Кузнец (СИ) - Бляхер Леонид Ефимович. Страница 20

Вот и решили мы на совете, что войском всем командует Хабаров. Степка Поляков стал вскидываться, дескать, он – вольный казак – под промышленником ходить не станет. Я тогда и привстал, навис над ним, и объяснил ему, что вам здесь совсем даже не тут. Все же опыт общения с бандитами – вещь полезная. По понятиям завиноватить человека – дело важное и, порой, необходимое. Он и сник. Так и осталось. За своих отвечает каждый сам. Но войско идет туда, куда укажет Хабаров, делает то, что скажет «приказной даурской земли». Я для себя отобрал десяток толковых мужиков, начал их натаскивать на пушки. Заряжать, чистить, стрелять. Мне было нужно, чтобы они не просто умели это делать, а делали максимально быстро.

Пока народ собирал манатки, мы все тренировались с пушками. Даже пару раз выстрелили. Конечно, не картечью, каменными ядрышками. Хоть так, и то опыт. Но все когда-нибудь кончается. Кончились и сборы. Мы грузились едва не последними. Выделил нам кормилец-воевода шесть изрядных кораблей. Но нас много было. Набились, как сельди в бочку. Еще и поклажу с собой брать пришлось. Наконец, пушки, ядра, картечные заряды, порох – все загрузили. Соорудили даже лафеты с колесами. Тоже затащили на струг. Никифор, женатые казаки, несколько мужиков оставались в Якутске. У них было свое задание. А мы, наконец-то, двинулись. Впереди меня ждало Приамурье и, возможно, смерть.

Глава 7. Даурская земля

Поход был совсем не простой. И через хребет переваливались трудно, по волокам шли, корабли на себе тащили. Только к началу осени вышли на Шилку. Пошли уже на кораблях. На Амур-реку вышли. На мой Амур! Я невольно искал в тянущихся вдоль реки сопках какие-то знаки, знакомые черточки, и не находил. Но это ничуть не уменьшало обуревавшей меня почти животной радости – я на Амуре! Собственно, Амур образуется от слияния рек Аргуни и Шилки. Но, чем ближе мы подходили к месту, где Хабаров оставил свой отряд, тем волнительнее становилось. Живы ли? Сколько дауров вокруг? Справимся ли?

Не доходя до городка князя Лавкая, велел Хабаров рулить к берегу. Высадились, и тихо пошли к городищу. Даже пушку одну с собой покатили. Не зря я ей лафет на колесах соорудил. Подходим – картинка с выставки. Вокруг городка скачут на конях толпы дауров, стрелы в сторону стен пускают. Все в крепкой брони, визжат что-то злое. Наши изредка отстреливаются. Совсем не залпами. Видно, пороху совсем мало осталось. Мы построили своих, зарядили ружья, да дали пару залпов по даурам. Попали не то, чтобы в очень многих. Но напугали изрядно. Часть всадников кинулась на нас, часть бросилась врассыпную.

Стрелки отошли в глубину строя. Их место заняли пикинеры. Мы с пушкарями выкатили вперед пушку. Зарядили картечью. Выстрелили. Эффект был потрясающий. Первый ряд всадников, как корова языком слизнула. До пикинеров добрались единицы. Их на пики и подняли. Поняв, что противник кончился, мы вышли из лесу в сторону городища. Нам навстречу выбежали люди из крепости: худые, оборванные, счастливые, что остались живыми. По их словам, они попытались взять на приступ соседний большой город Яксу. Только сил не хватило. Пришлось бежать. Заперлись в городище, все время, пока ждали помощи, сидели за стенами.

Собрали совет. После долгих криков решили идти на Яксу. Благо, было совсем недалеко. Версты три-четыре. Опять сели на корабли. Высадились, чуть не доезжая городища. Городище изрядный. Увидев нас, дауры стали выезжать из города. Было их много. Человек пятьсот, наверное. Охочие люди и казаки Полякова принялись было засеку строить. Только не успеть им никак. Дауры уже копья свои наклонили, да к нам поскакали.

Наши парни к таким делам были вполне готовы. Щиты выставили, закрепили. Приготовили ружья и дали залп. Потом еще один. Пока новые заряды засыпали, мои пушки картечью огрызнулись. Даурская лава сначала притормозила, а потом и обратно побежала. Уже не лава, а толпа. Не знаю, сколько точно мы уложили. Но, кажется, что не меньше сотни. Деревянные ворота города закрылись. Зато со стен в нас полетели стрелы. Наши прикрылись щитами. А казакам Полякова досталось изрядно. Кому прилетело в руку или ногу, а кого-то и насмерть приголубило. Идти на приступ под стрелами было не очень весело. Выкатили пушки. Все-таки дальность пушки раза в два больше, чем стрелы. На этот раз зарядили каменными ядрами. Вдарили по стенам. Стены не двойные. Обычный частокол. Калеными ядрами бревна кололо только так. Дали еще один залп. Частокол изрядно проредили. Народу даурского тоже побили изрядно. Поток стрел стал совсем жидкий. Тут и ружья стали свою жатву сбирать. Дали несколько залпов и быстро побежали к разбитым стенам. Охотники и якутские казаки рванулись за ними. Но наши побежали не все. Часть осталась при ружьях, отстреливая тех, кто собирался сопротивляться. Дауры со стен удрали. Пока наши через их частокол перелезали, те и вовсе из городка рванули. Аж пятки засверкали.

Хабарово войско вошло в городище. Городище было не слабое. Почти квадратные стены. Внутри вполне удобные срубы. Только печи топились по-черному. Домов сто, наверное. Решили там себе отдых дать. Выставили часовых у порушенной стены. Остальные расползлись по домам. В отличие от городища Лавкая, здесь добычи было меньше. Хотя не сказать, что совсем не было. Нашлось изрядно зерна, немного шелковых рубах, были и серебряные украшения. У убитых сняли добрые брони-куяки, поймали и десятка четыре лошадей. На струге они без надобности, а по суше, так очень даже. Решили здесь зимовать. Тем более, что по реке вот-вот шуга ледяная пойдет.

Поляков опять хотел бучу затеять, что его обделили. Но тут уже Хабаров рявкнул, что того никто не звал. И коли ему что-то не по нраву, может и проваливать. Поскольку нас было в четыре раза больше, тот заткнулся. Мы же принялись обживаться. Подновили стены, избы поправили. Пока река не стала, посылали охочих людей за рыбой, за зверем. Мясо коптили, солили. Мололи муку. Здесь опять «чужаки» отличились. Свою долю зерна перегнали в вино, точнее, в самогон. Честно сказать, наши тоже это делали. Только Хабаров сразу отложил часть зерна, которая шла только на еду. К тому зерну приставил своего племянника, Артемия с тремя казаками. По совету бывшего кабального Степана Смоляного, стали собирать еловую и сосновую хвою. Делать на их основе настои. Не вкусно, конечно, но от цинги спасает. А в зиму цинга здесь – главная напасть.

Недели через две, как мы городок этот заняли, показался от леса отряд всадников. Немного, человек девять-десять. Брони богатые. Высокие и сильные кони. Луков не видно, копья наклонены к земле. Я уже собирался дать по ним залп, когда подбежал наш толмач. Он был из казаков. Но понимал по-монгольски, говорил на бурятском и тунгусском.

– Не стреляй, Кузнец! Видишь, они копья к земле опустили. Это переговорщики.

– Ну, переговорщики, так переговорщики. Скажи Ерофею. Он старший, пусть решает.

Тот убежал, а скоро подошел и сам Хабаров.

– Давай, Кузнец, узнаем, чего басурмане хотят.

Взяли мы тоже десяток, да поехали им навстречу. Толмача, понятное дело, тоже взяли.

Дауры были важными и суровыми. Я не антрополог, но внешне типичные монголоиды. На каждом полный ламинарный доспех. Выехал один. Что-то проговорил.

– Я – князь Лавкай, со мной князь Албазы и самые уважаемые воины. Что вам нужно в нашей земле? – перевел толмач.

– Я – приказной человек, Ерофей Святицкий. Со мной мои ближники. Великий царь всея Руси предлагает тебе, Лавкай, и твоим людям быть под его высокой рукой. Переводи, Прокопка.

Прокоп довольно долго переводил. Наконец, князец, зло глядя через бойницы узких глаз сказал, как выплюнул, а толмач перевел:

– Мы не знаем и не хотим знать русского царя. Мы платим дань владыке Богдойскому из небесного рода Айсинь Гёро. Если ты быстро убежишь, то твои люди останутся живы. Если нет, то скоро узнаешь, что значит, гнев дауров.

– Ишь, какой грозный – усмехнулся Хабаров – А напомни-ка ему Прокоп, как его воины два раза от наших бежали. И скажи, что сегодня они уйдут живыми только потому, что я переговорщиков не убиваю. И если в ближайшее время они придут ко мне с шертью, я, так и быть, их приму. А после наградой им будет только погибель.