Затмение (СИ) - Субботина Айя. Страница 14

Я замираю, потому что это окровавленный серп прислужника Шагарата. Идеальная работа, потрясающая в своих деталях, но от того не менее омерзительная.

— Значит, ты правда Зверь? — спрашиваю сухим голосом. Плевать, что там подмешано в мой кубок — мне нужно выпить, пока язык намертво не присох к небу.

— Я? Зверь? — Блайт отрицательно мотает головой. — Знаешь, это почти обидно, быть о незнакомом человеке столь невысокого мнения.

— Тогда за каким бесом ты носишь эту дрянь?

— Потому что мне нравится эта безделушка. Она помогает ходить среди своих верных овец и не вызывать никакого подозрения. Люблю лично совать нос во все дела.

— Верных… овец? — тупо переспрашиваю я.

— Ох, прости, сладенькая Герцогиня, совсем забыл представиться.

Он растворяется прямо у меня на глазах. Только что был напротив — а уже сидит рядом и хватко держит за талию. Даже пошевелиться не могу, оглушенная ужасом.

Да быть такого не может.

— Разреши представиться, — улыбаясь ртом, в котором теперь ясно видны удлинившиеся верхние клыки, говорит он. — Кровавая гончая, Теневой танцор и Тот, что не оставляет следов. Шагарат, Прекрасный и Ужасный. Для друзей и одной сладенькой перепуганной малышки — просто Блайт.

— За дуру меня держишь? — с трудом отвечаю я.

— Я не играю на стороне дураков, Герцогиня. Так что ты уж постарайся не разочаровать божество.

Мне хочется рассмеяться ему в лицо, но это будет смех отчаяния, поэтому продолжаю тупо смотреть на его клыки, которые Блайт нарочно хвастливо демонстрирует в улыбке. Совсем недоброй улыбке, нужно сказать.

— Это просто обман, — говорю я, стараясь выглядеть беззаботнее, чем есть на самом деле. — Какая-то навязанная иллюзия. У меня что-то в бокале?

— У тебя в бокале прекрасное вино, сладенькая. Такое ты в этих краях не найдешь. Винодел продал душу за рецепт. Буквально.

— Я должна в это поверить? — И самое противное в этом всем то, что жадность, с которой я разглядываю его лицо, мне неподвластна. Не могу контролировать желание смотреть на него, впитывать каждый взгляд, каждый изгиб губ, пропускать через себя малейшую интонацию в голосе.

Это точно проклятое вино.

Пытаюсь отодвинуться на безопасное расстояние, но ничего не выходит: Блайт по-прежнему держит меня за талию, и чем сильнее я пытаюсь ускользнуть, тем крепче его пальцы впиваются мне в кожу даже через одежду.

— Послушай, я понимаю, что все это просто игра, чтобы сбить меня с толку, — отворачиваюсь в сторону полога, мысленно готовясь звать верного Грима на помощь. — Просто задурить голову бабушкиными сказками и потом делать вид, что я сама была рада обмануться. Но на меня эти фокусы не действуют, Блайт. И я пришла говорить о делах, а не изображать томную деву в беде. Если ты решил, что у нас с тобой… В общем, ты не так умен, как я надеялась.

— А разве ты не дева в беде? — насмехается он, одновременно окуная большой указательный и средний пальцы в бокал с вином. Скользит ими по моим губам, растирая сладкую влагу. — Выглядишь не то, чтобы очень сильной и готовой играть не по правилам.

Пытаюсь сказать, что он свиное дерьмо или что-то в этом духе, но вместо этого жадно слизываю вино с губ и не могу не обратить внимания, как пронзительный синий взгляд вспыхивает в ответ на мои действия. Блайт наклоняется ниже, и теперь мы так близко, что его теплое дыхание согревает кожу на моей щеке.

— Заметь, сладенькая, никто не тащил тебя на аркане, никто не гнал тебя силой по битому стеклу и раскаленным углям. Я всегда даю выбор: прийти добровольно или не прийти вовсе. Никакого неприятного шантажа. И лишь одна плетка, которую ты же и вложила мне в руки — твое неумное любопытство и раздутые амбиции. Герцогиня Аберкорн может получить все, что захочет, так? В том числе одного интересного человека. Как же так, ведь он должен принадлежать ей только потому, что так захотелось ее правой пятке. И плевать, что она знать не знает, с кем связывается и в какую игру сует свой хорошенький любопытный нос.

Самое мерзкое то, что держаться в ясном уме становится все сложнее, и я трачу последние силы, пытаясь не растерять смысл его слов.

— То есть, если я пришла сюда добровольно, то и уйти могу в любой момент? И ты не будешь удерживать меня силой?

— Так и есть, — соглашается он, продолжая плотоядно улыбаться.

— Тогда отпусти меня немедленно.

— Сладенькая, я уже давно тебя не держу.

Я моргаю — и все становится на свои места. Блайт сидит напротив, между нами снова стол и ничто не указывает на то, что мы сидели друг возле друга секунду назад. И практически целовались.

Словно прочитав мои мысли, белобрысый ловкач облизывает кончики пальцев, которыми размазывал вино по моим губам. Пробует, словно гурман. И, чуть склонив голову на бок, подмигивает.

Он не может быть божеством! Это же просто смешно. Бессмыслица, нелепая выдумка, которой мамаши пугают непослушных детей. Мол, к проказникам ночью приходит Теневой танцор и заставляет их плясать до упада, пока кости не превратятся в кисель.

— Если ты божество, — я морщусь от необходимости использовать это слово, — то зачем тебе деньги?

— Чтобы мы скрепили сделку, сладенькая, — отвечает он, как будто заранее подготовил ответ на любой возможный вопрос. — Чтобы был какой-то материальный компонент. Но, если хочешь на чистоту: я просто привлекал твое внимание и подогревал интерес. Деньги меня интересуют в последнюю очередь. Гораздо больше я ценю… другие вещи.

— Души? — смеюсь я, но желание улыбаться исчезает, стоит посмотреть на серьезное лицо моего собеседника. Похоже, невольно попадаю в самое яблочко. — Слушай, я понимаю, что ты невысокого мнения о моих уме и сообразительности, но я не настолько бестолковая, чтобы ставить на кон единственное бессмертное, что у меня есть. Даже если бы поверила во всю чепуху, которую ты тут городишь.

Есть лишь один шанс не сойти с ума: продолжать и дальше верить, что передо мной — просто очень хитрый, циничный и расчетливый смертный. Да, с выдающимися способностями и явно умеющий предугадывать шаг противника наперед, но всего лишь человек.

— Твоя душа мне не нужна, — отмахивается Блайт почти брезгливо. — Не обижайся, сладенькая, но ты слишком скучная: пытаешься быть плохой девчонкой, а на самом деле вся из себя правильная и хорошая. Детишек прикармливаешь, милостыню раздаешь, мышей из мышеловок выпускаешь в поле.

— Что плохого в том, чтобы помочь детям?

— Ничего плохого, сладенькая, но меня не интересуют монашки в масках роковых красоток. Может быть, Эван это оценит? Ему, насколько мне известно, по душе игры в хорошую и плохую девчонку.

Мне становится противно из-за тона нашего разговора. Блайт словно препарирует меня, разбирает на кусочки и тычет в каждый кончиком скальпеля, выставляя на посмешище невидимым зрителям.

— Я так понимаю, что просто зря трачу свое время. — Порываюсь подняться, но просто не могу. Тело словно отлили из бронзы: ни колени разогнуть, ни хотя бы вытянуть ногу. Неужели и это тоже «чудесное вино»? Если так, то я обязана раздобыть хоть пузырек этих капель: в игре, которую я веду, мне эта штука очень даже пригодилась бы. — Просто хочу избавить тебя от моего скучного общества и необходимости вести предсказуемый разговор, — говорю, глядя Блайту прямо в глаза.

— Безумно рад, что ты так печешься о моем душевном благополучии, но позволь уж как-нибудь самому решать, когда я с тобой закончу. Пей вино, сладенькая герцогиня, уверяю, оно не отравлено. Иногда полезно доверять своим глазам. И собеседнику, кстати, тоже.

— Хорошо, — что есть силы кривляюсь я, изображая неописуемый восторг. — Ты позвал меня договариваться о найме, а вместо этого объявил себя божеством и устроил мне моральную порку, рассказывая, как тебе невыносимо скучно в моем обществе. Но и уйти не даешь. Так что тебе нужно, Блайт?

Он делает жадный глоток из своего кубка и прищуривается. На самом деле, он действительно дьявольски красив, и чем больше выражений его лица я узнаю, тем сильнее убеждаюсь в том, что мне нравится этот мужчина. Надо быть честной с собой — это залог если не успеха, то хотя бы отсутствия громкого фиаско. А в делах сердечных тем более не стоит полагаться на самообман.