Ледяные Волки (ЛП) - Кауфман Эми. Страница 43

Она наклонилась, чтобы схватить ветку, развернулась и изо всех сил швырнула ее в реку. Держась за один конец, она толкнула другой в поток. Из последних сил Андерс заставил свои ноги работать, рванулся к нему и врезался в него с силой, которая отразилась от его тела.

Он обхватил ее лапами, вода цеплялась за него ледяными пальцами, пытаясь утащить. Над ним Лисабет использовала силу течения, чтобы качнуть ветку параллельно крутому берегу.

Андерс погрузил передние лапы в мягкую грязь, зацепившись одной за корень дерева, а Лисабет отчаянно тащила другую ветку, чтобы построить для него мост. Собрав последние силы, он вскарабкался наверх. Лисабет наклонилась, схватила его за шкирку и помогла подняться по крутому болотистому склону, пока они оба не свалились в снег на берегу реки.

Наконец он отпустил чашу, дрожа и выплевывая воду большими судорожными глотками.

Лисабет все еще обнимала его, наполовину под ним, все еще держа его, как будто даже сейчас он мог ускользнуть под поверхность яростной реки.

Даже если бы он был человеком, как она, он не смог бы говорить, все еще охваченный кашлем. Но он повернул голову и, прерывисто дыша, прижался мокрым носом к ее холодной щеке в знак благодарности.

Прошло некоторое время, прежде чем они заговорили, и, в конце концов, молчание нарушила Лисабет.

— Прости, — прошептала она.

Ему пришлось ответить по-волчьи, дернув ушами и тихонько заскулив.

— Мне тоже очень жаль.

Ее лицо было почти скрыто в темноте, но он знал, что она поняла его.

— Я должна была тебе сказать. Я просто… все судят обо мне по моей матери. Мне нравилось заводить друзей, которые этого не делали. Я хотела, чтобы ты мне доверял. И ты можешь мне доверять.

И теперь он знал, что она права. Он проскулил еще один вопрос.

— А остальные знают?

— Большинство, — призналась она. — Но они знают, что я во многом с ней не согласна, поэтому не поднимают эту тему. Впрочем, они также и не забывают.

Это объясняло одиночество, которое он чувствовал в ней, понял он. Изоляция.

— Я не та дочь, которую она хотела, — продолжала Лисабет все еще шепотом. — Мой отец должен был быть сильным волком. Вместо этого он был торговцем из Бейсиды, который вернулся на корабль еще до моего рождения. Я не уверена, что он вообще знает о моем существовании. Если она когда-нибудь и мечтала о ребенке, то совсем не так.

Андерс задумался, не потому ли Лисабет так старалась и всегда была лучшей в классе.

— Это потому, что я веду себя не так, как должна вести себя ее дочь, потому что я задаю так много вопросов, что она должна быть самой лучшей волчицей, какой только может быть, — прошептала Лисабет.

Андерс и сам кое-что понимал в том, что не стоит измерять, и молчал, обдумывая ее слова.

— Я тоже лгал тебе, — сказал он, наконец. — Я не сказал тебе, кто моя сестра. Я не сказал тебе, что пытался сделать. Я боялся кому-нибудь рассказать.

— У нас обоих были причины, — тихо сказала она. — Некоторые из них были хорошими, некоторые — плохими. Но я знаю, что мы никогда не хотели причинить друг другу боль.

В конце концов, Лисабет была там — была здесь — когда он нуждался в ней больше всего. Она вела себя как друг, даже когда он думал, что это не так.

Оказалось, что она все-таки с ним.

Он стукнул хвостом по земле, потому что холодная вода словно смыла его гнев.

— Мне не следовало оставлять тебя. Простишь меня?

— Давай простим друг друга, — сказала она, поднимая чашу. — И давай продолжим путь в Дрекхельм.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Когда Андерс немного успокоился, он перекатился по снегу, чтобы сбросить как можно больше воды с меха, стараясь не обращать внимания на растущую боль и синяки по всему телу. Ему повезло, что он ничего не сломал.

Они двинулись в том направлении, куда он шел, Лисабет все еще была в человеческом обличье. Они остановились, когда нашли небольшой ручеек, питающий реку, и она использовала его, чтобы наполнить чашу и проверить их курс.

— Туда, — сказала она, указывая в сторону от реки и дальше, в сторону гор.

— Как ты переправилась через реку? — спросил он, оглядываясь назад и думая о бурлящем потоке, когда она наливала воду из чаши.

— Я нашла место повыше, — сказала она. — Но главное, я не пыталась нести чашу во рту, так что я действительно могла дышать. — Она поставила чашу и уперлась руками в колени, дрожа в одежде, такой же мокрой, как их мех после купания. — Это так трудно изменить.

Андерс тихо заскулил в знак согласия, наблюдая, как она собирается с силами, чтобы попробовать.

— Не знаю, как мне это удалось, но я была в ужасе, — продолжала она. Она посмотрела на заснеженную землю под ногами. — Я также не думаю, что устала. Обычно это меня не останавливает. Мы приближаемся к горам. Где-то там внизу есть лава. Наши тела знают это. Для нас становится труднее измениться, даже когда мы находимся в снегу.

Она глубоко вздохнула и тихо заскулила, вытянувшись в волчьем обличье, выставив перед собой лапы и долго потягиваясь.

Он навострил уши, и она прижалась к нему, ткнувшись носом в его нос в ответ. Было приятно снова стать «мы».

Они оставили за собой более четкую тропу, когда снова двинулись в путь, укрытие деревьев сохраняло сугробы, которые растаяли на равнинах и на опушках леса. Лисабет ушла вскоре после Андерса, и хотя Эннар еще не догадалась, что чаша пропала, поскольку уже прошла половина ночи, теперь она наверняка это поняла.

Они не могли позволить себе остановиться и отдохнуть. Так что они шли по очереди, один нес чашу, а другой прокладывал путь сквозь снежные заносы, и их головы опускались все ниже и ниже по мере того, как росло их изнеможение.

Спустя некоторое время Андерс чуть не налетел прямо на хвост Лисабет и, моргнув, проснулся, осознав, что задремал на ходу. Небо за их спинами начало светлеть, розовые и оранжевые тона поднимались над горизонтом, когда рассвет готовилась дать о себе знать. Они не спали почти сутки.

Деревья, наконец, поредели, и Лисабет остановилась, потому что они впервые ясно увидели горы, парящие в облаках над головой. У них были крутые склоны черных скал, местами отвесные, с крошечными серебристыми водопадами, падающими с огромной высоты на сотни футов к земле. Снег поднимался все выше, пока вершины не скрылись в облаках, и огромные валуны усеивали склон, как будто их небрежно бросили туда когда-то в прошлом.

Тропинка, по которой шли Андерс и Лисабет — тропинка, на которой настаивала чаша — вела прямо вверх по крутому склону.

Так что Андерс взял свою очередь, чтобы вести, и он продолжал подниматься. Где-то наверху находилось самое большое скопление драконов в Валлене. Он надеялся, что где-то там, наверху, находится Рейна.

***

Нижние склоны горы постепенно понижались, и в течение нескольких минут Андерс думал, что подъем будет не таким уж плохим. Он пробирался между валунами и последними редеющими группами деревьев. Земля превратилась в осыпь, рыхлые камешки скользили под их лапами, но он обнаружил, что, когда оставался низко к земле, то мог лучше ухватиться.

И он, и Лисабет время от времени оглядывались назад, высматривая драконов, но хотя небо на горизонте позади них было розовым, впереди оно все еще было бархатисто-темно-синим, и он знал, что у него мало шансов предупредить их, если они спустятся из Дрехельма.

Поэтому он просто сосредоточился на поиске безопасных точек опоры, двигаясь вверх по горе так эффективно, как только мог. И, в конце концов, он понял, что наткнулся на какую-то тропинку. Между клочками снега он видел, как она врезалась в скалы, и примерно через час обнаружил четыре ступеньки, вырезанные в особенно крутом подъеме.

Когда-то давно кто-то хотел, чтобы к этому месту можно было подойти пешком. Давным-давно, судя по тому, как погода стерла ступени.

Впереди виднелся огромный валун, который, казалось, должен был хоть как-то укрыть от усиливающегося ветра, и он решил остановиться на дальней его стороне, чтобы рассказать Лисабет о ступеньках, хотя и знал, что она не могла их пропустить. Это был предлог для отдыха.