Выживший на адском острове - Тамоников Александр. Страница 6

Командир роты поднялся с места:

– У меня нет.

Динер кивнул:

– Свободны. Шрайдер, останься.

Как только ротный ушел, начальник объекта налил в бокал еще по сто граммов.

– Маркусу работать с ротой, а мы можем выпить и еще. Кстати, Черный Барон объявил всем офицерам благодарность.

– Это, конечно, приятно, но что стоит за действиями Гартнера?

Динер поморщился:

– Слушай, Анкель, давай больше не возвращаться к этой теме. Нам ни за что не просчитать замысла штандартенфюрера, да и не надо этого. Лучше подумай, где мы разместимся в Ольденхорсте.

– Почему там?

– В деревне Гартнер объявит нам о новом месте службы, но не оставит же нас там? Или в Хендсдорфе? Уверен, какое-то время мы проведем в Ольдерхорсте.

– О, в городе полно ресторанов, кафе. А на восточной окраине, по Купферштрассе, 6, стоит двухэтажный особняк. На первом этаже кафе «Линда» по имени владелицы, Линды Кренц. Это гостевой дом, а фактически – вполне приличный бордель. Там и кухня хорошая, и девочки отменные.

– Откуда ты знаешь этот бордель? Бывал там?

– Дважды. Когда прибыл в штаб батальона СС для дальнейшей отправки на остров и перед самым отъездом. Меня туда водил помощник начальника штаба, оберштурмфюрер, не помню его фамилии, имя Удо. Мне понравилось. И недорого, и чистенько, и безопасно. Девочки – все немки, а сам гостевой дом, как сказал оберштурмфюрер, под покровительством начальника гестапо.

Динер кивнул:

– Ну что ж, «Линда» так «Линда». Вопрос, сколько времени дадут нам на отдых. Думаю, не меньше недели. Интересно, куда нас отправят?

Шрайдер поморщился:

– Лишь бы не на Восточный фронт.

Штурмбаннфюрер недовольно посмотрел на начальника лагеря:

– Ты боишься попасть на Восточный фронт? Боишься русских?

– Зачем вы так, герр Динер, я никого не боюсь, но близится зима. А она в России жестокая. Я не переношу холода. Кстати, в отделе управления, где я служил до отправки в командировку, у меня был товарищ. Сам напросился в Россию и вернулся в феврале с обмороженными ногами, которые, в конце концов, пришлось ампутировать. Сейчас он на протезах служит в управе какого-то района под Лейпцигом. Нет, если получим приказ, то мы, верные фюреру, отправимся хоть в ад, но лучше бы избежать этого. Туда мы всегда успеем.

– Разумно. Между нами говоря, я тоже не стремлюсь в Россию. Хотя наверняка мог бы претендовать на высокую должность на оккупированных территориях. Посмотрим, как все сложится.

– Да, гадать бессмысленно.

– Еще по сто граммов?

– Нет, по-моему, это уже лишнее.

– Ты прав.

– И что теперь делать, не представляю.

– Выспись.

– Да разве сейчас уснешь?

– Ну, тогда неси службу. До полудня он будет в силе.

– Пройдусь еще раз, осмотрю прибрежную линию.

– Верное решение. А я прилягу, устал.

– Это от нервов, все же инспекция Черного Барона – это не шутка.

– Да. Если что, буду у себя.

– Хорошо.

На ужин заключенных вывели по старому распорядку.

Пехнер пристроился рядом с Влахом:

– Почему тебя отпустили, Эрик?

Влах прошипел:

– Отстань от меня.

– Но попытку побега гитлеровцы не прощают, а тебя отпустили.

– Еще слово, и я задушу тебя.

– Хорошо, молчу. Главное, мы живы. И я увижу свою Марту.

– Увидишь. В ином мире.

– Не говори так.

– Отвали.

После ужина время пролетело быстро. Влах ушел в дальний угол барака, где было больше поляков. Среди них выделялся Ярош Ганек, тоже приговоренный к смертной казни за покушение на начальника гестапо в своем городке Колице и тоже помилованный фюрером с направлением на Ургедон.

– Привет, Ярош!

– А, неудачный беглец? Привет, Эрик. Странно, что тебя выпустили, а не расстреляли. Почему, хотелось бы знать?

– И ты туда же. Ну откуда мне знать, почему эсэсовцы меня не расстреляли? Может, потому, что я не попросил их об этой услуге? – улыбнулся Влах.

– Вот ты шутишь, Эрик, а по бараку идет слух, что ты согласился быть стукачом.

– Да? И кто же такой умный придумал подобную глупость?

– Ну, во-первых, это не глупость, гитлеровцы просто обязаны были тебя публично расстрелять, дважды жизнь не дарят. Но ты даже сутки не просидел в карцере. А во-вторых, слухи на то и слухи, что никогда не знаешь, от кого они исходят. Однако, как говорится, дыма без огня не бывает.

Влах насторожился:

– Ты тоже считаешь, что я продался немцам?

– Не задавай ненужных вопросов, это мое дело, что я считаю.

– Хорошо, но тогда пораскинь мозгами, для чего гитлеровцам стукач на этом острове?

– Как для чего? А вдруг узники решатся на бунт?

– Ты плохо знаешь немцев.

– Ну да, конечно, немец-то у нас ты, а я недочеловек – поляк.

– Прекрати, я о другом. Если гитлеровцы предполагали бы, что в этом очень странном концлагере может подняться бунт, то они внедрили бы своих людей еще на этапе его формирования. А вербовать беглеца смысла нет. На него сразу же подумают, что ты и доказал своим подозрением. Что ж, пойду к себе, ни с кем разговаривать не буду, чтобы не вызвать подозрений.

Но поляк остановил его:

– Погоди, Эрик, присядь.

– Для чего? Для того, чтобы и тебя обвинили в пособничестве фашистам?

– Перестань. Люди нервничают, боятся. Правда, большинство уже смирились со своим положением, но есть и такие, кто жаждет свободы.

– Ты лучше составь список, чтобы удобнее было передать часовому.

– Я сказал, перестань. Не ерничай. Я смотрю, твой друг Пехнер сломался?

Влах вздохнул:

– Сломался. А какой боевой был. Мы с ним на подрыв электростанции пошли, там нас и взяли. А до этого много неприятностей гитлеровцам доставили. И всегда Пехнер в первых рядах был. А сейчас он – другой, не тот, прежний Апсель. Готов терпеть каторжные работы десять лет.

– Его ведь тоже приговорили к смертной казни?

– Да, нас обоих.

– Как меняются люди. Но судить таких не нам.

– Это верно. Интересно, что будет дальше?

Ганек улыбнулся:

– А что, эсэсовцы, спуская тебя в карцер, не сказали?

– Больше били.

– Да не особо старались.

– Ты предпочел бы, чтобы меня изуродовали?

– Я не о том. Если офицеры запрещают издевательства, даже выпускают из карцера, и это потому, что прилетал какой-то высокий чин, то значит – что? А то, что мы им еще нужны, иначе положили бы всех на острове, чтобы не тратиться на распределение по концлагерям. А вот для чего нужны, непонятно. Может быть, хотят перебросить на другой остров, их в этом районе много?

Влах посмотрел на Ганека:

– Для того, чтобы в кратчайшие сроки построить еще один макет города?

– Почему макет? Строили капитально. Если ты о коммуникациях, то они, по-видимому, сейчас и не нужны. Позже проложат.

– Если британская авиация не разбомбит.

– Черт, тоже верно, прикрытие у этого острова слабое.

– И это несмотря на то, что в городе Ольденхорсте, в ста километрах от побережья, стоит штаб северного командования ПВО вермахта. Там, в самом городе, дислоцируется авиационный полк. Но что-то я не замечал, чтобы наш район контролировали «Юнкерсы» или «мессеры».

Ганек сказал:

– Были, раз пять летали, а вот британцев не было.

– Прилетят, когда надо будет. У них разведка не дремлет. Просто пока не видят необходимости бомбить этот Ургедон. Не могут понять, с какой целью на нем возвели город.

– Может, и так. Но тогда какой смысл строить другие города?

– Да черт их знает. Это надо было у высокого чина спросить. Возможно, подбросят британцам дезу, что на островах под городки маскируют новые средства ПВО. И тогда те налетят, а их перехватят. Но что голову ломать, Ярош, нам от этого ни холодно, ни жарко.

Ганек кивнул:

– Это так, но нет ничего хуже неизвестности. Кончили бы уж или перевели бы в концлагеря, если вдруг решили смилостивиться. Но не расстреливают и переводить вроде не собираются. Непонятно.