Драфт. Часть первая: build (СИ) - Морецкая Анна. Страница 41

Так и не находя в себе сил двинуть даже головой, Кэтрин одним лишь взглядом окинула комнату. Кровать, на которой она лежала, судя по изножью, была довольно широка. Противоположная стена едва виднелась в потемках, но ее явная отдаленность довольно явно обозначала, что помещение, в общем-то, не маленькое. Плотные шторы на окне были сдвинуты, не давая понять от чего так темно в комнате, и вызывало закономерные вопросы: сколько она уже здесь лежит и как долго была в обмороке? Что в свою очередь вопрошало: а что это такое вообще с ней приключилось?

Видимо Кэти все-таки пошевелилась, потому что женщина в кресле встрепенулась, отложила вязание и, сделав свет поярче, поспешила подойти к ней. Теплая ладонь ее опустилась на голову девушки, а сама она мягко произнесла:

— Пришла в себя, милая? Ну, ничего-ничего, теперь все будет хорошо, — и погладила Кэтрин по волосам, как маленькую.

Этот жест незнакомой в общем-то женщины мог и обидеть, и показаться неприятным, но — нет, ничего подобного девушка не испытала, а наоборот, вдруг почувствовала себя уютно и спокойно. А главным было то, что эмоции бабушкиной приятельницы почему-то совершенно не давили, не пытались вклиниться в ее разум, и даже, казалось, не бежали своим чередом мимо, а лишь шуршали далеко-далеко — едва на приделе слышимости.

Комфортно. Спокойно.

— А что со мной произошло? — спросила Кэти у женщины.

— Да как тебе сказать? Слава Богу, ничего страшного не случилось. Это, конечно, не настоящая гипероксия, но все же, твоему организму, привыкшему к кондиционированному воздуху, было явно многовато кислорода. А ты, мало того, что вздохнула полной грудью — от души, но еще и в открытое, ничем неограниченное небо посмотрела, что и спровоцировало первое головокружение. Ну, а потом, как следствие, обморок. Все же, вы — городские, очень изнеженны. Такое часто с вами бывает, — со смешком, но как-то мягко и необидно, ответила госпожа Разумовская:

— Грэг должен был тебя предупредить о подобной возможности! Ох, и влетело же ему от Самвэла Сергеевича, после того, как он стабилизировал тебя, и ты уснула. Самвэл — он наш врач, и встречал тебя вместе со мной, как раз вот на такой случай. Но мы очень надеялись все-таки избежать подобной ситуации. Ну, ничего, через пару дней твой организм адаптируется и мы тогда уже без всякого риска для здоровья начнем знакомство и с небом, и с морем, и с открытыми просторами, — также улыбаясь, продолжила говорить дама. — Да, можешь звать меня просто Альбертой, как принято у вас в городах. Ты же вроде близкий мне человек, почти родственница — внучка моей дорого подруги. Согласна?

Кэти едва мотнула головой, больше показывая глазами, что вполне — не против:

— И вы тогда зовите меня как бабушка — Кэти.

— Тогда уж может лучше — Катя? Мне так привычней будет уменьшать твое имя. Мы здесь почти все из местных. Большинство семей живет на этих землях еще со времен, когда возможность катастроф никто и не предвидел. Так что по привычке часто старый язык используем. Ты, я знаю, тоже русские корни имеешь?

— Угу, и Катей меня вторая моя бабушка называет…

На том и порешили.

Последующие два дня прошли так, как и обещала Альберта Яновна, которую у Кэти, при всей городской привычки общения, пока не всегда получалось называть просто по имени. То есть, эту самую адаптацию, девушка прочувствовала на себе полностью — никогда Кэтрин за собой не подозревала, что способна быть настолько слабой, хрупкой и… сонливой.

День складывался для нее примитивно просто: завтрак — и поспать, обед, а потом опять покемарить чуть-чуть, ну, и соответственно, ужин, сразу по завершении, укладывал ее слабенькую в постель. Конечно, она пыталась бороться с этим! Но… засыпала там, где успевала присесть — в кресле в гостиной, в шезлонге на террасе и даже как-то на ступенях лестницы, что вела вниз к морю. Раздражало это Кэтрин неимоверно. Но поделать она ничего не могла. Альберта с улыбкой вздыхала, глядя на нее, и успокаивала:

— Это все свежий воздух, милая. Ничего, привыкнешь.

А пока Кэти оставалась только одна радость — поесть. О, да! Это было нечто!

Не то, что бы она никогда не ела продуктов, выращенных в естественной среде… бывало, конечно. У той же бабушки Лизы в гостях, которая, являясь одним из лучших специалистов по реабилитации после комплексного омоложения, естественно не бедствовала и кроме немаленькой квартиры на верхнем уровне, личного аэромоба и других доступных роскошеств, могла себе позволить и натуральное питание. Но бабуля все-таки жила в городе и, если честно, никогда совсем уж предвзято не относилась к тому, что могли предложить пищевые комбинаты. То есть, на ее столе вполне мог появиться салат из завозных, натурально выращенных, редиски с зеленью и яйцами, выгнанными в питательном растворе.

А здесь… каша на молоке, только что из под коровы, и клубника с грядки, которую едва успели помыть перед подачей на стол. Какова разница? Да огромная! Один запах такой, что кажется, только им наесться можно! Ну, а к этому стоит добавить, что, оказывается, в природе существуют продукты, которые Кэти в принципе не видела и никогда не пробовала. Те же черешня или вишня, про которые Грэг рассказывал, когда они летели над садами. Нет, сами названия, вроде слышала — джем черешневый, к примеру, или сок вишневый. И даже картинки видела. Кстати до ужаса похожие одна на другую ягодки.

Аха, похожие. Так вон и у людей — нос, рот и два глаза на лице, а, поди ж ты, на двоих таких раз посмотришь и не перепутаешь.

И тут, одна сладкая, немного водянистая, но сочная такая, что полный рот сока! С виду не сильно округлая, как будто из граней сглаженных, и блестящая — аж глянцевая! А другая чуть мельче, цвета однотонного, без оттенков и кожица — тоненькая, чуть шероховатая. На вкус же — терпкая, с резковатым запахом, легкой кислинкой и более плотной мякотью. Мда, и косточки… вот потому городские комбинаты таких ягод и не производили. На небольшом кусте, на гидропонных грядах, как ту же клубнику или даже голубику, не вырастишь, а создавать в питательном растворе продукт, внутри которого несъедобная кость, уже нецелесообразно. Вот и гнали пюре, пригодное для джема и сока, а для правдоподобности картинку… похоже, одну и ту же, лепили.

Вот… из-за тех же костей у нее и рыбу отобрали, когда девушка с непривычки ими давиться надумала. Кто ж знал, что она такой бывает, а не только порционными полностью съедобными кусками? На тарелке она лежала целиком, как на картинках в учебнике — вместе с башкой и хвостом. Форелькой называлась, выглядела чудно — золотясь аппетитной зажаренной корочкой, да и пахла тоже. Длиной была чуть больше ладони Самвэла Сергеевича, который, сначала за одним с ними столом сидел, а потом Кэти от костей спасал… она по незнанию их пережевать пыталась.

Ах, да! Еще одним потрясением в те дни для Кэтрин стали собаки. Такие большие, что голова, положенная ей на колени, казалась непреподъемной, а поданная лапа, едва умещалась в ладони. Два здоровенных, почти полностью белых алабая, с именами греческих богов Арес и Афина, и, наверное, с не меньшими, чем у тех достоинством и высокомерием, практически неотрывно следовали за хозяйкой дома повсюду.

До этого момента весь опыт отношений с животными для Кэти ограничивался парой походов в зоопарк, да редким наблюдением за каким-нибудь котом или мелкой собачкой на руках клиенток конторы с верхнего уровня, так как только его жителям разрешалось содержать в жилых блоках некрупную живность. Хотя, возможно, сюда же, в смысле в опыт общения, можно занести и бабушкиного попугая, довольно голосистое, наглое и неприятное создание, которое временами можно было заткнуть, только накрыв его клетку темной тканью. Но Елизавета Андреевна данного скандалиста почему-то очень любила, и Кэтрин, как понимающая внучка, с ней не спорила, впрочем, всегда помня, что заветное покрывало — вот оно, рядом.

Так что сначала девушка была в ужасе, затаив дыхание, наблюдая, как огромные тяжеловесные животные свободно разгуливают по дому. И видя, как гостья впадает в полуобморочную оторопь только от того, что жесткий хвост, проходящего мимо пса, задел ее, Альберта Яновна выдворила собак на улицу. Но те, выйдя послушно из дома, далеко не уходили и, оставаясь возле особняка, заглядывали в окна столовой, встав лапами на низкий подоконник, или садились сразу за стеклом, составляющим стену обширного холла и грустными, чуть не слезящимися глазами заглядывали внутрь. А то и вовсе пытались завести хриплыми голосами тоскливую руладу. Кэти уже ровно через день такого концерта не выдержала и клятвенно пообещала, что постарается в обморок не падать. И постепенно, видя с какой легкой простатой все в доме, включая и постоянных служащих, и приходящих составить им с Альбертой компанию за едой Грега и Самвэла Сергеевича, относятся к собакам, Кэти и сама постаралась посмотреть на них по-другому.