Грешники (СИ) - Лель Агата. Страница 17

— Факт, — соглашаюсь, совершенно не вдумываясь над смыслом ею сказанного.

Подперев щеку сжатым кулаком, смотрю в окно на осеннюю морось. Какая философия, какой сон, когда тут такое!

Мы целовались вчера с Сашей. Он поцеловал меня первый. И это был такой поцелуй… Такой! Фигня эти все ваши любовные романы с бабочками в животе и дурацкими мурашками, поцелуй с ним — это фейерверк, это взрыв, это свободное падение без страховки.

Мне хотелось продолжения происходящего и если бы он так решил, я бы ни за что ему не отказала, но порядочность головного мозга не позволила ему распустить руки. И хоть вой, хоть скули. Ну вот такой он. Саша — не Рустам, он слишком ответственный. Хотя он тоже хотел продолжения, это точно…

Не знаю, почему я соврала, что не помню о том, что произошло. Хотя что тут знать — я просто испугалась, что теперь он самодистанцируется. Сольётся и удерёт в свою Москву. Ведь помимо поцелуя я ему ещё и в любви призналась, идиотка! Стыдно-то как… Надо было ещё залезть ему в штаны и предложить сделать детей — план максимум по тому, чтобы слить мужика, был бы с достоинством выполнен.

В голове каша, масса разнообразных чувств, но самое острое воспоминание — поцелуй. Невозможно выбросить из головы. Как?! Ну вот как, если это едва ли не лучшее, что случалось в моей жизни?!

А скоро он уедет и что будет?

Господи, ногу сломать, что ли, чтобы он ещё задержался.

— О, глянь, кто нарисовался, — кивает Катька на открытую дверь кабинета.

Перевожу взгляд от окна — подпирая задом подоконник в коридоре торчит Самбуров, собственной персоной. Этому-то что здесь нужно! По-моему, Саша ему всё доступно объяснил.

А если нет? Вдруг этот кретин пришёл чтобы снова качать права?

Сейчас я смотрю на него и искренне не понимаю, на что повелась когда-то? Вот на что? На "крутость", которой нет и в помине? На наглость, которая была приятна только первое время, а потом стала раздражать, даже порой пугать, но ничего уже нельзя было поделать, ведь люди не меняются.

Он глупый, невоспитанный и он… слабый. Да, вот только сейчас я это поняла. Ведь мужчина, который не может справиться со своими эмоциями — не мужчина. Он мальчик. А Саша — мужчина. Вот он точно умеет себя контролировать и вчера он это в очередной раз доказал.

Вот уж поистине всё познаётся в сравнении.

— Может, позвоним Саше? — шепчет Катька, не отводя взгляда от коридора. — Ну, пусть приедет, встретит нас.

— Нас? — оборачиваюсь на подругу. Та сразу тушуется.

— Ну, тебя, конечно. Не цепляйся к словам.

— Не надо, мне что теперь ему каждый раз звонить, как только буду видеть это чучело? Так-то мы в одном крошечном городе живём, столкновения неизбежны.

— А когда Саша уедет? Что будешь делать тогда?

И эта туда же… Не сыпь соль на рану, Рогачова.

Когда закончилась пара, я быстро кидаю в сумку свою единственную тетрадь для всех подряд конспектов и очень надеюсь, что удастся проскользнуть мимо Самбурова незамеченной. Не хочу его видеть, не хочу каких-то разборок и по лицу получать тоже больше не хочу! Правда, я совсем не уверена, что сейчас у него хватит на это смелости, кишка тонка при всех руками размахивать. Это один на один он герой, да в компании своих друзей-ушлёпков, среди которых он местный божок, а в общем и целом… Пустое место он. Жаль, что глаза поздно открылись.

— Ого, смотри-ка, — пихает меня локтем в бок Катька и кивает на Рустама, который стоит на том же месте, но уже не один. Королёва, ну, конечно, по прозвищу "бесплатная парковка". Думаю, не надо объяснять почему.

— Клоун, — отворачиваюсь.

— Не ревнуешь?

— Дура, что ли? Да я счастлива.

И это действительно так. Да, было время, когда мне казалось, что это любовь и всякое такое. Даже, помню, назначала в начале наших отношений "стрелку" одной прожжёной шалашовке, которая нагло его клеила. Вот идиотка! Знала бы наперёд, каким он окажется козлом.

— Чего не здороваешься, Тишевская? — доносится за спиной. — Хочешь сказать, что не заметила бывшего?

— Да я как-то стараюсь дерьмо собачье не замечать.

— Ты совсем берега попутала, э? — вскидывается Самбуров, и я точно знаю такое его выражение лица. Были бы мы одни, не избежать мне "леща", но, хвала богам, народу в коридоре куча, что играет и за меня и одновременно против.

"За" — при всех точно не тронет. "Против" — чем больше свидетелей его унижения, тем хуже будет месть. А то, что он злопамятный проверено многократно.

— Ты, слышь, за языком следи, поняла? Рано или поздно упырь твой столичный свалит, а ты-то останешься. Сечёшь, к чему клоню?

— Угрожаешь?

— Предупреждаю, — тянет он и вальяжно обнимает за талию Королёву. — Передай ему, чтобы тоже поменьше тявкал. Так-то он не один крутой и терпение у меня не железное.

— Придурок, — матерюсь под нос и проклинаю себя последними словами, что когда-то имела дело с этим чмом.

Чем я только думала!

К счастью, на этом наша беседа завершилась. Что логично — больше всего на свете Самбуров боится выглядеть кретином в глазах других, уронить приклеенную на собственные сопли планку. Пока разговор завершён и боюсь, что ключевое слово именно "пока"…

— Может, по торговому центру прошвырнёмся? — Катька раскрывает над головой зонт. — Домой не хочется, опять там этот урод нажрался и наверняка права качает.

Отчим Рогачовой тот ещё выродок. Мало того, что пьёт по-чёрному и мать кошмарит, так ещё и руки пытается распустить на Катьку. Нет, не в попытке избить — хуже… Наверное, по большей части именно поэтому я не захотела ехать в Москву с матерью и её новым мужем, слишком отрицательный был перед глазами пример.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Извини, но не сегодня. У меня дела, — открываю свой зонт тоже и, перепрыгивая лужи, мчусь в сторону автобусной остановки.

— Дела? — кричит в спину Катька. — А какие дела?

Какие… Много будешь знать, Рогачова, сама знаешь, что будет.

Смотрю на часы — почти половина второго, Саша, наверное, уже ждёт меня в "Вилке" и, надеюсь, один, без прицепа.

Часть 20

Саша

В "Вилке" тепло и уютно, всё как вчера: те же бессмысленные клипы по небольшой плазме под потолком, тот же аромат подожжённого кофе, те же официантки, которые, между прочим, посматривают на меня с любопытством, видимо, вспоминая вчерашнюю сцену, что устроила здесь Оля.

Даже немного неудобно перед ними — вчера с одной, сегодня с другой. Этакий Казанова местного разлива. Кто бы мог подумать о подобном какие-то полгода назад… Хотя полгода назад у меня тоже была жизнь не скучнее, к сожалению, больше в отрицательном ключе.

Размешиваю ложечкой несуществующий сахар в чае и слышу, как за спиной звякает дверной колокольчик, а потом кто-то, цокая шпильками, появляется за спиной и закрывает холодными ладонями глаза:

— Угадай, кто.

— Скарлетт Йоханссон?

— Не знала, что тебе нравятся пышные формы, — Вика садится на то же место, на котором вчера сидела Оля, и я испытываю что-то похожее на дежавю. Официантки, по-моему, испытывают то же самое, судя по тому, как заметно они оживились, шушукаясь у стойки.

— Ну, мне разные женщины нравятся.

— Бабник?

— Ценитель.

— М, понятно, бабник-ценитель, — выносит вердикт Вика и вальяжно тянется к меню. — Решила не обозначать себя сразу, ну мало ли, вдруг ты решишь, что это снова пришла твоя ненаглядная жена.

— Во-первых, ты пропустила слово бывшая. Бывшая жена. Во-вторых, я видел тебя в отражении стекла. Ну и в-третьих — твои ладони пахнут никотином, а Оля никогда не курила. Так что не узнать тебя у меня просто не было ни единого шанса.

— Что ж ты развёлся с ней, раз она такая расчудесная, — ворчит. Страницы переворачивает нервно, явно не вчитываясь. — Не курит, не сквернословит, целуется хорошо.