Они под запретом (СИ) - Салах Алайна. Страница 29

— Доброе утро, — шепчу, когда его ресницы, чуть выгоревшие на курортном солнце, начинают подрагивать. Не удержалась. Уж очень хочу, чтобы Арсений поскорее проснулся и посмотрел на меня. У него ведь всегда есть дела. Вдруг выяснится, что ему срочно нужно будет уехать. Я жадна до каждой минуты с ним рядом и хочу сделать их максимально насыщенными.

Арсений несколько раз моргает, затем фокусируется на мне. Спросонья глаза у него почти голубые, но от света они стремительно начинают темнеть.

— Как спала?

Я издаю смущенный смешок, потому что в этот момент его ладонь нащупывает на мою талию под одеялом и по-хозяйски толкает к раскаленному телу. Так естественно, как будто мы просыпались так уже тысячу раз.

— Хорошо, — расстояние между нами совершенно ничтожно, а взгляд Арсения слишком пристальный, чтобы совсем не растеряться. Я понятия не имею, как выгляжу с утра, а моя привычная утренняя отечность едва ли решила не давать о себе знать. — У тебя, кстати, губы такие яркие с утра.

— Это потому что ты их так старательно обсасывала.

Арсений всегда остается Арсением. Вечно скажет что-нибудь, отчего хочется сквозь землю провалиться. Спасает только его тон: он теплый.

— Ты иногда говоришь отвратительные вещи, — с упреком говорю я и густо краснею, потому что его ладонь спускается к моей ягодице, начиная ее поглаживать.

— Иногда? — ироничная усмешка. — Я всегда таким был.

— А если я начну так делать?

— Ты неплохо с этим справляешься, когда выпьешь.

Я обиженно надуваю губы, что дается непросто, потому что они упрямо формируют улыбку. Смущение отступило, заменившись кокетством. Мне нравится, что мы шутим и разговариваем.

— Хочешь сказать, пьяной я превращаюсь в стерву?

— Превращаешься? — его брови взлетают вверх и только улыбка смягчает его фирменную иронию. — Ты и есть стерва. Самая настоящая.

Я не успеваю ему возразить, потому что в ту же секунду тело Арсения подминает меня под себя, выбивая из легких затяжной выдох. Горячие губы накрывают мои, влажный напор языка посылает сильнейший спазм в живот.

— Это неправда, — мотнув головой, я упираюсь ладонью ему в грудь. — Я хороший человек.

— Кто спорит? — Арсений перехватывает мое защищающееся запястье и, отведя его в сторону, прижимает к кровати. — Одно другому не мешает.

— Как это не мешает? — мычу я, когда его губы снова смыкаются на моих. Член обжигает живот своей твердостью, отчего голова моментально начинает плыть.

— Хватит спорить. Мне нравится.

Ему нравится. Секундное непонимание моментально замещается эйфорией. Я привыкла думать, что быть стервой — это априори плохо, но если Арсению нравится… Разве остальное имеет значение? Хотя в моем личном представлении я на нее не тяну. Слишком робкая, неуверенная в себе и смущающаяся.

Я запрокидываю голову назад и прогибаю спину, призывно выпячивая грудь. Прикосновения к ней всего за одну ночь стали необходимостью. Арсений понимает меня без слов: сжимает соски пальцами и по очереди втягивает их рот. Каждое влажное движение его языка меня наэлектризовывает меня сильнее. Мне мало, хочу его внутри. Скольжу ладонью по простыне, проталкиваю ее между нами и, обхватив член, направляю его в себя.

— Тише, торопыга, — хрипло предостерегает Арсений, поднимая глаза. — Презерватив.

Я мотаю головой и упрямо подаюсь бедрами ему навстречу. От мощного скачка возбуждения в висках туго гудит. Я не хочу всех этих лишних манипуляций. Хочу, чтобы он также как и я, потерял контроль.

Давление в промежности усиливается, но мне нужно больше. Я притягиваю руками шею Арсения, влажно скольжу языком по его губам. Внутренности благодарно вспыхивают, заставляя меня выгнуться и громко застонать. Во мне слишком влажно, чтобы его член не смог протолкнуться в меня.

— Ты что делаешь, а? — прерывистое дыхание затекает мне в рот и в глаза. Спрятать улыбку я не могу и сразу за ней с силой жмурюсь. Арсений жадно загоняет в меня в новый толчок.

— Это ты делаешь, — шепчу я, вонзая пальцы в его ягодицы. От ощущения перекатывающихся мышц я ощущаю почти самодовольство. — Трахаешь меня.

Не знаю, что сподвигает меня сказать это грубое слово, но как и обычно в близости с ним моя речь выходит из-под контроля.

— Правильно, стерва.

Наш утренний секс приобретает другую тональность. Пальцы Арсения сдавливают мой подбородок, рот лишает возможности глотать воздух, а толчки ускоряются, заставляя все звуки, покидающие мое горло, слиться в один затяжной стон.

Мое тело сдается почти сразу же, обезумев от потери контроля и отсутствии латексного барьера. Так ярче, интимнее, честнее. Созвучно спазмам наслаждения в опустевшей голове настойчиво пульсирует мысль: «Я хочу, чтобы так оставалось всегда».

А потом раздается звонок. Стандартная мелодия из телефона Арсения. Ругнувшись, он вытягивает руку и наощупь выключает звук. Я не могу не думать, что это возможно звонит ему она. Инесса. И что скорее всего она еще ни о чем не знает, и когда узнает, попытается сделать все, чтобы его вернуть.

Арсений жмурится, шрам на межбровье знакомо переламывается пополам. Он делает резкий рывок бедрами, собираясь из меня выйти, но я успеваю поймать его бедра ногами.

— Не надо, — выдыхаю, задевая его губы своими. И когда Арсений резко мотает головой, неожиданно для самой себя вру: — Я пью таблетки.

Синие глаза широко распахиваются, обшаривая мое лицо в поисках ответа, и спустя несколько секунд я ощущаю, как внутри меня растекается горячее. Я благоговейно смыкаю веки, за которыми моментально вспыхивает картина, родившаяся в Одинцово. Квартира, залитая светом, серый диван, картина на стене... Луиза, Радкевичи, я, Арсений и наш с ним ребенок.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

28

Арсений уходит в душ первым. Идею пойти с ним я вынуждена оставить: моя ванная комната в три раза меньше, чем в Одинцово, и едва ли подходит для романтических утех на двоих.

Грудь все еще покрыта испариной, а между ног липко и горячо покалывает. Я осторожно провожу там пальцами и разглядываю жемчужно-кремовую жидкость. Сердце гулко грохочет. Неужели я всерьез решилась…? Сейчас как раз середина цикла и забеременеть шансы высоки.

Облизав внезапно пересохшие губы, я смотрю на приоткрытую дверь спальни. Всего в нескольких метрах от меня Арсений принимает душ и ни о чем не подозревает. От понимания этого в груди становится неуютно, словно в ней поселилось что-то лишнее. В момент нашего секса меня захлестнули эмоции и делала так, как чувствовала... Сейчас же не думать невозможно.

Арсений для меня особенный, и я не хочу его предавать. Но можно ли считать предательством то, что я хочу от него ребенка? Он ведь сам говорил, что в будущем мечтает о детях. Я не хочу никому вредить. Если он сам пришел ко мне, значит, таково его желание? Тогда какая разница, когда случатся дети — сейчас или позже? Я закончила учебу, не бедствую, есть работа и жилье. И пусть у меня не было времени все хорошо обдумать, сейчас я чувствую себя готовой.

От подобных рассуждений дискомфорт в груди немного рассеивается. Обхватив колени руками, я прислушиваюсь к звукам льющейся воды. Можно рассказать Арсению о своей спонтанной лжи прямо сейчас, и тем самым избавить себя от дальнейших угрызений совести.

Прикрыв глаза, я визуализирую его лицо, когда говорю ему все это. Арсений раздраженно хмурится, а синие глаза отчетливо транслируют непонимание и разочарование. И что будет дальше? Какие у нас варианты? Он может настоять на том, чтобы я выпила таблетку. Я про такие читала в интернете — их нужно использовать в течение нескольких часов после полового акта, чтобы исключить риск зачатия. Но в этом случае разочарование почувствую я. Что человек, которого я люблю, добровольно отказывается от возможности иметь со мной детей. Так что мне делать?

Телефонная мелодия, приглушенная запертой дверью, заставляет меня вздрогнуть. Кто это? Снова она? Может быть, это и есть подсказка? Я ведь понятия не имею, как поступит Инесса, когда узнает о нас. Если она еще ни о чем не знает, конечно. На ее стороне есть так много преимуществ: связи Ладыгиных с отчимом, материальное благосостояние и отсутствие статуса сводной сестры. А у меня есть только я.