Как поцеловать героя - Хингстон Сэнди. Страница 40

Фехтовальный поединок, напомнила себе Николь. Пришло время для элегантного отступления.

— Своим предложением вы оказываете мне большую честь, Энтони, — негромко сказала она.

— Так примите же его!

— Я не могу, пока.

Уоллингфорд разочарованно зажал в кулаке коробку. Затем поднял голову, вид у него был немного обиженный.

— Жестокая девочка! Так дайте мне по крайней мере надежду.

Николь помолчала, затем небрежно бросила:

— Если бы я выходила замуж именно в этот момент, то только за вас. — В конце концов, Бору никогда не делал ей даже подобия предложения.

Уоллингфорд сжал ее пальцы.

— Я буду терпелив, — клятвенно пообещал он. — Я завоюю вас, Николь Хейнесуорт.

Он подал Николь руку, и они направились к дому.

Николь шла, прилаживаясь к его коротким шагам. Он держал свою руку у нее на талии. Его макушка доходила ей до уха. Николь подумала о том, как приятно было лежать в объятиях Бору и чувствовать себя по сравнению с ним маленькой, лелеемой и защищенной.

Но довольно об этом.

— Что случилось? — спросил Уоллингфорд, останавливаясь на дорожке. Она была удивлена, что он так чутко уловил ее настроение. Ей следует быть осторожнее. Она не может позволить себе еще одну ошибку.

О, совсем не ту ошибку, против которой предостерегал Томми. Нельзя было совершать ложного шага, который заставил бы Энтони Уоллингфорда задуматься, по какой причине дочь барона отвергает его ухаживания. Томми был прав в одном: она не собиралась выходить замуж за Уоллингфорда.

Ибо, несмотря на его красивые слова, она не чувствовала в нем страсти. От Бору она узнала, что такое подлинная страсть. Она отличается от любви, однако связана с ней так же, как связаны тепло и солнце. Существует любовь без страсти, но не может быть страсти без любви. И если кто-то вкусил от страсти, то любовь без нее кажется пресной и сухой.

Глава 22

Николь устроилась на диване в гостиной и сбросила туфли, несказанно довольная тем, что мать ушла за покупками. Она чувствовала себя измученной, разыгрывая более двух месяцев этот фарс. Ежевечерние встречи с Уоллингфордом основательно выматывали. Становилось все труднее отдаваться его поцелуям, ласкам — и не говорить правды о том, что у него нет никаких шансов. Проклятие, ей нравился этот человек! Она была благодарна ему, она никогда не забудет, что проявленное им внимание к ней послужило сигналом к тому, чтобы ее принял и одобрил свет. Николь даже нравилось проводить с ним время, когда он не домогался ее любви, слушать его озорные комментарии о поясе принца-регента, шляпке леди Престон или галстуке лорда Уинтропа. В чем-то общение с ним можно было бы назвать дружеским. Он был доброжелательным и веселым, однако Николь не любила его. И по мере того как проходили недели, лондонское общество все более смотрело на них как на чету и их непременно вдвоем приглашали на вечера, балы и ужины, Николь все более ощущала себя виновной. Поистине он был слишком хорошим человеком, чтобы водить его за нос.

Однако новости, которые она получила от Гвен и Бесс из академии, отнюдь не обнадеживали. Похоже, ее уход серьезно подорвал влияние мадам. В ответ на письмо, в котором Николь спрашивала о ней, Гвен сообщила, что мадам взяла отпуск, а также с сожалением написала о том, что научные эксперименты и семинары прекратились, больше внимания стали уделять тому, как следует обращаться с бельем и посудой. Полученное за этим письмо от Бесс принесло желанную весть о том, что мадам вернулась. Тем не менее казалось маловероятным, что девушкам будет в ближайшее время предоставлена возможность дебютировать в свете. Был даже отменен запланированный на август повторный визит к дочери миссис Тредуэлл до того момента, пока, как подозревала Николь, заинтересованные лица не удостоверятся, что баронесса намерена держать язык за зубами.

«Я в тупике», — вынуждена была признать Николь. Только брак с таким надежным человеком, как Уоллингфорд, мог заставить мать держать язык за зубами. Но брак — это было как раз то, чего она хотела избежать. «Но может быть, я просто очень эгоистична, — подумала она, увидев входящего в гостиную Томми. — Может быть, пожертвовав своим счастьем и согласившись на все более настойчивые просьбы Уоллингфорда о помолвке, она сделает будущее Гвен и Бесс менее тягостным, чем ее собственное?»

— Никки, — мягко сказал брат, подошедший взять себе выпить, — на твоем челе красноречиво отражаются твои мысли.

Николь попыталась улыбнуться.

— Я просто соображаю, что мне надеть сегодня в театр, — как можно беспечнее ответила она.

— Думаю, что это не имеет никакого значения. Ты можешь прийти в набедренной повязке, и свет тут же примет этот фасон. Ты наверняка заметила юных мисс-брюнеток, которые перекрасились в блондинок.

— Из-за меня? — искренне удивилась Николь.

— Ну не из-за королевы Шарлотты же!

— Подумать только, — пробормотала Николь. — Глупое стадо. А если в следующем сезоне взойдет звезда Бесс, они перекрасятся в рыжих?

Томми стоял, держа бренди с содовой в одной руке и газету в другой. Некоторое время он, колеблясь, смотрел на сестру, затем протянул ей газету:

— Здесь есть нечто такое, что тебе следует знать.

— Господи, только не говори мне, что Энтони объявил о нашей помолвке без моего согласия!

Однако Томми не улыбнулся. Его серьезность несколько пугала. В сердце Николь вдруг вселилась тревога. Уж не случилось ли что-нибудь с мадам? Или с миссис Тредуэлл? Не раскрыл ли кто-нибудь еще секрет академии? Николь развернула газету, пробежала заголовки. Дебаты по поводу закона о зерне. Трое луддитов казнены в Ноттингеме. Наполеон близок к тому, чтобы войти в Париж. Здоровье принца-регента под вопросом. Она в смятении посмотрела на Томми.

— Вон там. — Брат ткнул пальцем. Николь взглянула на маленькое сообщение в самом низу страницы. «Трое награждаются орденом Подвязки и один — шотландским рыцарским орденом».

— Ой, Томми, кто обращает внимание на эти смехотворные, старомодные награды? Я… — Ее взгляд неожиданно выхватил имя в середине текста: его превосходительство Брайан, лорд Бору, хозяин Антрима, сенешаль Стратклайда, наследственный правитель Западных островов… Перечень титулов до бесконечности. — У него, похоже, их множество, — пробормотала Николь. — Я и понятия об этом не имела. — Пробежав их глазами, она добралась до сути дела. — «Его высочество принц-регент Великобритании и Ирландии будет вручать шотландский рыцарский орден за безупречную службу на благо королевства и беспримерную храбрость в бою на торжественной церемонии в Лондоне восемнадцатого июля». — Николь совсем не по-светски фыркнула: — Он не приедет…

— Чтобы получить шотландский рыцарский орден? — уставился на сестру Томми. — Разумеется, приедет! Кто пропустит такой случай?

— Он. Для него это ровным счетом ничего не значит.

— Да ты с ума сошла! Лишь двенадцать человек во всем королевстве могут иметь этот орден! Ведь это исключительная честь!

Николь в упор посмотрела на брата:

— Разве это вернет ему ногу?

— Нет. Но я думаю, что в какой-то степени смягчит его страдания.

Николь аккуратно сложила газету и вернула ее брату.

— Постарайся не попадать под пушечные ядра.

Внезапно у Томми мелькнула догадка:

— Боже мой, Никки! Ты хочешь сказать, что он женился бы на тебе, если бы… не это?

— Я это совершенно точно знаю, — спокойно ответила Николь.

— Но… но… если это так… — запинаясь, произнес Томми. Николь ждала. За этим ничего не последовало. Наконец брат покачал головой и сказал: — Ага, стало быть, теперь он придерживается такой линии поведения.

Николь встала и ударила его по щеке.

— Ты ничего о нем не знаешь! — крикнула она в ярости. — Ты только думаешь, что знаешь!

— Проклятие, я жил, ел и спал рядом с этим человеком целый год! — возразил Томми. — А какой у тебя опыт общения с ним? Несколько уроков фехтования да пару раз побарахталась с ним в стоге сена!