Грешники (СИ) - Лель Агата. Страница 7

Ну не люблю я её больше! Всё. Ушло́. И вместе мы никогда не будет.

Тогда зачем?

— Давай сделаем так, — снимаю с себя её руки и прячу в свои ладонях. — Мы сейчас выдохнем…

— Угу-у, — закусывает губу, улыбаясь.

— Потом пожмём друг другу руки…

— И-и?..

— Затем встанем спиной друг к другу…

— А потом…

— А потом пойдём в разные стороны. — Улыбка Оли медленно тает. — Уезжай, Градова-Буранова, потом спасибо мне скажешь. Кстати, — киваю, — вон твоя маршрутка.

— Ты бессердечный! — смаргивает подступающие слёзы. — Ну кто вот так… За что?

— Я просто не хочу, чтобы ты себе жизнь сломала, вот и всё.

— Саш…

— Иди, Оль. Поезд ушёл. И автобус сейчас уедет. Пока, — поднимаю руку, прощаясь, а потом ухожу, уговаривая себя не оборачиваться.

Между прочим, я тоже не железный. Сложно отказать женщине, к которой так или иначе тянет. Но в то же время понимаю, что всё сделал правильно. Это было бы отличное приключение, после которого остался бы потом гадкий осадок. А я этого не хочу.

Проходя мимо уже знакомой забегаловки, решаю чего-то вдруг зайти. Чёрт знает, зачем. Чаю выпить, наверное. А может, посмотреть, как кое-кто этот чай разносит…

В кафе по-прежнему дико жарко и почему-то накурено, хотя над входом висит табличка "No smocking".

— Привет, что будете? — с выражением вселенской муки на лице приветствует меня вчерашняя официантка. Кстати, довольно "помятая" и, судя по амбре, с хорошего похмелья.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Чай, чёрный. Без сахара, — обвожу помещение взглядом. Два столика всего занято, пусто, официанток в зале больше нет, а если вспомнить вчерашний вечер… Хотя в провинции не принято просто прийти пообедать в кафе, если уж тратить деньги — то гудеть как следует: с горячительным, плясками, караоке и, желательно, до самого утра.

— Ваш чай, — на стол опускается заварник с коричневыми подтёками у носика.

— А Вика где?

— Кто?

— Вика. Фамилию не знаю. Здесь работает.

— Тишевская? — и приосанившись, смотрит на меня уже с бо́льшим интересом. — Так у неё выходной сегодня. А вы кем ей будете?

— Ну… пусть сосед.

— А, сосед… ну поня-ятно, — как-то странно тянет она и, окинув меня ещё раз любопытным взглядом, откланивается, не забывая при этом пару раз обернуться.

Выходной, значит, у неё. Ну ок, выходной так выходной.

Вернувшись домой, в квартире её тоже не застаю. Хотя время шестой час, лекции наверняка уже закончились. Загуляла.

Сумка в дорогу собрана, хожу без дела туда-сюда, рассматриваю своё временное пристанище, которое скоро покину. Квартира старенькая, ремонта давно не было, бардак. Девчонка, называется. По хорошему бы Варе сначала надо было дочь поднять, вложить основу основ, а только потому личную жизнь строить. Ну кто бросает ребёнка одного? Даже в семнадцать лет. Тем более девчонку! У малолеток же и так ветер по умолчанию в голове, а тут целая квартира в свободном доступе, сложно не пойти по кривой.

Открываю дверь в её комнату и заглядываю внутрь: постель на убрана, на столе гора каких-то тетрадок, фантиков, пустых кружек с засохшими разводами чая. Потом взгляд падает на спинку кресла, а в частности — на растянутый поверх небрежно накинутых тряпок белый кружевной бюстгальтер. Становится как бы это… не по себе. Словно фетишист — проник на закрытую территорию и вынюхиваю. Ретируюсь из чужой спальни и оставшееся до поезда время убиваю на чтение электронной книги, отвлекаясь при этом то и дело на часы.

Семь. Восемь. Половина девятого…

Знает же, что уезжаю вечером, могла хотя бы под занавес просто прийти, попрощаться. Хотя о чём я — молодая и беспечная. Вертихвостка. Вспоминаю, как она курила ночью в моём свитере на балконе и снова ощущаю непонятный душевный раздрай.

Где её, чёрт возьми, носит с самого утра?

Конечно, это в очередной раз не моё дело, но всё-таки… Вдруг что-то случилось?

А с другой стороны, ну кто я ей? Правильно — никто. У неё парень есть, хоть и полный придурок. Но раз она его терпит, значит, следить за ней его забота. Никак не моя.

Долго думаю перед уходом, оставить ли записку, а потом решаю, что обойдётся. Тщательно заправляю за собой постель, одеваюсь, закрываю дверь ключом Вари и пешком иду на вокзал, благо идти всего три остановки. Городок маленький, все стратегически важные места на расстоянии вытянутой руки.

Уже сидя в зале ожидания — слушая объявления поездов через громкоговоритель, наблюдая за приезжающими и уезжающими, думаю, что мне даже будет немного не хватать этого места. Как-то здесь… уютно, что ли. Как будто нырнул через портал в прошлое, куда-нибудь в конец девяностых. Здесь и жизнь другая, и люди другие. Здесь живёт Вика, за которой было бы неплохо присмотреть и вставить в дурную голову ума.

Но опять-таки, делать это будет кто-то другой.

— "Поезд Москва — *** прибывает на второй путь четвёртой платформы"

Мой. Ну, пока, прошлое. Здравствуй, столица.

Забираю с соседнего кресла сумку и уже собираюсь было свернуть к рамке допотопного металлоискателя, как вдруг ощущаю в кармане вибрацию телефона.

Номер незнакомый. Местный.

Интересно.

— Слушаю.

— Саш… Привет. Извини, что проводить не приехала.

Вика.

— Да брось, у тебя же наверняка масса неотложных дел. А… откуда у тебя мой номер? — замедляю шаг. Что-то с голосом у неё странное.

— У Катьки взяла.

— Вик, — шагаю ещё медленее, — у тебя нормально всё?

— Да, — говорит полушепотом, а потом всхлипывает. — Как всегда — лучше всех.

— Я же слышу, что нет! Ты там что, плачешь, что ли?

— Конечно, нет. Ещё чего!

Вот упёртая, а!

— Это он опять, да? Снова ударил?

— Не важно! Ладно, — всхлип, — всё, пока.

Вот дурочка безмозглая! Ну что ты творишь. Вика, Вика… что ты за человек-то такой!

— Где он? — резко торможу.

— Да тут, — шумно шмыгает носом, — у подъезда ошивается. Ему Маринка, напарница моя, сказала, что в кафе приходил какой-то мужик, меня искал. Ну он, конечно, сразу взбесился, поехал в шарагу, а меня там не было, мы ушли уже и у Катьки дома зависали. Так он пришёл к ней, начал в дверь барабанить, орать… — и тут словно в подтверждение её слов на заднем фоне раздался громкий стук, вперемешку с отборным матом.

— Вика, б***! Открой дверь, иначе я её сейчас выбью нахрен!

Вот ублюдок конченый.

— Не открывай, поняла? Я сейчас приеду, — разворачиваюсь и иду наперекор толпе в обратную сторону.

Часть 8

— Вик, это я. Открывай.

— Ты один?

— Конечно!

Скрипит замок, а потом дверь осторожно приоткрывается: высунув голову на тёмную лестничную клетку и убедившись, что я не вступил в сговор с её отелло, она, наконец, сторонится, запуская меня внутрь.

— Где он?

— Не знаю, внизу никого нет, — бросаю сумку на пол и, цепляясь пальцами за её подбородок, приподнимаю лицо.

Так и есть, ударил. След от пятерни алеет до сих пор.

Выродок. И сразу злость берёт. И негодование. И непонимание.

— Как так-то, Вик? Почему ты это терпишь? Ты же вроде бы вон какая — палец в рот не клади, а позволяешь такое! Послала бы его к хренам собачьим, ты же умеешь.

— Думаешь, я позволяю? Он не спрашивает, — пытается увернуться, но я снова поворачиваю её лицо на себя.

— Ты на него заявляла?

— Издеваешься? Чтобы он меня потом живьём закопал? — губы кривятся в горькой усмешке. — Он никого не боится, отбитый на всю голову. Плевать ему на всех. То есть вообще на всех! На меня, на полицию, на тебя. Он больной, понимаешь? И у него в ментовке дядька там какой-то, в общем… я в заднице, дядь Саш.

Несколько секунд она держится, только подбородок дрожит, а потом утыкается лбом в мою грудь и плачет.

Горько, громко… и так щемяще-искренне.