Сердце Сумерек (СИ) - Субботина Айя. Страница 69

— Буду благодарна, если мы не станем обсуждать…

— Не станем, — перебил он. — Пошли, я провожу тебя.

В полной и очень неуютной тишине мы вышла на задний двор, где меня ждал Тан. Первым делом он показал запястье, потом перевел взгляд на хмурого Крылатку — и обратно на меня. Хадалис, буркнув что-то вроде «Я буду где-то рядом» быстро ушел. Я потихоньку выдохнула и взяла протянутые Таном кинжалы. На этот раз — настоящие. И на вид довольно острые. Когда увидела, что и он взял такие же, поежилась.

— Что опять стряслось? — спросил Тан, кивком приглашая меня в центр песочной арены.

Я отмахнулась от вопроса.

— Лучше скажи, что я тебе плохого сделала, что ты решил сменить бутафорские клинки на настоящие, — спросила я. У меня сразу выветрился весь запал. Ни мысль о том, что он сделает больно мне, ни мысль о том, что я могу сделать больно ему, не внушали оптимизма.

— Отказалась стать мой женой? — подмигнул Тан и напал без предупреждения.

Я с трудом смогла увернуться, но он все равно скользнул режущей кромкой кинжала по моему предплечью. Точнее, я наверняка знаю, что сделал это нарочно и лишь в крохотную часть своей силы, иначе валяться бы мне с перерезанным горлом.

— Черт! — Я подняла руку, чтобы взять таймаут, но Тан не собирался останавливаться.

Следующие пару минут мы только то и делали, что играли в «я сделаю тебе больно, если ты не будешь расторопнее». И я проигрывала. Хотя, клянусь, старалась изо всех сил.

— Что ты делаешь, Маа’шалин? — Тан рассерженно вскинул руки, остановился.

Я с трудом могла дышать. Рукава моей куртки были изрезаны, а некоторые выпады даже достали до кожи. Пустяки, царапины, но вот уязвленное самолюбие болело как никогда сильно. Да, у меня опыта — мыши наплакали, да и начали мы совсем недавно, но если… Если все это правда, и я в самом деле кхистанджутка, разве не должна быть сильнее, быстрее и выносливее?

— О чем ты думаешь? Где твои мысли? — не унимался Тан.

— Полагаю, она думает о том, что провела ночь в постели твоего брата, — вместо меня ответил тяжелый от злости голос Темнейшего.

Мы с Таном замерли. Он было попытался выступить вперед и прикрыть меня плечом, но Темнейший остановил его.

— Хватит лепить из меня идиота, — сказал мужчина. — Думали, я ничего не узнаю? Ладно Граз’зт — у него в голове одна война и резня, но ты-то должен быть умнее и предусмотрительнее, Тан’Тун.

Что значит одна война и резня? Но ведь Рогалик же вел его армию в бой, выигрывал сражения и отвоевывал земли у армии мертвецов. Я плотно сжала губы, чтобы не сказать какую-то неуместную вещь и еще сильнее не усугубить свое незавидное положение.

— Ты всегда учил нас поступать по совести, — без тени эмоций холодно ответил Тан. И все-таки прикрыл меня спиной. — И думать своей головой, и брать на себя ответственность. Я сделал то, что должен был сделать и не буду жалеть, если ты собираешься стыдить меня за неправильный выбор.

— Тан… ты уверен, что это — твой отец? — шепотом, едва слыша саму себя, спросила я.

Кажется, он еле заметно кивнул, то ли соглашаясь, то ли давая понять, что услышал мою предосторожность.

— Хи’ла уже вернулась? — спросил Тан ни с того, ни с сего.

— Не стоит переводить тему, сын, — ответил Темнейший, обходя нас по широкой дуге, направляясь прямо к стойке с оружием.

— Она проспорила мне бутылку «Горького сна» из твоих личных запасов. А у меня как раз настроение такое, что самое дело упиться вдрызг.

— Ты же знаешь, она всегда держит слово, — присматриваясь к парочке громадных мечей, бросил Темнейший. — Разберемся с этим недоразумением — и выпьем вместе. За победу, — с какой-то ядовитой злостью ответил он.

— Даже когда в твоих подвалах сроду не водилось этой дешевой гадости? И даже когда все погреба сгорели к харстовым задницам, оборотень?

Это не Темнейший!

Я почувствовала, как вспотели мои ладони.

Темнейший медленно снялсо стойки меч — самый большой. Прикинул его на ладони. Он никуда не торопился, давал нам время посмотреть, как обличие Темнейшего сползает с него, словно змеиная кожа, тает и превращается в дым.

И повернулся к нам лишь после моего вскрика.

Мой отец. Теперь в этом не было ни единого сомнения. Только он был ростом с Тана и весь увитый мышцами, словно победитель «Мистер Вселенная». И на его руках отчетливо виднелись такие же как и у меня орнаменты.

— Тебе лучше пойти со мной, Маша, — сказал он почти ласково. — И никто не пострадает.

глава 30

Я все еще не могла в это поверить.

Вот он стоит передо мной: человек, которого я всегда знала только, как своего оцта. Хотя, конечно, мой отец никогда не был таким мускулистым, хотя его физической форме завидовали все. Это понимала даже я. А еще он ни капли не изменился за столько лет. Вот ни капельки, как будто время не имело над ним власти. Я бы даже сказала, что вокруг глаз исчезли морщинки, а лицо приобрело острые черты.

— Она никуда не пойдет с тобой, — спокойно за меня ответил Тан.

— Я не спрашивал тебя, крэсс, — отмахнулся от его слов отец. — Ты вообще жив только потому, что лично к тебе у меня никакой неприязни. Но если и дальше будешь открывать рот без разрешения — отрежу тебе язык.

От этой небрежной угрозы у меня мурашки по коже побежали.

И я вспомнила. Отчетливо вспомнила, что именно так он обычно и разговаривал с кем-то по телефону. Те звонки были редкими, но отец всегда закрывал дверь, когда видел, что я или мать можем услышать. Я не разбирала слов, но интонация отложилась в памяти — и вот всплыла спустя столько лет. Как, прости господи, утопленник — там, где меньше всего ожидаешь.

— Маша, ты же понимаешь, что тебе не место среди них, — глядя на меня через плечо Тана, сказал отец. — Ты уже чувствовала аркану, так ведь? И знаешь, что не можешь ее контролировать. Что бы тебе ни говорили эти бестолочи — самой тебе не справиться.

— Я… не знаю тебя, совсем, — справившись с первым шоком, ответила я. И даже рискнула выйти из-за защиты Тана. Почему-то было противно за свою слабость, за то, что он может пострадать по моей вине. — Ты просто призрак прошлого.

— Я твой отец, Маша, пусть тебе и тяжело сейчас в это поверить. У нас не так много времени, чтобы тратить его на бессмысленные препирательства. Все, что тебе сейчас нужно сделать — прости пойти со мной. И все будут живы.

— Мы это уже слышали, — раздался за его спиной голос Хадалиса.

Я перевела дыхание. Вот так, теперь нас трое. И даже несмотря на то, что этот перевес ничуть не сгладил устрашающего вида моего внезапно воскресшего — или, по-видимому, никогда не умиравшего — отца, оптимизма во мне прибавилось.

— Вам все равно не справиться со мной, — с некоторым пренебрежением сказал отец, даже не потрудившись повернуть голову в сторону Хадалиса. — Вы это знаете, но зачем-то лезете под ноги. Маша, хоть ты-то должна быть благоразумной.

Мне до ужаса сильно хотелось сказать что-то эдакое, чтобы он понял: я уже не та маленькая девочка, которую можно было провести вокруг пальца. И я точно в состоянии самостоятельно принимать решения, чью сторону и баррикаду занять. Но… я промолчала. Потому что все происходящее по-прежнему с трудом укладывалось у меня в голове. Наивно хотелось верить, что у этой ситуации еще может быть развязка, где мне не придется выбирать вообще.

— Она отмечена — и вы это знаете, — сказал отец. Небрежность, с которой он ковырял кончиком меча песок, заставила мои нервы растянуться до пределов возможного. — Ну же, Маша, покажи им свои руки. Цветок почти распустился, ведь так? Я прав?

— Зачем ты превратил их в камень? — спросил Тан, напрочь игнорируя нить странного диалога.

— Сомневаюсь, крэсс, что твой скудный умишко в состоянии понять столь тонкий план. Скажем так — я просто воспользовался тем, что само плыло в руки. Одна женщина, одна горячая ревность и неразделенная любовь… — Он сделал пространный жест, но я ясно увидела тонкую невидимую нить, которая потянулась за его пальцами. Прямо из воздуха! Как будто он мог прикасаться к самой ткани этого мира. — В конце концов, какое это имеет значение? Все складывается как нельзя лучше и для меня, и для вас. Никому здесь не нужна кхистанджутская жрица, ведь так? Никто не справится с ней, кроме меня. А кроме нее никто не справится с дариканцем.