Грешники (СИ) - Лель Агата. Страница 11
— Тогда я остаюсь.
Сердце колотится словно бешеное: ТукТукТукТукТук. А потом я делаю то, чему в трезвом уме сложно дать оправдание: сажусь к нему на колени и, обняв за шею, кладу голову на его плечо.
Три дня мы знакомы. Три коротких, но таких бесконечно долгих дня. Как маленькая жизнь.
— Не уеду я пока никуда, не волнуйся. Разве я тебя брошу теперь? Вроде как из-за меня вся эта заварушка, — аккуратно опускает ладони на мою талию.
— А твоя работа в Москве?
— Скажем так — я в отпуске. Бессрочном.
— Почему ты больше не служишь в армии?
— А, долгая и совсем неинтересная история, — сдержано гладит меня по спине: шея, лопатки, поясница. И дорожка обратно. — Вик?
— Что? — поднимаю голову, заглядывая ему в глаза.
— Не нужен он тебе. Я уеду, ты же его простишь потом и всё по новой будет.
— Не будет, клянусь! Я не люблю его и, наверное, никогда не любила. Просто он меня технично охомутал. А я дура была молодая, повелась.
- Молодая? — широко улыбается. — Была?! А сейчас какая?
— А сейчас постарше стала. Правда, не такая дряхлая, как ты.
Я не знаю, что со мной творится, но я хочу, чтобы он меня поцеловал. Может, это ветрено, глупо, может, я снова "ведусь". Но так хочется…
Саша — не Рустам. Он взрослый, умный, сильный. Не бросает слов на ветер. И он мне нравится… Но он меня не целует, более того, даже не пытается лапать, как-то на что-то намекать. И это снова задевает, как и ночью, когда он просто спал рядом, словно я не молодая и красивая, а уродливый маникен.
Может, я ему совсем не интересна потому что…
— А твоя бывшая жена… Ты любишь её?
— Нет, — отвечает без раздумий.
— Но любил?
— Любил.
— То есть потом всё ушло? Разве так бывает? Значит, любовь была ненастоящая.
— Бывает, Вик. Люди вырастают из отношений, из брака, понимают, что они разные. И любовь уходит. А может… — опускает взгляд на мои губы, от чего сердце снова бросается вскачь. — А может, ты права, и любовь была ненастоящая.
Несколько секунд мы молчим, глядя друг на друга. Мои руки скрещены за его шеей, его за моей спиной. Напряжённый момент, кажется, даже воздух искрится и трещит.
Он тяжело дышит, быстро облизывает губы, взгляд мечется по моему лицу.
Ну же — целуй!
Но он не целует. Широко улыбается, заставляя любоваться щедрым подарком природы.
— Пошли погуляем? Выходной, чего дома сидеть.
— Ну, пошли, дядь Саш. Дай пятнадцать минут собраться, — неохотно сползаю с его колен, на которых было так уютно.
— Снова? Ну какой я тебе дядя? Мне всего тридцать четыре!
— А мне девятнадцать.
— Малолетка.
— Старпёр.
— Точно тебя в детстве мало шлёпали, дождёшься, — летит мне в спину, а я улыбаюсь, как дурочка.
День был длинным и таким коротким одновременно: мы долго шлялись по парку, потом обошли заброшенный стадион, а в завершении посидели в кафе, съев по два пирожных и выпив по две чашки чая.
Мы говорили, много: о моей учёбе, о жизни в городке, о планах и мечтах. Общие фразы, обо всём и ни о чём. Он упомянул, что был на войне, правда, отказался рассказать подробнее.
Мне стало обидно — интересно же.
— В войне нет ничего забавного, Вик, и вспоминать о ней лишний раз не хочется.
А мне всё о нём узнать интересно. Может, как-нибудь потом… И тут же стало не по себе — ведь он уедет скоро. А я останусь. И не будет этого "потом".
— Вик, ты как там? — раздаётся в трубке голос мамы. — Нормально всё?
— Да, вполне.
— А… Саша? Он с тобой?
Мне показалось или тон немного обеспокоенный?
— Со мной, — смотрю через приоткрытую дверь своей комнаты, как он отжимается в коридоре. На одной руке, на другой, на обеих. — Но не волнуйся, он меня не домогается. Я его тоже.
— Вика!
— Ну, а что? Ты таким тоном спросила! Ты была права — он очень порядочный.
— Мне соседка со второго этажа звонила, опять ты с кем-то в подъезде ругалась на днях? Вик, ну правда, сколько я буду за тебя краснеть, пусть даже на расстоянии! Кто это мальчик? Он тебя обижает?
— Нет. Уже нет.
На заднем фоне слышится плач ребёнка. Моему брату уже год, а я даже ни разу его не видела. Стыдно. Почему-то до того, как меня отчитал Саша, мне было всё равно, а теперь вот нет. Странно он на меня влияет. И я не могу понять, хорошо это или плохо.
— Ладно, мам, не волнуйся, у нас тут всё отлично
— У вас?
— Не цепляйся к словам. Пока, — вырубаю телефон и выхожу в прихожую.
Прислонившись к дверному косяку любуюсь, как он заканчивает упражнения и неожиданно понимаю, что ни разу не видела, как занимался спортом Рустам. Как пьёт пиво и валяется на диване — да, по лицу от него получала тоже. А вот чтобы нормальным чем-то увлёкся…
Господи, какая же я была дура! Что я в нём вообще когда-то рассмотрела?
— Ты чего тут? — встаёт, отряхивая ладони от налипших крошек. Кошмар, дома такой бардак! Пыль, мусор, вещи валяются. И опять стыдно. Кажется, я только и делаю в последние дни, что испытываю за что-то неловкость.
— Мама звонила.
— И чего спрашивала?
— Да так… не домогаешься ли ты меня.
— И что ты ответила?
— Домогаешься, конечно.
— Вика!
— Пошли чай пить? — улыбаюсь. — А то мне тех двух чашек в кафе не хватило.
— Не боишься, что буду приставать?
— От тебя дождёшься, — и топаю на кухню, буквально затылком ощущая его ответную беззлобную улыбку.
Часть 12
Саша
И снова ночь. И снова я лежу под одеялом. Темно, за окном завывает ветер. Погода испортилась молниеносно — вот только было тепло, а теперь ураган.
За дверью уже так знакомо скрипит рассохшаяся от времени половица.
— Вик, я тебя слышу.
Открывается дверь. Это уже какое-то дежавю.
— Я покурю? — кивает на балкон.
— Там ветер. Смотри, снесёт.
— Не снесёт.
Натягивает мой свитер и выходит на улицу, а я смотрю на неё через залапанное стекло. Может, даже чуть-чуть любуюсь, и ловлю себя на мысли, что ждал, когда она придёт.
Отелло её сегодня признаков жизни больше не подавал, может, временно притих, а может, реально дошло. В любом случае рано или поздно мне придётся уехать. Страшно оставлять её одну, дурочку, опять же куда-то влезет. Страшно… и не хочется.
— Реально холодно, — хлопает дверью. Стягивает свитер, зябко ёжится. И стоит, не уходит.
Отгибаю край одеяла и хлопаю ладонью по пустующему месту рядом.
— Залазь, богиня намёков.
Она чуть ли не вприпрыжку за долю секунды оказывается под боком. Жмётся, так же, как и вчера.
— Наверное, ни одна девчонка к тебе с такой скоростью в постель не прыгала.
— Да прям.
Фыркаем одновременно, смеёмся. Она прижимается ко мне слишком тесно, я бы даже сказал — провокационно. За эти дни мы стали ближе — события сплотили, поэтому это уже не кажется чем-то диким, но всё равно существует барьер.
Она "малолетка", я "старпёр". Она живёт здесь, я в Москве. Она безбашенная, а моя голова уже много лет привинчена к плечам. В общем, бесперспективно.
Мы слишком разные.
— Саш, а ты… не думал тут остаться? — вдруг спрашивает она после долгого молчания.
— Нет. В Москве моя квартира. Друзья. Скоро будет работа. А чем тут заниматься? Морды твоим парням бить? — шутя, хлопаю её ладонью по плечу.
— Мне больше никто не нужен, всё! Никаких мужиков, все придурки.
— Прям-таки все? — смотрю на неё и в темноте встречаюсь с чёрными блестящими зрачками.
— Ну, почти, — и, едва касаясь подушечками пальцев, рисует у меня на груди невидимые узоры.
Понимаешь головой ты что-то, не понимаешь, умный ты, дурак — телу всё равно. Оно живёт какой-то своей обособленной жизнью. И моё тело красноречиво кричит, что Вика ему очень нравится. И я с ним солидарен. Но у "лишних" лет в паспорте есть один побочный эффект — мозг. Ведь я уеду потом и непременно пополню копилку её "козлов". Чёрт с ней, моей жизнью, после всего пройденного там одни руины, но портить её светлое будущее я не имею права.