Солнечная ртуть (СИ) - Атэр Александра. Страница 3

Ковры, гобелены и безделушки позволялись только камерным и жилым помещениям, интимность которых оправдывала уют. В остальном же, единственным и безупречным украшением замка был свет. В Йэре он всегда оставался неизменно золотым — даже рассветные часы пропитались духом заката. Говорили, в других городах королевства не менее красиво, но всё же по-другому. Принцесса верила, и мечтала когда-нибудь убедиться в этом сама.

Видя Агату, люди ей улыбались и уступали дорогу. Она отвечала вежливым кивком и приветствием, и задорно махала рукой, когда это казалось ей уместным. Несколько вельмож удивились развязному жесту принцессы, но ей было плевать. На самом деле к этим странностям привыкли: всё-таки девочке не исполнилось ещё и четырнадцати, самое время немного подурачиться. Ведь вскоре её высочество отправят завершать образование на Чёрные острова, вот уж где придётся распрощаться с детством.

Огромные часы из потемневшей бронзы показали десятый час. Циферблатов во дворце предостаточно, как и многих других, необходимых в быту механизмов. Особенностью замка Шамбри было то, что пока во всём городе пружины и заклёпки выставлялись напоказ, здесь их тщательно прятали. Но отголоски новых времён то тут, то там вклинивались в повседневную жизнь. То и дело кто-нибудь из обитателей дворца соблазнялся модной диковинкой. И посему здесь в любой момент можно было наткнуться на автоматона с подносом, или на часы, которые крадутся на кошачьих лапах вдоль стен.

Стены, немые очевидцы столетий. Кому-то они служат напоминанием важных событий, а кто-то не видит перед собой ничего, кроме несущей конструкции. К большинству из них Агата относилась неплохо. Она любила это место, до безумия обожала «свой» замок, однако были и исключения. Некоторые камни впитали в себя скуку — навязанную, полную одинокого молчания. А некоторые — обиду, жгучую, граничащую с ненавистью. Такую, что, казалось, не могла она зародиться в таком юном сердце. И всё же просочилась туда.

Принцесса помнила грубые руки с костлявыми пальцами. Теперь-то у неё есть широкая душой и телом Мира в качестве гувернантки. А шесть лет назад её место занимала сухопарая, похожая на безвкусный гербарий, мегера. Она тащила Агату за локоть по этим коридорам — по самым тёмным, старательно минуя парадные. Причиной этому была практичность: женщина экономила время, выбирая кратчайший путь. Но девочке казалось, что няня стремилась в такие места, потому что они были пакостными, как и её душа.

— Ты больше его не увидишь!

— Пусти-и-и!!!

Принцесса выла, хныкала и вырывалась. Никто бы не подумал, что это семилетняя дочь королевы, если б не знал наперёд.

— Так вам обоим и надо!

Агата даже не помнила, за что их наказали. Вероятно, это свидетельствовало о том, что проступок был ерундовым — всего лишь безобидная шалость! Однако взрослые так не считали. Родители не стали слушать объяснений, они пришли к выводу, что это неудачная идея — позволить дочери водить дружбу с каким-то оборвышем. На самом деле у ребёнка была вполне официальная должность: мальчик для битья. До того дня Агата думала, что это только понарошку, но разбитый нос и кровоподтёки, которые оставил его дядя, переубедили её. Ведь никто не смел ударить наследницу. А когда дело потребовало порки, другу досталась двойная порция, за себя и за неё. Агата всё видела, но ничего не могла сделать: няня крепко держала за руки, пока дурно одетый мужчина ожесточённо лупил мальчика. Ему было всё равно: сказали привести ребёнка, чтобы принцессе не было скучно — он привёл. Сказали из-за неё же побить — он не задавал лишних вопросов. Затем девочку уволокли прочь. В последний раз она увидела покрытого синяками друга, когда тот навсегда покидал дворец. Пока никто не видел, он больно толкнул её в локоть и убежал. Не смотря на агрессию, маленькая Агата поняла, что это всего лишь страх, обида и боль. В ту пору она как-то больше умела сопереживать.

С тех пор принцесса не общалась с ровесниками, помимо сестёр и брата. Что касается последнего — к нему тоже определили своего мальчика для битья, которого он уже не раз специально подставлял. Но это был здоровый десятилетний лоб, которого если и били, то чисто символически. Особой жестокости требовало лишь воспитание наследницы. Пьер мог носиться с этим мальчишкой целыми днями, изводя наставников, а Аврора Алеста были ещё слишком малы и играли в куклы.

Кстати, большую часть её кукол выбросили, как только Агате исполнилось шесть.

Она вздохнула. Пора бы перестать вспоминать всю эту мерзость. Старую тощую стерву через два года сменила Мира. Незаслуженно обиженный мальчик стал подмастерьем в каком-нибудь обшарпанном квартале. Агата никогда не видела воочию такие места, но у неё было живое воображение, и про себя принцесса твёрдо верила, что всё именно так, как она придумала. Друг Пьера уже делал карьеру военного, пока сам Пьер швырял в кольцо мяч. Почему-то эта забава нравилась ему даже больше, чем стрельба. Ну а сёстры… Они всё ещё играли в куклы.

Отношения королевских детей можно было назвать сносными, но уж точно не дружескими. Родители сознательно отделили старшую дочь от остальных — ещё одна традиция. Девочка росла, окружённая почестями, но в изоляции и постоянном напряжении. Её выучили приказывать и заставили повиноваться до поры, до времени. Чтобы однажды, много лет спустя, она подвергнула уже свою дочь этим испытаниям.

Ещё одна лестница, последняя, прозрачная. Жёлтый камень, название которого всё не удавалось запомнить — не янтарь, а что-то другое. В минералах прекрасно разбирался отец. Если бы Агата захотела, король с радостью бы передал ей свои знания. Но сам он предложить не догадался, а она не просила. Принцесса была очень горда.

Агата привыкла к одиночеству. В конце концов, у неё всегда есть слуги, с которыми можно перекинуться парой слов. Главное только не выделять кого-то одного. И в ближайшие годы у неё никто не посмеет отобрать Миру. При слугах или фрейлинах здорово шутить, капризничать и не получать за это холодный выговор, которыми часто одаривали её мать и учителя. Отец был добрее, но не конкретно с ней, а так, по характеру. Да принцесса и не хотела друзей, которые смотрели бы на неё снизу-вверх. Выше неё только корона. А что до равных — лишь одно существо могло претендовать на эту роль, но все эти годы оно прекрасно, как думалось Агате, проводило время вдали от неё.

Как бы то ни было, она умела радоваться мелочам. Любила жить и наблюдать за жизнью. Этим принцесса и занялась, высунувшись по пояс в открытое окно, пока никто не видит. Она боялась высоты, но на западное крыло это не распространялось: всего-то ведь пятый этаж. Внизу раскинулись пышные кусты шиповника и кипарисы, а с правой стороны можно заметить площадку для воздушных судов. Тут же находился и ангар. Хоть и достаточно мощная, конструкция замка вряд ли удержала бы всё это на своей крыше. Но участку скалы, с которой дворец составлял одно целое, это под силу. Крыша плавно переходила в каменные ступени, а они вели прямиком на гору с ангаром.

Один из дирижаблей всегда был наготове и в последние годы стал для Агаты предметом недосягаемых мечтаний.

На Шамбри со всех сторон открывался величественный вид. Гранитные стены, многоуровневые переходы на главном фасаде. И одна затерявшаяся среди башен площадка с дирижаблем. Давным-давно кто-то придумал, будто хозяевам замка полагается использовать лишь транспорт особого рода, а такая дорогая, но обыденная вещь, как машина, портит веками сформированный престиж. Хотя она тоже летала. Не на крыльях, так на водороде.

Но Агате дирижабль казался чудом. Она старательно следила за всеми достижениями цивилизации и жаждала увидеть воочию и опробовать каждое из них.

Впрочем, она замечталась.

Чьи-то шаги приближались к повороту. Вычислив последний момент, принцесса послала прощальный взгляд кораблю, вползла обратно во дворец и чопорным шагом продолжила свой путь.

Она должна появиться в тронном зале в половину десятого. Потемневшие от старости часы показывали двадцать семь минут, так что времени ещё полно. Принцесса умела быть пунктуальной. Её привычки и характер шлифовали, и это качество — одно из первых, которые вдолбили ей в голову. Но Агату коробила жизнь по расписанию, когда предопределена каждая минута. И, по мере сил, она старалась нарушить режим хотя бы чуть-чуть.