Попаданец в себя, 1960 год (СИ) - Круковер Владимир Исаевич. Страница 2

А деньги мне в шестидесятых не так уж нужны, поскольку есть у мамы сбережения немалые, да и тратить деньги пока особенно и некуда там в Иркутске, разве в ресторан сходить — днем рубль, а вечером три рубля, если без пьянки. Пить мне юному строго нельзя, в нынешней жизни из-за алкоголизма много ущерба претерпел. А если я в своем попаданчестве доберусь до себя самого, то уж денег с таким опытом и знаниями будущего заработаю на раз. А пока надо попользоваться хлипким телом сына Сталина и прелестями Москвы для вип-персон. Вот тут то выпивка не возбраняется, все равно организм уже разрушен и смерть не за горами.

Гражданской одежды, кроме шерстяного спортивного костюма и пижамы в квартире не обнаружилось. Одел полевую форму с колодками наград. Взял трость, так как на правая нога ступала не очень уверенно. Подумал о времени года и выглянул в окно. Мягкий снег буквально плыл в лучах утреннего солнца, оседая на жестяной козырек подоконника. Термометр, прибитый снаружи, показывал минус 7. Пришлось накинуть утепленную шинель и одеть генеральскую папаху. Возможно Василий одевался и полегче, но мое сознание еще зябнуло, привыкнув к жаре Израиля.

Я спустился со второго этажа, отметив широкие и невысокие ступени лестницы, открыл тугую и высокую подъездную дверь. И только направился вдоль по тротуару, пытаясь сориентироваться, как меня окликнули.

— Василий Иосифович, — говорил из окна какой-то зарубежной и черной, как жук машины, усатый старшина, — куда поедем?

Ни фига себе, подумал я, значит ему после тюряги и машину вернули. Впрочем, генералам, наверное, положен служебный автомобиль. А может это его личный. Он, кажется, целых три из Германии привез.

— Я пройдусь, — кивнул я шоферу. — А ты до завтра можешь отдыхать. Я пройдусь и пойду отсыпаться.

Возможно, для водителя сие послабление было необычным, возможно — напротив. тем ни менее он спокойно уехал, а я пошел дальше, отмечая небольшое количество прохожих и чистоту улиц. Есть (да и выпить) хотелось все больше, в голове (не иначе под действием личности Сталина) начали вырисовываться характеристики интересных питательно-напивательных заведений.

«Арагви» мог порадовать шашлыком по-карски (почечная часть на косточке) и по-гусарски (баранина, прослоенная салом). Там можно было встретить Евтушенко или Вознесенского. Следовало как-то потом заглянуть, повидать Фаину Георгиевну Раневскую, она тоже было любительницей острой мясной кухни.

«Прага» на Арбате могла порадовать настоящим чешским пивом. Которое, впрочем, не лучше Васиного нефильтрованного. А чешско-немецкие сосиски, колбаски, шпикачки с непременным тушеным горошком и кислой капустой в данный момент не сильно привлекали… Однако подсознание Василия неплохо моему сознанию подсказывает. А где я, собственно, нахожусь. Оглянувшись на свой дом я восторженно оглядел множество античных фигур, образующих фриз второго этажа. Когда-то я любовался этими скульптурами дома № 4 в Плотниковом переулке. Значит именно тут шикарно обосновался Василий Сталин. Жаль, не надолго…

Место оказалось знакомым, так что через пять минут я в теле Сталина дохромал до Арбата. И, не рискуя напрягать ногу длинным маршрутом, мимо Сивцева прямиком по Арбату до Праги, куда как обычно ветвилась очередь… в мое время. А нынче — никого. «Сверчки» московские знают свой шесток, и Хрущевская псевдоотепель не разучила сталинской дисциплине.

Вхожу. Действительно роскошно. Пышно одетый швейцар вопрошает, кланяясь:

— Куда изволите, Василий Иосифович?

Пролистываю память завсегдатая: он отметился во всех девяти залах ресторана («Ореховый», «Белый», «Музыкальный», «Чешский», «Новопражский», «Бирюзовый» и «Купольный» — залы на втором этаже, на четвертом — «Ротонда» и «Мозаика», на пятом — банкетный зал «Зеркальный») и семь приватных кабинетов и на четвертом этаже два зимних сада, их не уничтожил даже послереволюционный коллектив безработных художников.

— В чешский, сегодня пивной день.

— Дозвольте проводить…

Подхватывает под ручку со стороны особо больной ноги и сопровождает, позволяя не пользоваться тростью. И это правильно, я не очень то ориентируюсь в этой обители элитных гурманов.

Выбираю стол в углу, давняя привычка обезопасить спину. Официант с метрдотелем тут как тут.

— Биточки с креветками и ветчиной сегодня хороши, удалась брамборачка (грибной суп с картофелем), свиная рулька, запеченные колбаски, пражская ветчина…

Вспоминаю Сергея Лукьяненко, который только родится через восемь лет. «…Мне уже несут «печено вепрево колено» — жареную свиную ногу. Изумительно вкусная вещь. И сервирована она, как положено — на грубой деревянной доске, изрезанной ножами, с горками хрена и горчицы, лучком и огурчиками… Отрезаю изрядный кусок мягкого, сочного мяса. Отправляю в рот и запиваю хорошим глотком пива» [4].

Заказываю. Вскоре несут фирменный Пражский салат с грибами, несколько бутылок чешского светлого и вожделенную рульку. На деревянном блюде кроме всего прочего горка жареной капусты. Отхлебываю ледяное пиво, отрезаю нежное и жАркое мясо, окуная кусок в горчицу.

Да, жить хорошо!

Почти во всех книгах про попаданцев в молодые тела те переживают гормональный экстаз, охмуряя женщин направо и налево. Для охмурения эти нелепые попаданцы используют популярные песни нашего времени. Естественно, они после попадания обретают красивым голосом и умением играть на разных инструментах. Чаще всего — на гитаре или её фантастических аналогах. Наверное потому, что в трудное время дикого капитализма, обескровливающего Россию, люди хотят хоть частично удовлетворить свои детские комплексы. Кто из детей не мечтал о могуществе, удачливости, богатстве… Причем, желательно сразу, без труда и без забот.

Но вот мне не повезло. Угораздило попасть в беднягу, который без пяти минут снова зэк. С изношенным телом. Всего пару часов назад кайфовал от еды и пива, и вот расплачиваюсь тухлой отрыжкой, болями в печени и тяжелой головой. Сын вождя на час, даже не факир а так — раздавленный мажор. Которому два шага до марта 1962, когда придет персональная смерть в убогой однушке Казани.

Мелькнула мысль, что в какой-то мере могу облегчить последние годы бедняги. Например, вторично покаяться у Хруща, пообещать, что все осознал и буду нем, как рыба. И даже напишу статью с осуждением Сталина.

А пока надо обследоваться и подлечиться. Мой донор, вроде, приписан к Кремлевской больнице…

Увы, беспрерывный звонок в дверь поставил точку над благими намерениями. Я отступил в глубину сознания, дав Василию право распоряжаться телом. И сын вождя, уже познавший от слияния со мной свое будущее, поступил как поступал на фронте — мужественно.

Он достал именной пистолет ТТ и, выйдя в коридор, хладнокровно расстрелял вломившихся НКВДешников… Вернее — КГБешников.

А потом застрелился сам!

Глава 2

Второе ложное попадание было еще интересней. Я угодил в девяностые, в жирное и нечистое тело иркутского миллионера-бурята. Проснулся в огромной кровати с балдахином и в компании с малолеткой.

Комплекс эмоций чуть не свалил меня в обморок, но сознание не оплошало — вытянуло инфу из мозга этого неприятного человека. Странное это дело — поглощать чужое сознание, я к примеру теперь знал бурятский язык, а Вася Сталин наградил меня неплохим немецким, да и поршневым самолетом я смогу управлять.

Моему новому телу сорок пять лет, его прошлый носитель поднялся на частной золотопромышленной артели в Бодайбо, потом подмял торговлю омулем и урвал часть пушного бизнеса. На Кипре у него в банках уже миллионов пятьдесят, солидная сумма и в московском «Сибирь-банке». Полно недвижимости: катера, машины, квартиры в Иркутске, на Кипре и в Москве. А взглянув на это туловище в зеркало, я поразился обилию золотых погремушек.

Тем ни менее тело по первым ощущениям было здоровым, даже похмелье почти не сказывалось. Буряты — раса крепкая, но они рано умирают от водки. А пьют практически стопроцентно. Северные народности не ведали об этой гадости до встречи с белыми купцами, поэтому спивались быстро и наследственно.