Долина забвения - Тан Эми. Страница 55

— Когда срок контракта подойдет к концу, — осторожно ответил он, — моя любовь к тебе останется. Ожидания будут другими. Но я все еще буду навещать тебя, если ты позволишь.

— Будешь ли ты тогда любить другую и тоже навещать ее?

— Наш разговор превращается в нелепость! Ты почти всю жизнь прожила в цветочном доме. Ты видела изнанку этой жизни. Но до сих пор отказываешься признавать, что она может относиться к тебе. Привилегии янки. Я не отвечу на твой вопрос. И больше вообще не хочу об этом говорить.

— Мне запрещено спрашивать? Ты вместе с телом купил мой разум и слова?

Он оделся и, стоя в дверном проеме, сказал с неожиданной нежностью:

— Ты измотана, а мое присутствие делает тебе только хуже. Так что я пока уйду, а ты подумай над тем, что я говорил тебе в течение месяцев, прошедших с нашей первой встречи. Спроси себя, сказал ли я тебе хоть слово лжи. Вводил ли тебя в заблуждение? Почему я здесь? Я завоевал твое сердце, потому что ты завоевала мое.

Я очень боялась, что он уйдет насовсем и попросит мадам аннулировать контракт.

Но потом он сказал:

— К завтрашнему дню ты отдохнешь, и разум у тебя прояснится. У меня для тебя есть небольшой подарок, но я лучше подожду с ним до завтра.

Следующей ночью я притворилась, что успокоилась. Я извинилась перед ним. Сказала, что он прав — мне тяжело принять свое новое положение в жизни. Он подарил мне изысканный золотой браслет. В этот раз, когда он в меня вошел, боли почти не было, а он шептал ласковые слова, которые успокоили мое сердце и разум: «Ты — моя вечная мечта! Наши души навсегда вместе!» Верный Фан нежно благодарил меня за то, что я перенесла такую боль и такое равнодушие с его стороны. Он сказал, что я навсегда останусь его вечной мечтой.

В тот год, что мы провели вместе, мы часто ссорились. Каждый месяц, когда он отдавал свою щедрую месячную плату, вместо благодарности я снова вспоминала о том, что меня купили. Он приходил ко мне не каждый день. Иногда я не видела его целую неделю.

— У меня были дела в Сучжоу, — говорил он.

Сучжоу — город с самыми желанными куртизанками, голоса которых нежнее шелка. Шанхайские куртизанки часто лгали, что они родом из Сучжоу. А он ездил туда по делам! Я хотела, чтобы он взял меня с собой. Мадам Ли разрешала мне прогулки с ним в экипаже за город — она верила, что я не собираюсь сбегать из ее дома. Но я очень хотела сбежать — в его дом, если он захочет меня туда забрать. Во мне теплилась надежда, что он передумает. Конечно, я была верна ему. Но насчет него у меня были большие сомнения. На приемах он одаривал своим чарующим взглядом многих женщин и даже их компаньонок! Я обвиняла его в том, что он обладает «гипнотическим взглядом», а он возражал:

— У меня обычные глаза, как у всех.

Мысль о его будущих удовольствиях с другими женщинами постоянно изводила меня. Другая будет испытывать вместе с ним то же самое наслаждение. Он будет так же обольстительно смотреть на нее, шептать нежные слова, его рот, язык, член будут принадлежать ей, он будет понимать ее, будет ее любить. Она окажется стопроцентной китаянкой и, убедив его, что он не может без нее жить, сможет войти в его элитный круг. С каждой волной наслаждения накатывала волна страха. Возможно, его любовь тоже была временной, всего на один сезон.

— Вот о чем я тебя предупреждала — именно о такой ревности, — говорила мне Волшебная Горлянка. — Это тяжкая болезнь. Она уничтожит все. Если ты ее не остановишь, ты сама скоро в этом убедишься.

Каждый день она предостерегала меня, и ее слова постоянно звучали у меня в ушах, как писк комаров.

Но летом назойливый шум у меня в голове исчез. Будто предвещая нам совместное будущее, Карлотта впервые потерлась о его ноги и позволила Верному взять себя на руки. У нас наступило время покоя, свободное от забот. Он был у меня почти каждый день. На приемах его взгляд был направлен только на меня. Мы смеялись и совсем не спорили. Я постаралась показать ему, какая бесконечная радость ждет нас, если мы будем вечно вместе в «Весне персикового цветения». Он стал более внимателен ко мне, а я предпочла не замечать того, что считала его ошибками.

В жаркое послеполуденное время мы лежали голыми на простынях и по очереди обмахивали друг друга веером. Мы поливали прохладной водой шеи друг другу, когда вместе лежали в ванне. В какие-то ночи я дразнила и соблазняла его, а в другие он соблазнял меня сам, а я не могла устоять. Мы говорили о прошлом, о нашем детстве. Мы часто вспоминали, как впервые встретились в «Тайном нефритовом пути». На следующий день история обрастала все новыми деталями. Он представлял себе удовольствия, которые мог бы испытать, если бы его не ранила Карлотта. И что бы он ни вообразил, я старалась воплотить его мечты в жизнь. В свою очередь я рассказывала ему об одиночестве, о том, как мои отец и мать не занимались мной. И от одних только рассказов мое одиночество улетучивалось. Он смеялся, когда я вспоминала свои детские шалости и шутки над другими куртизанками. Он спрашивал об американских деталях моей жизни — какой на самом деле была знаменитая Лулу Мими.

— Ею двигало стремление к успеху, — ответила я. — Как и тобой.

Он зажег ароматические спирали, чтобы отогнать москитов, и я принимала его заботу за любовь. Он часто говорил то, что я хотела слышать: «Я целиком поглощен тобой», «Я страстно желаю тебя», «Я тебя обожаю», «Я тебя люблю», «Ты — величайшее сокровище в моей жизни». Я никогда до этого не чувствовала такой любви.

А потом я увидела, как на одном из приемов он разговаривает со своей бывшей любимой куртизанкой, и старые страхи нахлынули с новой силой. Она флиртовала с ним, а он, казалось, с удовольствием слушал. Той ночью мы снова разругались, и я опять начала допытываться у него, чем отличаются его чувства ко мне от того, что он испытывает к другим куртизанкам. Он отказался отвечать и сказал, что это все равно что бросать камни в бездонный колодец. Верный Фан теперь знал, как я могу злиться, и это знание останется с ним. Как и мои секреты, что я поведала ему о своем детстве, о своем одиночестве, о детских шалостях. Он знал все мои нужды, но я не сомневалась, что, когда стану его бывшей фавориткой, он продолжит свою жизнь, полную завоеваний, с регулярными месячными отчислениями куртизанкам и наслаждениями, которые он будет делить в постели с другой женщиной.

— Меня очень огорчает, Вайолет, — сказал он, — что я источник твоего величайшего несчастья, хотя когда-то я приносил тебе счастье.

За два месяца перед концом контракта, когда у нас с ним был поздний чай, закуски и привычные споры, он сказал, что больше не хочет вместе со мной погружаться в мои бесконечные страдания.

— Меня околдовала свобода твоего духа, но ревность убила ее в тебе. Ты живешь в тюрьме из подозрений и страха. По правде говоря, я прощал тебе очень многое, что другие покровители никогда бы не простили. Ты говоришь, что я никогда не был честен с тобой. Покровитель не обязан быть честным, но я никогда тебе не лгал. Я знаю, что ты не прекратишь эти разговоры, пока я не женюсь на тебе, но этого я никогда не сделаю. Даже если мне позволит общество — я не обреку себя на жизнь с женой, которая не ценит меня и считает, что у меня есть тайная жизнь, недоступная для нее. Хотя на самом деле ее нет. И так как мы с тобой оба несчастны, я считаю, что лучше мне больше не приходить к тебе. Ты должна за эти два месяца подготовиться к тому, чтобы стать настоящей куртизанкой. Тогда ты поймешь, в чем разница. Я надеюсь, что со временем ты оглянешься назад и по достоинству оценишь мои чувства, — он взял пальто и шляпу. — Учись принимать любовь, когда тебе ее дают, Вайолет. И отвечай на любовь любовью, а не подозрениями. Тогда ты получишь еще больше.

Верный продолжал платить ежемесячный взнос. Я ждала, когда утихнет его злость — как это всегда было раньше — и он вернется ко мне. Я ждала его два месяца. Он проявил достаточно деликатности, чтобы подождать до конца контракта, и только потом начал ухаживать за популярной куртизанкой. Услышав эту новость, я решила, что не позволю себе страдать оттого, что мое сердце разбито. Я напоминала себе об этом каждый день.