Солнечная ртуть (СИ) - Атэр Александра. Страница 9

Она тараторила и всё никак не могла отвязаться от оттенков. Её брат Пьер такой же: ратует за правильные цвета и красивые символы, но, в отличии от принцессы, путает девизы и родословные. А ещё постоянно дерзит. Агата же действительно всё знала на зубок и с радостью это демонстрировала. У ментора начиналась мигрень.

— Всё так, ваше высочество. Опустим промахи портных. Расскажите, что значит ваш цвет.

Агата поджала тонкие губы. Девочка с трудом терпела, когда её перебивали. В раннем детстве она и вовсе кричала, да топала ногами, если что-то было не так. Потом принцессу как следует вышколили.

— Сине-зелёный — это соединение чистоты небес и изобилия земли. Безупречность. Иными словами, снова подразумевается то, что наша кровь не такая, как у обычных людей, она магически связана с королевством.

— А изумруд?

— Примерно то же самое, — на секунду заколебалась ученица. — Но без магической составляющей.

Часы на стене пробили полдень. Глобус выпустил ещё одну порцию цветного пара, на этот раз серого, будто в насмешку над уроком. Мигрень набирала силу, а принцессу ждали на занятии по фьёльским диалектам. Литературный язык она знала достаточно хорошо. Но чтобы избежать недовольства матери, приходилось осваивать академическую программу не только в геральдике.

— Что ж, ваше высочество, я не смею вас больше задерживать. Ступайте в библиотеку. Я вами очень доволен.

Агата обернулась на пороге и якобы равнодушно передёрнула плечами. В руках она сжимала стопку тетрадей и заправленное чернилами перо. Подошедшая фрейлина уже собиралась забрать эти вещи: чтобы донести их вместо своей юной госпожи до библиотеки.

— О, я знаю. Скажите это лучше королеве.

Девочка кивнула и величественно отправилась на изучение диалектов. При взгляде на удаляющуюся фигурку сразу становилось понятно, что от природы у неё была прыгающая походка, которую принцессу заставляли скрывать. Но поговаривали, что иногда она убегает от надзора и скачет в тёмных коридорах. Совсем одна.

Глава 6 Ада

Построенный изначально в стиле конструктивизма, в пятидесятые годы университет переобулся в классицизм. Выглядело странно, но занятно.

Ада шла, не глядя по сторонам. Она привыкла не концентрироваться на лицах и потому, вольно или невольно, игнорировала многих знакомых, которые встречались на пути. К такому они давно уже привыкли и не удивлялись. Как и другим причудам.

Как раз это время, двумя этажами выше, сидели в кабинете профессоры, старшие преподаватели и прочие жрецы храма знаний.

— Две бутылки? Это вы достали запасы на новый год, или у первокурсников опять пересдача?

— Третий курс, восемьсот вторая группа.

— Ну, для третьего-то маловато…

Одну из бутылок незамедлительно открыли, настроение уставших от суеты преподавателей стало улучшаться на глазах. Многие из них выработали привычку приходить сюда во время своих же занятий. На кафедре всегда находился чай, скандалы и свежие сплетни.

— Да вы что такое говорите! Восемьсот втора группа даже на первом курсе ничего не приносила. А теперь их кто-то запугал на два литра крепкого. И ведь кто-то из вас! Признавайтесь.

Дело было в том, что в восемьсот второй группе учились известные раздолбаи. Одни появлялись на занятиях четыре раза за семестр, другие пока даже не дошли. Рейтинги хуже некуда, длина списка на отчисление портила репутацию кафедры. Оказалось, уставший от выходок «вольных художников» декан наорал на днях на старосту и потребовал что-то предпринять.

— И что, все принесли проекты? Или решили, что коньяка будет достаточно?

— Не все, конечно, но принесли. С миру по нитке, некоторые даже старались.

Работы провинившихся студентов штабелями стояли в соседней аудитории в ожидании оценок. Экспликации, генпланы, разрезы. Одним словом, подарок молодых людей был гораздо интереснее их курсовых.

Стильно одетая женщина что-то выводила в журнале, глядя на списки фамилий.

— А что же Ада?

— Кто это? Они ж все на одно лицо.

— Ну такая, угрюмая, с большими жёлтыми глазами. Выдумывает всякое… интересное.

Она сделала жест рукой, будто обрисовывая степень интересности.

— С жёлтыми глазами. От болезни, что ли? А ведь ещё такая молодая.

— Да нет же! У неё радужка необычного жёлтого цвета. Я как-то спросила — это, говорит, липохром, редкая мутация.

— В голове у неё мутация! Курсовую вроде принесла, претензий нет. Я ещё не видел, но там наверняка опять из ряда вон.

Под этим подразумевалось то, что третьекурсница отличалась необычным исполнением работ. Помимо чисто технических и регулярных ошибок, она ухитрялась везде использовать свой стиль, основанный на необъяснимой тяге к рептилиям. В оформление просачивались чешуйчатые узоры или мотивы, напоминающие змеиную кожу. Ада знала меру, блюла визуальную гармонию, хотя особо красивыми её работы не назовёшь. И всё-таки девушка была странной.

Преподаватель, который сосредоточено искал на бутылке страну-производителя, удивился.

— А разве её не отчислили?

— Не за что. Всё вовремя сдаёт. Правда, раза с третьего.

За дверью кто-то то ли плакал, то ли смеялся. Никто не обращал внимания, на защитах курсовых услышишь и не такое.

— Ну а что вы хотите, творческая, прости господи, личность. В каждой группе есть такие, особенно на нашем факультете. Её мать известный фотограф, путешествует по миру, вот дочка здесь и скучает. Кто только дёрнул её поступать на градостроителя.

— Поэтому она смотрит так, словно убить готова?

Выражение лица Ады стало её личным брендом. Девушку считали странной, но в пределах относительной нормы. Так, человек с тараканами. Она не была изгоем среди ровесников, хотя даже с ними соблюдала дистанцию. Нашла круг общения, но постоянных друзей так и не завела. С самого детства, если Ада покидала какой-то коллектив по стечению обстоятельств, то это было навсегда. Никаких встреч выпускников или прогулок с друзьями из летнего лагеря, ничего такого. Людям она казалась диковатой и отчуждённой, но со своими плюсами: не шла на конфликт и не любила заискивать, иногда была уморительно неуклюжей.

— Не наговаривайте на бедную девочку. Она просто слишком застенчива, чтобы быть дружелюбной.

На этой фразе разговор свернул в другое русло, и через минуту об Аде уже позабыли.

***

Как обычно, поставили четыре с тремя минусами. Ей было всё равно. Странное настроение гнало девушку обратно туда, откуда она так спешила уйти — домой. Хотелось просто вернуться в тишину. Вообще-то Аду позвали гулять, а может даже отметить сдачу проекта. Обычно она с лёгкостью соглашалась на такие предложения, хотя не любила толпы. Ей нравилось наблюдать, как веселятся другие, это заряжало энергией на какое-то время.

В квартире стояла тишина, но присутствие другого человека улавливалось сразу. Отец был историком и мог похвастаться ненормированным рабочим днём. Обычно он сидел в своём так называемом кабинете и писал книги, посвящённые малой родине. Город-миллионник до сих пор не мог сбросить атрибуты провинции, однако его считали красивым.

Ада никогда не отвлекала отца. Лет пять назад она поняла, что чем реже попадается родителю на глаза, тем им обоим легче.

Они были похожи: оба угрюмые и задумчивые. Но никакого родства душ тут нет и в помине. Наверное, где-то в подсознании Ада до сих пор хотела угодить ему, понравиться, хотя сознательно решила больше не принимать таких попыток. Хватит уж. Они всегда оборачивались крахом: с детства ей удавалось только разочаровывать и раздражать отца.

Он хотел сына, а получил неказистую дочь. Обычная история. Необычно то, что не он семью бросил, а мать.

К Аде папа относился хорошо — как мог, как умел. Она мало походила на его жену, но что-то от неё определённо унаследовала — тоже витала в облаках, вернее сказать, в тучах. Странная девочка, которая не любила сказки. Повзрослев, она по-прежнему живёт в своём мирке и слава богу, если он хоть отчасти связан с реальностью.