У меня есть твое фото (СИ) - Карвер Крис. Страница 18

Это началось раньше обычного, и, наверное, стоило найти причину, но у Игоря не было на это сил.

К концу второго дня он чувствовал себя полностью пустым, когда обнаружил, что сидит у стены посреди разорванных листов бумаги, каждый из которых черный, как вороново крыло.

Ему нужно было найти свой телефон, но, казалось, он не выходил отсюда много часов.

Он видел окурки в пепельнице — их было слишком много, он никогда не курил столько сигарет за короткое время. Голова закружилась. В глазах потемнело, но стена помогла подняться на ноги. Найти ключ. Открыть дверь.

Главное сейчас — добраться до своей комнаты и оттереть уголь от пальцев, а потом найти телефон.

Глава 12

Аня наткнулась на Игоря утром, когда выходила из душа.

Они пересеклись в коридоре, и ни один из них не сдвинулся с места, не зная, что говорить. Взгляд Майкова проехался по голым плечам девушки, по ткани полотенца, обмотанного вокруг тела, а потом по ногам. Аня поджала пальцы, мысленно ругая себя за то, что не надела халат.

— Доброе утро, — наконец, произнес Игорь.

Он выглядел не так плохо, как Аня себе представляла. Если бы она не ела и не спала несколько дней, то с ее лица можно было бы лепить страшные маски на Хэллоуин, но Майков был, как и всегда, бесподобен, разве что небольшие круги под глазами намекали на бессонные ночи.

— Доброе.

— Как ты?

Это и разговором-то назвать было нельзя, но почему-то даже такой бессмысленный обмен фразами заставил Аню выдохнуть с облегчением.

— Хорошо. Будешь завтракать?

Она хотела, она отчаянно желала, чтобы он сказал «да». Ей хотелось вернуть традицию совместных завтраков, но, видимо, в планы Игоря это не входило.

Он помотал головой.

— Уже убегаю.

Аня спорить не стала и вскоре скрылась за дверью своей спальни.

— Я ужасный художник! — мазки серой и голубой краски криво легли на щеки Эрика, и он расхохотался.

— Нам стоило пригласить Игоря для этой работы.

— Точно! Он бы оценил мои усилия.

— Он бы и мастер-класс тебе показал!

День, начавшийся со странной встречи с Майковым, продолжился в магазине Эрика, где ребята решили провести вторую часть своей фотосессии. На этот раз Ане захотелось добавить цвета в образ Эрика, поэтому она притащила краску.

Работать с Эриком было все так же легко. Он дурачился только в перерывах, а в моменты съемки становился серьезным и полностью отдавался Ане. Он работал лицом и руками, его глаза, потрясающие по своей природе, примагничивали к себе, и девушка ничего не могла поделать с собой. Ей хотелось продолжать эту съемку до бесконечности.

— Еще пару кадров. Прости, если устал. Потерпи. Еще немного.

Он выдавал такие позы и такие выражения лица, что Аня испытывала эмоциональный оргазм, работая с ним.

В какой-то момент Эрик, посмотрев прямо на Аню сказал:

— Ты такая красивая, когда фотографируешь.

Аня в один миг перестала делать снимки. Ее руки задрожали, потому что это был слишком эмоциональный момент. Через камеру она передавала всю себя, она полностью вкладывалась в кадры, и услышать такое в момент этого безумного эмоционального возбуждения было неожиданно и слишком приятно. Она словно стала оголенным нервом, до которого дотронулись перышком.

Убрав камеру, Аня посмотрела на Эрика. Свет освещал половину его лица, а остальная оставалась в тени. Краска размазалась вокруг глаза, оттеняя его синеву.

— Спасибо, — произнесла она пересохшим горлом. Им стоило закончить работу, но Аня никак не хотела останавливаться.

Галстук давил на горло, подобно удавке. Каждый шаг, что Игорь делал, протаптывая себе тропинку между могилами, давался с трудом. Ему казалось, что кто-то сидит на плечах и с силой давит на них. Он не чувствовал холода, несмотря на то, что ветер то и дело подбрасывал горсти снега в промерзший от мороза воздух.

«Будь сильным», — говорил себе Игорь.

«Не сдавайся, не фонтанируй эмоциями. Что бы они ни говорили».

— Здравствуйте, — голос не дрожал, зато дрожало все тело. Игорь опустил на разметенную могилку букет свежих живых цветов. Снял перчатку и провел ладонью по фото на памятнике. Отошел, пряча руки в карманы.

— Сколько раз я должна говорить тебе, Игорь — никаких живых цветов. Она их терпеть не могла.

— А искусственные она, по-вашему, любила?

Ну вот. Обещал себе быть спокойным. Дарья Сергеевна вздернула подбородок, уставившись на него своими маленькими голубыми глазами. Она никогда не была красивой, Сашкина красота досталась ей от отца. Сейчас за такие мысли она надавала бы ему по лицу, наверное.

— Зачем ты пришел, Игорь?

— Затем же, зачем и вы.

— Почему нельзя приходить в другой день? В другое время? Почему спустя столько лет ты продолжаешь издеваться надо мной?!

Ее голос задрожал, и она заплакала, прикрывая рот обтянутой перчаткой ладонью. Но слез не было, и Игорь почувствовал острую ненависть к ней. Он был уверен, он знал, что его горе было ничуть не меньше, чем ее. По какому праву тогда она говорила с ним так? По какому праву запрещала приходить сюда именно в этот — самый роковой для Игоря день?

Они были на кладбище вдвоем. Игорь знал, что муж ждет ее в машине. Он перестал ходить с ней к могиле с тех пор, как она набросилась на Игоря с кулаками, порвав на нем куртку. Тогда она била его по лицу живыми цветами, которые он принес, а Игорь не шевелился. Он просто ждал, когда все это закончится, и его тяготила единственная мысль — найдет ли он снова такой же букет, чтобы привести его сюда позже?

— Я имею такое же право быть здесь…

— Нет, не имеешь! Ты не имеешь права! — женщина сорвалась на крик. — Ты не должен быть здесь, ты должен лежать в земле вместо нее!!

Вот она и сказала это. Фразу, из-за которой приближения этого дня Игорь боялся весь год. Фразу, которая причиняла ему такую нестерпимую боль и, что самое ужасное — он был полностью с ней согласен.

Он посмотрел в глаза этой обессилевшей женщины, а потом в сторону — на портрет улыбающейся Сашки. Она словно говорила ему «Брось, Игорь, я так не считаю, забудь». Но ее не было рядом, она не могла сказать это вслух, разубедить его.

Ее не было рядом.

Заканчивай, заканчивай, заканчивай.

Одно слово вертелось в голове, пока Игорь ехал от кладбища к дому, пока загонял машину в гараж и поднимался по ступенькам.

Заканчивай.

Пока он снимал одежду в коридоре, пока открывал дверь в гостиную, пропуская вперед трущегося о ноги кота.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Хватит, Игорь, заканчивай.

Пролетел мимо сидящей на диване Ани, отмахнулся от какого-то вопроса — даже не услышал ее. В голове только: заканчивай, заканчивай, хватит. Одна мысль, как смола, облепила мозг.

Придвинул к шкафу маленький стул, потянулся, нащупывая рукой коробку. Столько лет здесь стоит, не вынималась больше года, и, надо же, даже пылью не покрылась. Или же это Аня протерла ее, делая уборку?

Спрыгнул на пол, сорвал крышку, откидывая в сторону, перевернул рывком. Обрывки бумаги, как осенние листья, полетели на пол, кружа. Записки, рисунки, фото. Все это — как гребаный Омут памяти в его голове. Как воспоминания, которые он оберегал от самого себя. Или же он берег себя от них? Картинка не складывалась, лицо на фото больше не было живым, и рисунки были мертвыми, просто испачканной бумагой, не более. Игорь так долго болел и так сильно хотел быть здоровым, что больше не мог этого выносить. День изо дня, год от года, рисуя, он видел себя мертвым, а ее — живой. Он видел себя в земле, заколоченным крышкой гроба. Он чувствовал, как задыхается в этом гробу. Он ничего не мог с этим поделать, но сейчас… Он хотел, чтобы все прекратилось.

Одна здравая мысль: «Аня разожгла камин».