Жена для императора (СИ) - Бесподобный Евлампий. Страница 39

— Дагнар Базарт Огмамин Теоросский, сын сорок восьмого императора Теоросса Залрада Африэля — истинного правителя Восьмой Империи Шайгара и всех прилегающих к ним провинций! Сегодня, в этом благословенном храме, пред лицем Верховных Богов и сотней доверенных свидетелей, ты принимаешь священную брачную клятву, связывающую тебя нерушимыми супружескими узами с твоей предназначенной Небесами избранницей, и нарушение коей влечет одно из самых страшных проклятий для любого потомка императорский кровей — неизлечимое бесплодие и потеря всех будущих наследников. Готов ли ты, Дагнар, переступить данную черту и принять супружеский обет? Готов ли ты, Дагнар, до скончания своего века быть верным, преданным и искренне благодарным за данный союз перед собственной супругой и Богами, ниспославшими тебе данный дар?

 — Истинно и до скончания своей жизни! Моя брачная клятва нерушима и подкреплена свидетельством Верховных Богов и этих добрых людей!

Надо сказать, меня то и дело распирало страстным желанием обернуться и пройтись любопытным взглядом по всему окружающему нас пространству, включая высоченные сводчатые потолки над нашими головами и мраморные, натертые до зеркального блеска полы под нашими ногами. Такой роскоши я не могла припомнить ни в одном виденном мною до этого фильме, что вынуждало меня едва не окончательно поверить в реальность происходящего. А уж в услышанное и подавно. Хотя в услышанное, до сих пор верилось с большой натяжкой. Потому что, если судить по тем вещам, которые здесь творились до и происходили теперь — данные Дагнаром брачные клятвы (особенно таким звучным, громким и железобетонно уверенным голосом) были далеко не пустым звуком. И он сам прекрасно все это понимал.

— Иллария Аарин Ардорская! Готова ли ты…

Когда патриарх Апполион вдруг обратился ко мне, почему-то пропустив не меньший список моих титулов и именитых предков, я даже невольно вздрогнула, подняв слегка испуганное (и явно побледневшее) лицо к Его Святейшеству.

— Готова ли ты, Иллария, до скончания своего века быть верной, преданной и искренне благодарной за данный союз перед собственным супругом и Богами, ниспославшими тебе данный дар?

Святые угодники! Так я тоже должна отвечать на этот вопрос?

Глава 13-2

У меня как-то резко закружилась голова, а в легких почему-то стало не хватать кислорода. И едва ли это был очередная реакция на железобетонный корсаж платья и немного спертый от ладана воздух.

Я, конечно, была когда-то безумно влюблена в собственного босса и, да, стыдно признаться, сто раз рисовала в своем воображении, как выхожу за него замуж и даже венчаюсь, но… Это же было целую вечность назад. Дня два, кажется. Но для моего нынешнего восприятия это целая вечность. К тому же, я понятия не имею, сколько длятся сутки в этом мире. Так что… Давать подобные клятвы, не зная, какие меня при этом будут ждать последствия, это, скажу я вам, как прыгать впервые с парашютом без подготовки и с обостренной боязнью высоты. А то и намного хуже!

— Эмм… — наконец-то мне удалось выдавить из себя хоть что-то похожее на звук и даже почти громкий. Но громкий, скорее, оттого, что в зале стало как-то совсем уж тихо. Так тихо, что я могла услышать, как у кого-то урчит желудок с дальнего угла помещения, и как над чьей-то головой жужжит то ли муха, то ли пчела.

А потом мне совсем уж стало не по себе из-за пристальных взглядов ожидающих моего ответа зрителей. И не только одних зрителей. Похоже, я ощутила, как рядом напрягся Дагнар, сдерживаясь от страстного желания повернуться ко мне и сделать со мной что-нибудь, чтобы я наконец-то разморозилась.

И Апполион Шестой тоже заметно подвис, удивленно приподняв брови и явно не зная, что нужно делать в подобных случаях.

— Готова ли ты, Иллария, до скончания своего века быть верной, преданной и искренне благодарной за данный союз перед собственным супругом и Богами, ниспославшими тебе данный дар? — повторил он еще раз слегка дрогнувшим или, скорее, скрипнувшим от напряжения голосом.

— Ну… да! Вроде как! — вспомнить, что там говорил Дагнар, у меня почему-то никак не получалось. Хотя… если я произнесу клятву не в той последовательности и не теми словами, вдруг она не засчитается? — Типа того! Истинно и… отныне… вовеки веков! Аминь!

Как мне хотелось в эти секунды сгореть от стыда! Особенно, когда по залу прошелся взволнованный шепот охреневших от моей клятвы свидетелей. Правда, меня после моего собственного ответа пробрал истерический смех, но я каким-то чудом сдержалась, сцепив зубы и выдавив улыбку сожаления перед верховным жрецом. Ну, забыли мне дать выучить текст перед главной процедурой. Я что, виновата?

Тем не менее, священнику пришлось проглотить… вернее, принять мой ответ с таким видом, будто ему только на темечко нагадил пролетающий мимо голубь. После чего он таки повернулся к стоящему рядом служке и взял у того, державшего наготове на роскошной золотой подушке не менее роскошный то ли пояс, то ли кушак, расшитый дорогими нитями и каменьями.

— Взаимные клятвы да будут нерушимы, как нерушима божественная твердь и Истина, дарованная нам Живыми и Мертвыми Богами! И как нерушим узел священного союза, скрепившего две жизни единой связью, и которую отныне не сможет разбить ни один смертный и ни одно смертельное проклятие.

Пока Аполлион произносил все это торжественным голосом, Дагнар заставил меня слегка вздрогнуть, когда вдруг приподнял правую руку и, не дождавшись моего ответного действия, взял мою левую ладонь, подняв ее едва не до уровня глаз. Я даже поначалу не сразу поняла, что именно он хотел от меня, пока священник не поднес к нашим переплетенным пальцам подготовленный кушак и не принялся наматывать вокруг кистей и запястий матерчатый пояс. Не спеша, будто отчитывая каждой своей фразой тот или иной последующий жест.

— И чем крепче ваши к друг другу чувства, уважение и взаимность, тем крепче данный узел. Тем плодовитей чрево счастливой супруги и сильно семя владеющего ею супруга. И разбить его сможет только смерть…

Мне очень хотелось спросить "Одновременная?", но мне удалось как-то удержаться, хотя слово уже готово было сорваться с моего языка. Тем более, что фраза про плодовитое чрево счастливой супруги и семя владеющего ею супруга едва не сделало с моим возмутившимся сознание свое черное дело.

— Данной мне властью священных Небес и Верховных Богов!

Патриарх наконец-то закончил наматывать на наши руки свою эксклюзивную удавку и принял позу взывающего к потолку жреца. Позу, надо сказать, весьма торжественную и величественную. Не хватало разве что падающих сверху лепестков роз или золотого конфити. И, да, подвывающего хора мальчиков- зайчиков.

— Пред лицем каждого из находящегося здесь свидетеля, объявляю данный брачный союз заключенным и состоявшимся. Преклони Иллария пред мужем своим голову и да поведет он тебя, как истинно принявший тебя муж в опочивальни своего дома. Отныне ты прилеплена к нему духом, плотью и кровью до скончания своих дней. Возьми, Дагнар, супругу свою и провозгласи всему миру законные на нее права. И пусть данный союз будет самым крепким, плодовитым и долговечным. Восславься!

— Восславься! Восславься! ВОССЛАВЬСЯ!

Я опять панически дернулась, когда вместо желаемого хора юных певцов, зал наполнили скандирующие голоса окружавших нас зрителей. Черт! Так и заикой недолго остаться. Я даже возмутиться как следует не успела с последних фраз понтифика.

— А что? Поцеловать невесту — не будет? — но удержаться от вопроса после того, как радостные вопли придворных, слава богу, стихли, а Дагнар помог подняться мне на ноги продолжая держать за руку, на которой уже почти развязали брачный кушак.

— Ч-что? — непонимающе проблеял Апполион Шестой, но я уже на него и не смотрела.

Все мое внимание было поглощено напряженным и чересчур серьезным лицом Дагнара, который уже было собрался развернуть лицом в другую от священника сторону, чтобы повести меня по центральному проходу на выход из храма. Правда, последнего он сделать не успел. Я успела вскинуть к его плечам обе руки, приподняться на цыпочки и… Всего пара быстрых и ловких движений, и я обхватываю его за бычью шею, прижимаюсь приподнятой корсетом грудью к его могучему торсу и… припадаю к его плотно сжатым губам своими изголодавшимися устами.