Бега [Скачки] - Хмелевская Иоанна. Страница 17

— Если Камарго висит, то и мне в пору повеситься, — с сожалением сказал полковник. — Тут Болек выигрывает…

— Я поставил на этого Болека, хотя он говорил, что в этом заезде не поместится, — признался смущённый Вальдемар, — но я уже не знаю, как с ним быть. То он говорит, что его не будет, что он не придёт, а сам приходит, то клянётся прийти — и нет его. Невозможно его предугадать, ставишь вслепую!

— Ему, говорит, шестёрку дали? Он что, спятил? У этой шестёрки нет никаких шансов, — бормотал Юрек впереди меня. — Спорить готов, что она будет не ближе предпоследней!

Этим они меня слегка вывели из равновесия. Камарго я в рот не брала, Сарновского на Деборе — тоже, я ставила Мальвину на Болеке Куявском с двойкой, Пассионатой, на ученике Осике, помня свой вчерашний разговор с той девушкой. На самом деле надо было бы говорить «ставлю на Пассионату ПОД учеником Осикой», но почему-то у нас упорно получалось наоборот. Сегодня я выигрывала в полосочку, каждый второй раз, и сейчас вроде бы должна была снова выиграть. Шестёрка — это был Гарцап, ехал на нем Скорек, которому ехать явно не хотелось, а Гарцап за сезон поставил собственный рекорд — четвёртое место. Не было оснований думать, что он продвинется. Он считался лошадью постарше, и вес на нем должен был быть побольше, так какого черта у них вдруг нарисовался Гарцап?

— А единичка что? — спросил кто-то ехидно. — Сдохнет на старте?

— Единичка поведёт заезд и сдохнет, — высказался кто-то сзади.

— А если дотянет до финиша?..

— Да как же, дотянет…

— Ты ставишь на Дебору? — тревожно спросил Юрек.

— Ставить-то ставлю, но не верю в неё. Не пора ещё Сарновскому, хотя на второе место, может, и вползёт. Люди на него ставят, так что ему лошадей пару раз придержать придётся.

— А выиграть он должен! Самый лучший конь!

— Ну и что, что конь лучший? Ты смотри, кто едет! Что от него ждать!

И снова Дерчик с его воображаемыми векселями был напрочь забыт. Снизу примчалась Мария и сообщила мне, что один такой лысый, который почти всегда выигрывает, вцепился в двойку и с ней стал ставить все, что можно. Ученик Осика едет, может, этот лысый что-то знает…

— Я тоже знаю, — потеряла я терпение. — Осика вроде как хочет стать жокеем. Я тоже на него ставлю, с Сарновским и Болеком.

— У Болека шансы есть. Посмотрим, как поедет.

— Вальдемару он сказал, что не придёт первым.

— Ну, пускай болтает что хочет, он всегда чушь несёт.

Взвился флаг, лошади вошли в стартовую машину послушно и без выкрутасов.

— Пошли! — заорал Юрек.

— Дан старт, — возвестил громкоговоритель. — Ведёт Деркач, вторая Мальвина, третий Гарцап…

— Кто остался?!

— Ну, Сарновского ты сам видишь, — сказала я Юреку. — Четыре корпуса потерял, ближе, чем третьим, не придёт. Инфаркт от него получить можно…

— На прямую выходит Деркач, — сообщал громкоговоритель, — вторая Мальвина, Гарцап слабеет, на третьем месте Камарго, вперёд выходит Пассионата. Ведёт Мальвина, борьба за второе место: Камарго, Пассионата. Мальвина, Пассионата, Камарго…

— Давай, Камарго! — драл глотку пан Эдя.

— Давай, Болек! — перекрикивал его Вальдемар.

— Вот вам ваш Гарцап, последний, говорила же я, что он будет пыль глотать! Давай, Пассионата! — заверещала я от всей души.

— Давай, Болек! — ещё громче запротестовала Мария. — Совсем ты рехнулась, на кой ляд тебе эта Пассионата, Болек у меня триплет заканчивает!

— У меня Болек тоже в триплете, но последовательность у меня с Пассионатой, а в чем тут дело? Я её на первое место не выпихивала, я ей прочила второе!

— А, второе — пожалуйста. Последовательность я не ставила.

— Есть! — с облегчением высказался Юрек. — Я ставил на Камарго, Дебору и Мальвину. Вот черт, а я уж боялся: ведь как рванула Пассионата!.. Полкорпуса не хватало! Слушай, ты, а это фукс? На неё же небось не ставили?

— ТЫ же слышал: все помешались на Камарго, а в последний момент — на двойке. Триплет будет выше в три раза. Мне-то с этого ничего не достанется, потому что я только-только начинаю триплеты, но дурацкая мода на двойку понизит выплаты за последовательность.

Пан Эдя был полон глубокого разочарования, но вместе с тем и удовлетворения, что не поставил больше. Вальдемар честил Куявского на чем свет стоит.

— И из-за его пустого трёпа ставил на него только с Камарго! Надо было ставить на все со всеми! И чего летит, как ошпаренный кот, если говорил, что не придёт первым, так чего же лезет?! С двойкой — пятьдесят тысяч последовательность. Триплет — два миллиона!

— Ну, два не два, но миллиончик должны дать, — с надеждой сказал Юрек.

— Стукни его, — напустилась я. — Это с фаворитом-то?! В четвёртом пришёл Фейерверк!

— Так ведь ставили не на одного Фейерверка, а на двух лошадей, двойку и четвёрку. А в пятом был фукс. Может, дойдёт до миллиона.

За триплет дали девятьсот восемьдесят тысяч. Юрек был не очень доволен. Я обогатилась на последовательности, за Мальвину с Пассионатой заплатили сорок две тысячи. Куявский у меня начал триплет, который сулил большие надежды.

— Ты сейчас заканчиваешь? — спросила я Марию.

— Сейчас, двумя лошадьми. Четвёркой и пятёркой.

— Четвёрка и у меня.., значит, снова придёт какая-нибудь глупость. , — Не придёт. Батька лезет вперёд.

— Ну, дай ему Бог здоровья…

Жокей Батька назывался совсем не Батька, а Убий-батько, был иностранцем, как сама фамилия указывает, но его переделали в Батьку, и так оно осталось. Ездил он у Капуляса, Капуляс, ныне тренер, когда-то был великолепным жокеем, правда, весьма капризным, но, вне сомнения, талантливым. Как тренер он тоже сперва работал неровно, потом взыграла в нем амбиция, и уже шестой сезон он оказывался на первом месте. Батька его не подводил, пер вперёд как танк, а лошади у них были прекрасные. Батька всегда ехал как надо, лошадей не придерживал, а сейчас сидел на лучшей лошади в заезде. Можно было верить, что он придёт первым.

— Тебя тут не было, и ты не слышала гипотез пана Эди насчёт Дерчика, — сказала я. — Его, дескать, убил должник, чтобы денег не возвращать. Не знаю, с кем пан Эдя разговаривал, полагаю, что с кретином, потому что оттуда же он принёс ставку на Гарцапа.

— И поставил?

— Поставил, но немножко.

— Ты права, они все ненормальные. А насчёт Дерчика, так ведь Метя потихоньку разговаривать начал. Поедем к нему?

— Поедем, проведать надо.

Тут я посмотрела на пана Мариана. Он тихо сидел над программкой, ни слова не говоря, и казался человеком, разочаровавшимся в жизни. Это могло иметь какое-то отношение к убийству, а могло и просто означать, что он проиграл и переваривает поражение. В проигрыше пан Мариан признаваться не любил.

Батька выиграл свободно, снизив тем самым выигрыш за триплет наполовину, я выиграла последовательность по принципу «нам честь, им — деньги», Юрек кривился, Мария с безумными глазами искала выигранный триплет, который минуту назад потеряла. Она выкидывала все из карманов и из сумки.

— Ну ведь только что был тут! — говорила она в отчаянии. — Ведь ты сама видела, я его в руках держала! Что я с ним сделала? Я же никуда не ходила, все время сижу тут!

— Ты зря оторвала его от остальных купонов. Большой лист труднее потерять. Проверь спокойно, по одной бумажке…

Оторванный триплет лежал под креслом, наверное, свалился с колен. Мария подняла его, и у неё немедленно пропали последние купоны. Она снова принялась за поиски, мне тошно было смотреть, потому что всякие поиски мне всю жизнь действуют на нервы. Поэтому я её оставила и отправилась вниз. Триплет у меня прошёл, я заканчивала его тремя лошадьми, в том числе гарантированным фаворитом. Зная собственную фортуну, я была уверена, что выиграет именно этот фаворит и триплет снизится до восьмидесяти тысяч или же придёт какая-нибудь лошадь, которую я в угол забросила.

Пришла Гальвана, абсолютный фаворит, и все пошло, как я предвидела. Я выиграла, выигрыш снизился как надо, ждать я не стала, оставив выигрыш в кассе вместе с двумя триплетами Марии, потому что она по ошибке поставила дважды. Тем самым я обеспечила себе небольшой капиталец на среду, и мы поехали в больницу.