Время проснуться дракону. Часть 1 (СИ) - Морецкая Анна. Страница 14

— Вот, думаю, что с мальцом теперь делать? Ему оставаться никак нельзя — не дадут ему жизни здесь графичевы дружки! Когда еще в городе прознают, что сам-то он помер…

— А давно у вас этот мальчик-то появился? Откуда он? — спросил Тай у дядюшки Лайсо.

У самого-то парнишки спрашивать было пока бесполезно — он до сих пор жался в угол, ни на кого не глядел и даже на заботу хозяина почти не реагировал.

— Да сам пришел, лун пять назад. Холодный, голодный, нарисовался как-то на пороге осенью прошедшей. Лошадник, вон, его пригрел. Я-то и не знал поначалу. А потом стал в трактире помогать, так и прижился. Он мальчик хороший — послушный, работящий. А мне что, куска мальцу жалко? Одеженки разной от выросших сыновей, вон — полный сундук остался. Он вот только плохо ест, как пришел худющий, так все и не поправится никак. А кто он и откуда, не знаю — ни че не сказывал. Вот только имя назвал и все, Лионом его кличуть…

Все, естественно, воззрились на Фейрума, ожидая, что может тот чего добавит, но не успел гном и слова молвить, как эльфенок вдруг сам неожиданно выдал:

— Вы не люди… — голосок его звучал хрипловато, придушенно, как будто парень через силу выпихивал из него звуки. — Не он, а вы… — указал он подбородком сначала на Вика, а потом на Тая с Корром.

— Точно! А ты сам-то простой человек, что ли?! — весело хохотнул Ворон на первые произнесенные слова парнишки.

Тай укоризненно посмотрел на друга, зачем он мальчика задирает — тот на контакт пошел, а насмешка может все испортить. И уже аккуратно подбирая слова, обратился к эльфенку:

— Верно. Мы не простые люди — мы оборотни. Но и Лошадник не человек, и ты тоже…

— Знаю… — тихо сказал мальчик. Хозяин с племянницей, кстати, тоже не удивились этому сообщению, а только с интересом поглядывали на вдруг заговорившего мальчика.

— А вот Вик у нас принц. Нас таких много по свету ходит — и оборотней, и эльфов, и гномов, а вот настоящих принцев в этом королевстве всего трое. Так что, это он у нас особенный, а в нас всех ничего такого и нет, — Тай, как зверь на охоте, подкрадывался к эльфенку со своими вопросами — осторожно, с «подветренной стороны»: — Просто, нам интересно, откуда ты здесь появился — это же не страна светлых эльфов? Где твои родители? Почему ты здесь один оказался?

— Я из Ламариса… мы с мамой и папой жили в поместье — там только мы, да через балку хижина бабки Травяны, знахарки… а деревня в отдалении. В Лацидуме светлых я никогда не был — от нас до него еще целый день пути… — неуверенно, по словечку, но парнишка начал отвечать на вопросы.

Все затаили дыхание.

А он, зачерпнув ложку меда, размешал в молоке и залпом выпил всю кружку. И уже обычным не хриплым голосом вдруг выдал:

— Мама с папой были простыми людьми и их убили из-за меня! Из-за того, что я такой! — и мальчик с остервененьем дернул себя за острое ухо.

— Тихо, тихо, миленький, — сказал папаша Лайсо и, погладив эльфенка по голове, аккуратно отвел его руку от покрасневшего уха.

А того как прорвало — он заговорил быстро-быстро, сбиваясь и перескакивая с одного на другое:

— Откуда я у них взялся — не знаю, но они были хорошие и меня любили! А я — их! Они не крестьяне, точно — к нам работники из соседней деревни приходили, и деньги у нас были… и образованные они! Папа учил меня всему — и письму, и истории, и географии. А потом пришли эльфы… — мальчишка скривился — вот-вот сейчас заплачет! Но нет, перетерпел вроде, и погнал дальше: — Вы про оброк людьми знаете, что Ламарис Лацидуму платит? У эльфов-то народу мало, детишки редко рождаются. А человеческие девушки, пусть и полукровок, но десяток за свою короткую жизнь нарожать могут. Эльфийки ж их, за несколько тыщ зим, двое, в лучшем случае! Вот после Большой битвы они и договорились меж собой…

— Спокойно, малыш, мы историю знаем. Ты про себя и близких рассказывай, — осторожно притормозил его Тай, боясь, что, пересказывая исторические события, парень выговориться, а о себе промолчит.

— А что про себя? Тут без истории нельзя… всего отдают по пять девушек в год. Города по очереди, разом всех. А когда до деревень доходит, то те по одной, по две. В общем-то, говорят, что им там хорошо — они же не скот, а великая ценность для эльфов. И из бедных многие сами идут. Здесь-то крестьянкой всю жизнь коров доить да капусту поливать, а там сразу, вроде как, госпожой становишься — к знатному эльфу в жены. Но не все хотят от родных-то уезжать, у кого и парень есть… а там-то жребий! Вот кто может, тот и откупается. И в результате, вместо ладной да пригожей дочери старосты, аль купца, к эльфам какая-нибудь больная сирота, а то и нищая калека едет. А в договоре сказано, что девушки должны быть самые красивые да здоровые. Оброк-то собирают королевские сборщики подати, а уж эльфы девок на границе получают. И часто такое бывает — увидят, что девушки больные иль некрасивые совсем, и сами в набег идут по ближайшим деревням. В наши места ни разу не доходили еще, мы, вроде как, далеко. А вот в этот раз дошли… наши деревенские им отпор, видно, дали. А что могут крестьяне против эльфийских-то воинов — ничего! Светлые и девушек забрали, и народу много покалечили… может, и убили кого. А когда эльфы уехали, деревенские на нас злобу-то свою и сорвали — родителей убили, а дом сожгли, — парень сморщился, желая в очередной раз удержать слезы, и уж вроде захлопал влажными ресницами, но вдруг неожиданно схватил ближнюю к себе стопочку с настойкой, и жахнул целиком.

— Ох-ти ж, Светлый мой! Что ты делаешь? Она ж крепкая! — завопил папаша Лайсо.

— Не бойся, хозяин, парнишка-то уже не маленький — эльфы долго взрослеют. Потому и откормить его не можешь. А крови-то эльфийской в нем много видать, раз необученный сущность других чувствует. Сколько тебе зим-то на самом деле? Уж точно не тринадцать, — успокоив хозяина, спросил эльфенка Тай.

— Двадцатая зима с той осени пошла, — ответил парень и, как-то весь подобрался, став сразу и выше и старше.

— Рассказывай дальше, — подбодрил его Ворон.

— Да все уж почти. Я сам-то на охоте в лесу был — еще до зари ушел. А когда к вечеру возвращался, меня бабка Травяна возле оврага перехватила и к дому не пустила. Все рассказала — как утром, чуть свет, явились крестьяне с косами и топорами, как кричали, что мои родные должны быть прокляты, раз такую тварь, как я, воспитывать взялись. Что можно было и человеческого ребенка к себе в дом принять — мало ль сирот на свете… потом, видно, их убили, а дом подожгли. Бабка та мне конька своего старого дала, монеток мелких горстку, да хлеба с яйцами вареными положила в мешок. И велела уезжать подальше от Ламариса — за хребет, в те страны, где к таким, как я, лучше, чем у нас относятся. Я сначала ее, конечно, не послушался, к дому пошел. Но там уже ничего не осталось — одни головешки дымящиеся. Я испугался очень и постарался побыстрее уехать из тех мест. И, как соседка велела, за горы подался. Купеческий караван встретил. Купец меня сначала принял. Но потом, когда уже в Эльмерии оказались, его охранники отобрали у меня и лошадь, и те несколько медных монет, что оставались, да еще амулет, который на моей шее с рождения висел, и выгнали из каравана, — тут парнишка остановился, обвел всех глазами нерешительно, видно соображая, что говорить дальше, а что нет. Но, тяжело вздохнув и собравшись с духом, решил-таки, похоже, рассказывать все как есть:

— Мне пришлось бродяжничать и попрошайничать… воровать иногда… я пытался, конечно, подработать, но кто ж меня такого маленького и худого в работники возьмет? Проще сразу прогнать, чем попробовать… пока лето-то было, вроде и ничего, выживал, а как холодать-то стало, вот тут мне конечно тяжко пришлось. Потом я сюда добрался, а здесь Лошадник — тоже не простой человек! Он и пожалел меня, к себе на конюшню взял. Потом и вы, дядь Лайсо, меня не выгнали… спасибо вам! — и парень, прямо сидя за столом, попытался изобразить поклон в сторону хозяина.

— Ой, ладно, малец… хм, парень! — замахал на него руками тот: — Вот только делать-то нам, что с тобой?