Как поцеловать героя - Хингстон Сэнди. Страница 34

— Тем не менее в тебе есть королевская кровь.

— Когда правил мой род, — заметил Брайан, — женщины не носили нижнего белья, люди не знали лошадей, а мужчины-модники раскрашивали лицо в синий цвет. Ты хочешь знать, за что я стою? За прогресс. Прогресс Британии налицо. Все остальное можно послать к черту.

Он протянул руку, чтобы взять стакан. Николь не могла сдержать легкой гримасы. Ей всегда не нравился вкус виски. Это не укрылось от внимания Брайана.

— Что-то не так?

— Просто я предпочитаю бордо.

Он нахмурился:

— Ради тебя я откажусь от виски.

— Я не просила об этом, — возразила Николь. — Не хочешь сигару? — предложила она.

— Я хочу лечь на свою кровать. На нашу кровать, — с лукавой усмешкой поправился он.

Она встала и подала ему руку. Брайан взял ее не стыдясь, позволил подвести себя к кровати и раздеть. Затем настала его очередь раздевать Николь.

Когда оба оказались нагими, Брайан расположился на матрасе и уложил поверх себя Николь. Неожиданно он поморщился.

— Что такое? — шепотом спросила Николь.

— Опять проклятая нога, надо было вообще ее отрезать.

Николь потянулась, чтобы растереть ноющую мышцу.

— Ты знаешь, в чем беда? Эта кровать слишком мала для тебя.

— Я уже думал об этом…

— И к какому выводу пришел?

— У меня есть замечательная большая кровать в Лондоне.

— Пошли за ней Хейдена, — мгновенно среагировала Николь.

Брайан засмеялся:

— Не исключаю, что с ним может случиться удар.

— Если ты…

— Да? — Он откинулся назад и заложил руки за голову.

Она набрала побольше воздуха:

— Если ты, конечно, собираешься здесь остаться.

Возникла пауза.

— Я намерен оставаться здесь столько, сколько ты способна меня терпеть, — проговорил он наконец.

Впервые за все это время они заговорили о будущем.

— Я уезжаю, как тебе известно, с окончанием срока обучения.

— Этот срок истекает через несколько недель. Едва ли справедливо заставлять беднягу Хейдена тащить кровать сюда, а затем обратно.

— В таком случае… я увижу тебя в Лондоне? То есть я имею в виду, — быстро поправилась она, возобновляя растирания, — я понимаю, что не может продолжаться все так, как сейчас…

— Николь… — начал было Брайан.

Однако она перебила его:

— Хотя почему бы и нет? Мужчины в Лондоне имеют любовниц. Наверное, есть способы решить этот вопрос. Может, я найду книгу на эту тему в библиотеке академии. Инструкцию о том, как заниматься запретной любовью… — Все это было сказано нарочито беспечным тоном, однако Николь чувствовала, что к глазам подступают слезы. Одна слезинка упала на бедро Брайана.

— Николь, я…

— Ну да это не имеет значения, — поспешила сказать она и вытерла соленую влагу со щеки. — Мне не следовало затевать этот разговор. Прости.

— Когда ты переедешь в Лондон, я буду тебе не нужен.

Николь метнула на него возмущенный взгляд:

— Как ты можешь такое говорить?

— Но ведь это правда! Какую роль в твоей жизни будет играть шелуха, оставшаяся от мужчины?

— Не называй себя так! Не смей этого делать, никогда…

— Ты станешь красавицей сезона. Вокруг тебя будут увиваться десятки молодых красавцев. И ты этого заслуживаешь.

— Мне не нужен никто, кроме тебя, — твердым голосом сказала она. — Я люблю тебя.

О Господи! Вот это и произошло. Она произнесла слово, которое клятвенно обещала никогда не произносить. И что он теперь ответит? Одно из двух — «Я тоже люблю тебя, Николь», либо… Либо нечто такое, что разобьет ей сердце.

Николь ждала, опустив голову. За закрытой дверью в пивном зале кто-то громко рассказывал скабрезный анекдот; грубые слова повисли в воздухе, словно преграда для слов любви. У мужчин все иначе. Разве мать не говорила ей об этом в редкие минуты откровенности? «Даже самые лучшие из них не переживают тех чувств, какие испытываем мы», — подумала Николь.

Тем не менее она не хотела в это верить. Она видела лорда Брайана Бору в различных ситуациях. Видела проявления его чувственности, мужества, юмора, нежности и верила, что сердце у него не менее щедрое, чем у нее, что ему, как и ей, ведомы и страсть, и страхи, и надежда. Разница в другом — насколько он позволит себе это признать. Почему он молчит?

Николь разозлилась на себя. Зачем она попыталась загнать его в угол? Николь наклонилась, и ее рот коснулся раненого колена. Она поцеловала его, затем ее губы двинулись вверх, к паху, к завиткам жестких рыжеватых волос вокруг мужского ствола, который в этот момент был непривычно вялым.

Наконец Брайан заговорил, голос у него был хриплый и прерывистый:

— Николь, ты не должна этого делать… — Он замолчал и застонал, потому что она взяла ствол в рот.

Это было совершенно удивительное ощущение. Николь слегка отстранилась и прошлась языком по гладкой, закругленной головке. На ней появилась жемчужная капелька, и Николь слизнула ее. По телу Брайана пробежала дрожь. Николь снова медленно втянула в рот ствол, ставший теперь длиннее и тверже, ощущая губами его бугорки и вены. Брайан застонал, все тело его напряглось.

— Николь, не надо, нет необходимости…

Но необходимость была — для нее; было отчаянное желание доказать ему, что произнесенное ею слово «люблю» соответствует действительности и будет соответствовать всегда. Даже если он не говорит об этом, не чувствует этого, он не может запретить ей любить его. Николь обвила пальцы вокруг затвердевшего ствола и ввела его в рот до предела, затем слегка выпустила, не переставая при этом ласкать головку, и снова погрузила глубоко в рот.

— О Господи! Это просто божественно! — Бедра Брайана приподнимались вверх, просили продолжать сладостную игру. — Боже мой, Николь, я больше не могу…

Слишком поздно. Из головки брызнула тугая струя семени, которого оказалось гораздо больше, чем Николь ожидала. Оно было солоновато-сладким на вкус, ароматным, словно трава, и в то же время кисловатым, словно пот. Николь покатала семя на языке, а затем проглотила. Брайан лежал, раскинувшись перед ней, грудь его вздымалась и опускалась. Николь продолжала держать его ствол, который волнообразно дергался в ее ладони, и эти волны постепенно затихали. Брайан запустил пальцы ей в волосы.

— Тебе не следовало этого делать, — произнес он через минуту, когда обрел способность говорить.

— Почему же? — возразила Николь.

— Это… неприлично.

— Мне понравилось.

Он с трудом приподнялся и увидел ее сияющие глаза.

— Знаешь, я верю тебе. Ну, если так… Посмотрим, как понравится вот это… — Он уложил Николь на кровать рядом с собой, оперся здоровым коленом о матрац и прижал лицо к светлым пушистым волосам между ее бедер. Кончиком языка он стал ласкать горячие складки, пробовать на вкус истекающий любовный сок. — Ах, как сладко! — прошептал он, приподняв голову, затем тут же вновь погрузил ее между разведенных ног. Его язык отыскал маленький, тугой бутон страсти и стал медленно описывать вокруг него круги, рождая в Николь удивительно сладостные ощущения. Затем его губы сомкнулись вокруг набухшего узелка и принялись его посасывать. Николь ахнула и застонала, когда волна сладострастия затопила все ее тело. Однако очень скоро Брайан вновь поднял голову:

— Может, мне прервать ласку?

— Только посмей!

Брайан засмеялся и возобновил пытку с новым пылом и не прекращал ее до тех пор, пока Николь не достигла пика наслаждения, который по силе и новизне превосходил все то, что она дотоле испытывала. Это была самая сладостная на свете боль или же, наоборот, самое мучительное наслаждение, которое налетело на нее, словно летний ураган, после чего она осталась лежать, не в силах пошевелиться.

— Я подумал, были ли слышны твои крики в баре Берта? — лукаво спросил Брайан. Николь вспыхнула от смущения. — Да нет же, я шучу. Дверь плотно закрыта. Но должен сказать, что твои крики звучали для меня как музыка. — Он ущипнул ее за сосок.

— Никто мне никогда не говорил…