Бабский мотив [Киллер в сиреневой юбке] - Хмелевская Иоанна. Страница 28

Когда я слезла, она уже уехала в вашу сторону.

Испугавшись, как бы соседка не решила, что это мои гости портят зеленые насаждения, я поспешно заверила её, что никакие идиотки в последнее время мне визитов не наносили, что было истинной правдой. Но на всякий случай спросила, когда все это приключилось.

— Позавчера. Нет, раньше! Три дня тому назад. Позавчера я наводила порядок в гардеробной и не могла бы её увидеть в окно… Собственно говоря, мы тут поселились только вчера.

— А-а, так вот почему я была уверена, что вас нет!

Я утешила соседку, что туя оживёт, мы с ней по-дружески попрощались, я с пучком сорняков отправилась домой, но успела сделать только четыре шага — и тут меня как громом поразило.

Минуточку! Идиотка раздавила соседкину тую.

Три дня назад. Какая-то баба в машине. Покойницу на мою помойку кто-то привёз. А если эта вредительница и привезла?

Я вернулась обратно. Соседка ещё осматривала примятые кустики.

— Простите, а в котором часу это случилось?

— Перед самым закатом, — ответила соседка, безошибочно угадав, о чем речь. — Я даже не успела мужу показать, что она натворила, потому что очень быстро стемнело. Наверное, около пяти. Или чуть раньше.

Слава богу, ей в голову не пришло спросить, почему я так интересуюсь столь незначительным происшествием. У меня не было ни малейшего желания сообщать ей, что в обмен на щедро подаренный хвощ я собираюсь в ближайшее время натравить на неё полицию. Теперь ничего не придётся врать или высасывать из пальца. Напротив, необходимо связаться с ними как можно быстрее — ведь я невольно ввела в заблуждение славных людей, внушив им, будто соседский дом пустует.

Дозвонилась я без труда: поручик.., пардон, комиссар Гурский дал мне номер своего мобильного. По телефону я самым таинственным голосом попросила его приехать, дабы он собственными глазами увидел нечто весьма любопытное. Комиссар отнёсся к моим словам очень серьёзно и медлить не стал.

Приехал он один, без своего шефа, инспектора Бежана, что мне было только на руку.

— Я ввела вас в заблуждение, утверждая, что этот дом стоит пустой, — с ходу взяла я быка за рога. — Собственно говоря, так и было до вчерашнего дня. Рядом с моим дом действительно пустует, в следующем живут, а про третий дом я сказала, что он тоже пустой.

— Все верно, — подтвердил комиссар.

— Но оказалось, что хозяйка третьего дома была здесь, и она в окно заметила автомобиль.

А в автомобиле женщину. Эта особа осталась в её благодарной памяти навеки, поскольку раздавленную тую сейчас сами увидите, но, если вы скажете соседке, что это я на неё донесла, я вам никогда в жизни этого не прощу. Вы лучше сделайте вид, будто случайно обнаружили помятые кустики, и с них начните разговор, от души вам советую. Я бы охотно подслушала, о чем вы станете говорить, но вряд ли у меня получится. Вы уж вернитесь и расскажите мне, ладно? Из элементарного чувства порядочности.

Комиссар согласился проявить элементарную порядочность, ушёл и спустя довольно продолжительное время вернулся. Он был настолько доволен, что за чаем поделился со мной некоторыми служебными тайнами.

— Если я вам сам не скажу, вы же все равно из меня силой выдавите, правильно? Так вот, ваши сведения могут очень пригодиться. Это была единственная машина перед её домом в течение как минимум часа, а она у окошка торчала ещё больше. И охота так мучиться с паршивыми занавесками?

— У меня с занавесками тоже всегда сплошное мучение, — осторожно сказала я, прибегнув к безличной форме, потому что не собиралась приписывать себе чужие заслуги, — мучилась вовсе не я.

Гурский рассеянно осмотрелся.

— Ну да, очень красиво, — похвалил он. — Там тоже красиво.

— Но вы же ходили к ней не только затем, чтобы восторгаться интерьером? — вежливо напомнила я.

— Это точно, не затем.

— И кого соседка видела в этой машине?

— Блондинку, — мрачно ответил комиссар. — Бессмыслица получается.

— Почему? — удивилась я. — Судя по всем этим дурацким анекдотам про блондинок…

— Вот именно, к такой глупости блондинка очень даже подходит. Если представить, что она привезла сюда свою жертву, укокошила её, а потом удрала, неудачно развернувшись, давя и круша все на своём пути, словно специально старалась, чтобы её запомнило полгорода. Верх кретинизма.

— Просто она пыталась выехать с той стороны, — объяснила я, — а там дыра поперёк дороги — целая плита из дорожки выворочена, и она об этом не знала.

— Что же это за преступник, который даже не изучил местность перед тем, как идти на дело!

— А плиту выворотили недавно, только когда стройка напротив остановилась. Я уже раньше видела, как там кто-то пытался развернуться.

— Как же здесь вообще люди ездят?!

— Одни с одной стороны, другие — с другой. Плита выворочена как раз посередине между воротами.

Комиссар Гурский секунду скрежетал зубами и бормотал совершенно уместные в данной ситуации слова. После чего вернулся к нашей теме:

— Ладно, но что здесь делает блондинка?

Вроде получается, что блондинка — лучшая подруга убитой. Убийц вообще-то ищут среди врагов, а не среди друзей. В этом вообще никакого смысла нет!

— Так вы бы взяли и поговорили с этой подругой, — осторожно посоветовала я.

— Так где ж её взять-то? — сердито ответил Гурский. — Никого у нас нет, из-за идиотской ошибки в самом начале все у нас скур.., то есть скурсивилось.

— Из-за какой ошибки?

— Насчёт личности убитой.

Ну вот, я же знала, что он в чем-нибудь, а проговорится! На миг я потеряла дар речи. — — Минуточку. Это что же получается? Убили не Борковскую, а кого-то другого?

Комиссар слегка растерялся, посмотрел на меня взором раненой лани и махнул рукой:

— А, да что там! Вы умели молчать пять лет назад, наверняка и сегодня не разучились. Ну да, Борковская, только другая Борковская. Не та.

Принимая во внимание, что я вообще никакой Борковской не знала, мне это было совершенно безразлично, но я почувствовала сильнейший интерес.

— А которая же?

— Ну, другая…

— Журналистка?

— Да какая там журналистка, журналистка свалилась нам на голову в наихудший момент.

Живая, здоровая и злая как сто чертей, прямо из отпуска. Стыдобища — не передать словами!

А покойница вообще неведомо кто такая, развесёлая паненка, но на учёте в органах не состоит.

Похоже, она притворялась этой журналисткой.

Все интереснее и интереснее… Я сосредоточилась.

— А зачем ей это?

—  — Да черт её знает. Причём все ещё надо доказать.

— Из чего вы сделали такой вывод?

— Проше пани, если кто-то подделывает в паспорте место прописки…

— Это которая?

— Покойница.

— Минуточку. Как это — подделывает?

С чего на что?

— С собственного места прописки на место прописки другого человека…

— Поэтому вы даже не знаете, где она жила? — огорчилась я. — Эта покойница?

— Да нет, теперь-то уже знаем. Она вписала себе адрес второй Борковской, журналистки…

К тому же если этот кто-то все время представляется по фамилии с указанием должности другого человека… Что ещё можно думать?

— Думать приходится много, — согласилась я. — А где она жила?

— Тоже на Мокотове. На Дольной, дом тридцать "А".

— Где?! — в ужасе возопила я.

— На Дольной, дом тридцать "А", квартира двадцать три. Это во флигеле.

— Вы шутите… Что во флигеле, это я лучше вас знаю. На первом этаже?

— На первом. А что?

— А то, что я в жизни её не видела и понятия не имела, как её зовут, но бывали моменты, когда страстно мечтала кинуть ей в окошко гранату без чеки. Кабы у меня была граната, ей-богу, кинула бы! Но гранаты у меня не было, и я нашла другой выход..

— А что вы там делали? — подозрительно перебил меня комиссар.

— Как что — жила я там! Напротив её окна, на четвёртом этаже, окна во двор. Сюда я переехала всего лишь два года назад.