Затмение (СИ) - Субботина Айя. Страница 31
Подбираю юбки и спускаюсь вниз. Грима останавливаю за порогом. Он не рад, но накануне мы обсудили степень моей безопасности, в особенности ту часть, где я буду оставаться наедине с великим герцогом. Если бы Эван хотел от меня избавиться, то сделал бы это гораздо изящнее, чем демонстративно убить в моем же доме. Хотя, вряд ли я так уж хорошо знаю этого человека, чтобы считать себя знатоком его замыслов.
На улице падает тихий снег, белоснежный покров поскрипывает под сапогами, пока я иду навстречу Эвану. Он уже спешился и небрежно бросает поводья конюху.
— Дэшелла. — Великий герцог выдерживает дистанцию, чтобы оценить меня с ног до головы. Взглядом просит повертеться, но я игнорирую непроизнесенную просьбу. Эван хмыкает, берет мою ладонь и мягко целует кончики пальцев. — Если я скажу, что ты выглядишь сногсшибательно, это будут всего лишь пустые бесцветные слова.
— Иногда молчание громче слов, — даю увлечь себя в игру.
Хочу одернуть руку, но он делает наоборот: притягивает меня к себе и заставляет что-то внутри заныть от того, как красиво улыбка раскрывает его эмоции: тепло вперемешку с опасностью. Его вторая рука перемещается мне на талию и какое-то время мы просто смотрим друг на друга, на снежинки, которые вторгаются в наше интимное пространство и тают, оседая на одежду невидимыми капельками. Я начинаю мелко дрожать и не уверена, что причина лишь в холоде.
— Постоим здесь еще немного. — Эван заворачивает мои плечи в свой тяжелый плащ-накидку. Он не предлагает, он как всегда категоричен в своих пожеланиях.
Сверху на наши головы льется веселая музыка, и силуэты за окнами выстраиваются для танца, роняя на снег причудливые тени. Между нами что-то происходит, даже если мы не шевелимся и не пытаемся сблизиться или отдалиться. И это началось не сейчас, и не в тот день, когда мы столкнулись в ювелирной лавке. Это началось гораздо раньше. Возможно ли, что еще до того, как я появилась на свет?
— Ты тоже это чувствуешь? — зачем-то спрашиваю Эвана, когда он поглаживает мою щеку шершавой жесткостью перчатки.
— Что именно, Дэш?
Он снова назвал меня коротким именем, и это странным образом успокаивает, расслабляет. Великий беспощадный герцог Росс не причинит вред Дэш — эта истина не требует доказательства, она окончательна и непреложна.
— Между нами как будто нить судьбы.
— Ты всегда была так невозможно романтична, Дэш.
Он достает что-то из нагрудного кармана, мгновение сомневается, а потом берет мою ладонь и медленно, словно каждая секунда чего-то стоит, надевает на мой указательный палец перстень. Это простой продолговатый янтарь, размером почти на всю фалангу, но изнутри камень словно пропитан солнечным светом и летним теплом. Я чувствую, как согреваюсь, просто любуясь тем, как потрясающе застыло множество пузырьков. Кажется, они образуют целую картину, но понять ее я не в силах.
— Подарок? Мне? — Я обескуражена.
— Когда увидел его, подумал, что камень должен быть твоим, — отвечает Эван.
Он не пытается меня поцеловать, но и не отпускает. Как будто не решил, чего хочет — и сам же загнал себя в тупик. Я знаю, что он ужасный человек, и то, что Эван сделал с моей семьей, невозможно ни простить, ни забыть. И все же… Эта невидимая нить — она существует. И мне инстинктивно хочется прижаться к Эвану, чтобы не порвать ее нечаянным движением.
— Надеюсь, все твои танцы принадлежат мне? — интересуется он, чуть вскинув бровь.
— Полагаю, что нет, — отзываюсь я, и Эван тут же тянет меня к себе, обволакивая пьянящей смесью опасности и наваждения. — Ты снова меня компрометируешь.
— А ты снова играешь в игры, правил которых не знаешь, Дэш.
Вот сейчас, в эту паузу между двумя толчками сердца, он склоняет голову и тянет меня за плечи в свой плен. Дыхание щекочет губы, запах можжевеловой смолы одурманивает. Я должна бежать со всех ног, но морально готова убить всякого, кто вторгнется в нашу тишину.
Каждого, но не наследного принца.
Риваль откашливается в кулак и, когда я поворачиваюсь, в его взгляде читается возмущенный вопрос: «Какого демона, Дэш?!»
— Риваль, — Эван нехотя, но все же отпускает меня. — Не помню, чтобы разрешал тебе роноывать мое общение.
— Мы же не на твоей территории, дядя, — с фальшивой улыбочкой отвечает принц и запросто, словно мы уже объявили о помолвке, берет меня под локоть, перетягивая на себя, словно канат.
Я отбрасываю его руку, надеясь, что выражение моего лица красноречивее слов скажет, что его вызывающее поведение рушит все наши планы. Взять хотя бы то, как прищурился Эван, глядя на хватку племянника.
— Ну просто бой быков, — вторгается в наполненную злостью тишину третий голос, и меня чуть не сбивает с ног звонкий до одури запах морозных просторов. Как будто на мой маскарад пожаловала сама вековая стужа.
Блайт. Кто бы сомневался, что чихать он хотел на маскарадный костюм и отсутствие приглашения. Явился, верный себе, в кожаных штанах, неряшливо зашнурованных ботинках и кожаной куртке на голое тело. Символ Шагарата зловеще поблескивает на белой коже, словно пролитая капля крови.
— Великий герцог, какая встреча. — Он ухмылкой приветствует самого могущественного человека королевства, явно нарываясь на драку.
Эван минуту дырявит его непроницаемым взглядом, потом смотрит на меня — и снова на Блайта. Добродушие испаряется с его лица, и непроницаемая маска снова ставит меня в тупик. Был ли тот, другой Эван, способный на чувства, или я его выдумала?
— Значит, арх, — растягивая слова, говорит Эван. — Я должен был догадаться, что без тебя такое просто невозможно провернуть.
— Даже удивлен, что ты такой тугодум, — подначивает белобрысый головорез. — Я замучился ждать, когда ты явишься в гости и проявишь претензии об испорченной охоте. Как никак, последний живой арх не стал украшением твоей коллекции. Кто же повесит на стену безрогую голову. Это хуже, чем в мужской купальне снять штаны и показать всем свой маленький хер.
Я морщусь от нарочитой грубости, но выдержка Эвана безупречна. Он лениво пару раз хлопает в ладоши и, не сказав ни слова, идет в сторону дверей. И у меня нет выхода, кроме как последовать за ним.
Появление великого герцога производит настоящий фурор. Зал медленно погружается в молчание, даже язычки пламени перестают беспокойно трепетать на свечах. Я делаю знак музыкантам, и веселая мелодия обрывается. Эван все еще в маске, но таких особ принято узнавать в любом обличии, тем более, он не делает ничего, чтобы остаться инкогнито.
Эван скользит взглядом по залу и лениво берет бокал с подноса служки, которая вытягивается перед ним словно из ниоткуда.
— Ты привезла новую моду, герцогиня? — лениво, не поворачивая головы, спрашивает великий герцог. — Мне определенно нравится.
На островах куда проще относятся к приемам и торжествам: пышности предпочитают удобство, а скучное сидение за столом заменяют разноской блюд прямо в танцевальном зале. В вопросе того, что наш первый званый вечер мы организуем именно так, мы с Райль были полностью единодушны. Само собой, отсутствие пышного застолья уже завтра порицали бы все тетушки и сплетницы, но одно слово Эвана — и скоро наше смелое новшество станет писком сезона. Так существует эта банка с пауками.
— А почему не играют?
Вскидываю руку — и музыканты выуживают из инструментов бойкие звуки. Пары строятся в танец — и я замечаю в числе первых Райль с Блайтом: они становятся друг напротив друга, склоняются в дурашливом поклоне, издеваясь над всеми танцевальными традициями. Что-то неприятно скребется внутри, как кот, которого оставили за порогом в самую злую непогоду. Мне неприятно? Больно? Противно? Что же я чувствую и есть ли у этого название?
Я одеваю маску и вздыхаю с облегчением: это все равно, что отгородиться от мира безразличием. Никто не увидит меня-настоящую, никто не узнает, что я огорчена.
Никто, кроме Эвана, который берет меня за руку и без разрешения выводит в танцевальный ряд.