повсюду познакомился с влиятельными людьми, прежде, чем стать премьер-министром”.

22 мая 1862 года Бисмарк был назначен посланником Пруссии в Париже. Впрочем, до собственно дипломатической деятельности дело не дошло. Вначале он поехал на Всемирную выставку в Лондон и там вел переговоры с премьер-министром Пальмерстоном (Palmerston), министром иностранных дел лордом Расселом и лидером консервативной оппозиции Дизраэли (Disraeli), которому откровенная речь Бисмарка показалась неприятной: “Take care of that man! He means what he says!” [17]. Непосредственно за этим он отправился на отдых в Биарриц, где встретил русского посланника в Брюсселе, князя Орлова, и его молодую жену Екатерину. Он влюбился в “хорошенькую княгиню” и, как в юности, забывая о времени и месте происходящего, самовольно продлил свой отпуск. Эти недели стали последним беззаботным временем в жизни Бисмарка. По возвращении в Париж он обнаружил в посольстве телеграмму от Роона с условным сообщением об остром правительственном кризисе, который делал вероятным назначение Бисмарка на высший государственный пост: “Periculum in mora. Depechezvous" [18].

БИСМАРК НА ПОСТУ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА ПРУССИИ (1862-1871): ОСНОВАНИЕ ВЕЛИКОЙ ДЕРЖАВЫ – ГЕРМАНСКОЙ ИМПЕРИИ – ВОПРЕКИ БРЕМЕНИ ЕВРОПЕЙСКОГО РАВНОВЕСИЯ

Восемь лет, прошедших с назначения Бисмарка главой прусского правительства 22 сентября 1862 года до основания империи и провозглашения императора 18 января 1871 года, историку представляются не только как единый самоограниченный процесс, но и как “планомерное”, совершавшееся поэтапно осуществление политической программы дальновидного премьер-министра. Эта программа возникла в 50-е годы в результате его политических прикидок и расчетов, а с 1860-1861 гг, ее важнейшие принципы были окончательно определены. Разумеется, существовала опасность, что развитие событий будет происходить не столь прямолинейно и целенаправленно и прогнозы не будут соответствовать реальной ситуации тех лет. Об этом говорит Бисмарк в своей известной беседе с австрийским историком Фридюнгом, состоявшейся в июне 1890 года, вскоре после отставки: “Предположить, что государственный деятель может составить план на отдаленную перспективу и считать для себя законом то, что он предпримет через год, два или три года, значило бы не понимать сущности политики… В политике нельзя составить план на длительный период и слепо следовать ему. Можно лишь в общих чертах придерживаться избранного направления; его, правда, нужно придерживаться непоколебимо, однако пути, по которым мы идем к цели, нам не всегда знакомы. Государственный деятель подобен путешественнику в лесу: ему известен маршрут похода, но не та точка, в которой он выйдет из леса. Также и политик должен прокладывать торные дороги, чтобы не заблудиться. Нелегко было избежать войны с Австрией, но тот, кто обладает хотя бы малейшим чувством ответственности за судьбы миллионов, поостережется начинать войну до тех пор, пока не испробованы все иные средства. Ошибкой немцев всегда было желание получить все или ничего и упорно действовать лишь определенным методом. Я же, напротив, всегда был рад, когда мог хотя бы на три шага приблизиться к единству немцев, неважно, по какому пути. Я с радостью ухватился бы за любое решение, исключая войну, которое привело бы нас к расширению Пруссии и к единству Германии. Много дорог вело к моей цели, мне пришлось пройти по каждой из них, и в последнюю очередь по наиболее опасной. Однообразие форм было не для меня”. Даже если ретроспектива исторических событий и политических решений выглядит гармоничной и систематизированной, то не подлежит сомнению многосторонность и тактическая виртуозность Бисмарка в период 1862-1871 годов, проявленные в исходной сфере его деятельности, внешней политике, а также до некоторой степени и в политике внутренней (последняя в то время была полностью подчинена первой). Поскольку в схематичном тексте очерка события неизбежно выстраиваются по прямой линии, в отличие от реальной картины происходящего, знакомство с ретроспективными размышлениями государственного деятеля тем более уместно. Ведь мы склонны слишком легко забывать о том, что в момент назначения Бисмарка Пруссия из-за упрямства короля, проявленного им в конфликте вокруг реформы армии, находилась в политическом тупике, в котором “ничто не говорило о подъеме, все – только о закате власти короны” (В.Моммзен).

Разумеется, внешнеполитическая ситуация в Пруссии в сентябре 1862 года в целом не была неблагоприятной. Австрия в начале пятидесятых годов предприняла попытку включить Пруссию в качестве “младшего партнера” в “Центральную Европу”, существующую под эгидой Австрии и ориентированную преимущественно на аграрные, доиндустриальные экономические интересы. Пруссия сумела отразить эту попытку, используя состояние международной напряженности, а затем, начиная с момента политического разрыва между Россией и Австрией после Крымской войны, приобрела значительное пространство для маневра. Это нашло выражение в первую очередь в прусско-французском торговом договоре, заключенном в результате длительных переговоров в марте 1862 года и означающем присоединение Пруссии, находившейся в состоянии промышленного подъема, к существующей со времени подписания Кобденского договора западноевропейской свободной торговой зоне. Документ подготовил существенную материальную основу для проведения Пруссией независимой великодержавной политики. Так были созданы экономические предпосылки для “мелконемецкого” решения – объединения Германии (без участия Австрии) под эгидой Пруссии. Экономические интересы прочих немецких государств, принадлежащих к Германскому таможенному союзу, каковы ни были бы их политические симпатии – а большинство, несмотря на многочисленные разочарования, по-прежнему тяготело к Австрии, – nolens volens [19] требовали одобрения post factum этого самовластного шага, предпринятого ведущей силой таможенного союза, а именно Пруссией.