Фуллстоп (СИ) - Грау Герда. Страница 3

— Я вас слушаю, — неожиданно сказала врач, не поднимая головы. — На что жалуетесь?

— Да вроде бы ни на что, — честно отозвался он. — Нервы приехал подлечить.

— У невролога в поликлинике наблюдаетесь? На учете в ПНД стоите?

— Нет.

Врач подняла глаза, казавшиеся огромными из-за увеличительных стекол очков.

— Ранее где-то обследовались?

— Не успел. Не знал, что пора.

Женщина сняла очки, положила рядом с собой и развернула кресло к нему. Кресло было желтым и мягким, с невысокой спинкой, сидеть в нем казалось неудобным. Сейчас Александр решил, что она не устала, а чем-то сильно расстроена.

— У вас в направлении написано слово «cito», — сказала она. — Цитовые пациенты к нам поступают только в одном случае. Знаете, в каком?

Александр дернул плечом — догадался по контексту.

— Рассказывайте, как проявилось, что почувствовали, — велела врач. — Только честно. Иначе помочь вам не сможем.

— Три дня назад, — Александр тоскливо посмотрел на забранное решеткой окно, как в милицейском отделении, — я сдал пиджак в химчистку. Мне его испортили. Любимый пиджак, хорошо сидел, мне вообще трудно вещи подбирать, я довольно сильно поправился в последнее время…

— Ближе к делу, — остановила его женщина.

— Не знаю, что на меня нашло, я вообще-то не скандалист, но накатило, я потребовал жалобную книгу и написал четыре страницы.

— Какого формата?

— А-четыре. С двух сторон.

— Сколько времени потратили?

— Да немного.

— Точнее?

— Полчаса, наверное. Я не помню.

— Жалоба у вас на руках? С собой привезли?

— Нет. Сотрудник химчистки вырвал эти страницы. Объяснил тем, что не хотел портить репутацию учреждения, чувствовал себя виноватым, ну и так далее.

— Он их вернул по требованию?

— Нет. Поклялся, что уничтожил. Обычная бытовая история.

Врач опять надела очки, глаза превратились в окуляры. «Чтобы лучше тебя видеть, Красная Шапочка…»

— Настолько бытовая, что ваш главный редактор запретил вам работать и отправил с пометкой «срочно» к нам, — кивнула она. — Нет, мой дорогой пациент, история ваша не бытовая. Что вы писали до жалобы?

— Четвертую книгу цикла про…

— Неважно, мне достаточно, что она четвертая. Это многое объясняет. Вас издают?

— Да.

— Отзывы пишут? Встречи с читателями проводите?

— Регулярно. И пишут мешками.

— Премировались?

— Мой цикл на хорошем счету, и в планах на следующий квартал пятую книгу поставили.

— Какой объем вы ежедневно пишете?

— Три листа машинописных.

— Четыре листа бывает? Пять?

— Нет, у меня такая норма по графику. Я укладываюсь в редакционные сроки.

— Едите при этом? Телевизор работает? По телефону звоните?

— Частенько.

— Спите хорошо потом? Бессонницы не бывает? Ярко окрашенных снов на тему написанного? Эпизоды с героями не проигрываются при пробуждении? Диалоги?

— Нет, никогда не было, и сплю я хорошо. Спал.

— Сон нарушился после жалобы?

— Да, примерно в это время. Как вы угадали?

Врач подвинула к себе толстую тетрадь и раскрыла ее в середине, где была оставлена закладка, выступающая краем из обреза, как дразнящийся язык.

— Здесь указано, что жалобу вы составляли не полчаса. Вы написали ее за три минуты. Четыре человека были свидетелями — директор химчистки, приемщики и уборщица, которая пришла заменить коврик у двери. Я хочу, чтобы вы осознали этот факт — три минуты на четыре листа с двух сторон. Человек физически способен заполнить знаками такую поверхность за указанное время? Даже если пишет одно и то же слово?

Александр облизал пересохшие губы.

— Нет. Они, наверное, ошиблись.

— Все четверо?

Только сейчас до Александра дошло, что толстая тетрадь с розовым переплетом является его собственной карточкой. Этот факт был поразительнее четверых свидетелей. Почему она такая объемная? Он ведь почти не болел, не считая пары-тройки ангин.

— Давайте так, Александр… — врач заглянула на обложку тетради, — Дмитриевич, мы вас еще понаблюдаем, прежде чем назначать лечение, но и вы должны нам помочь. Здесь очень важно не пропустить момент. Поэтому следите за собой сами, сообщайте обо всех странностях, которые будете замечать, особенно если они связаны со временем. Слишком медленно идет, слишком быстро, непонятно куда пропал час, и так далее. Писать я вам категорически запрещаю, пока вы здесь. Вы меня поняли? В любом виде — на машинке, ручкой, карандашом, пальцем на песке — не имеет значения. Если поймете, что желание становится непреодолимым и навязчивым, срочно обращайтесь за помощью. Звоните лично мне, номер я вам напишу. Вы человек взрослый и понимаете, что это не игрушки.

— Когда вы так говорите, я себя чувствую какой-то бомбой.

— Вы и есть бомба, Александр Дмитриевич, — без улыбки ответила врач. — Замедленного действия. Наша задача — разрядить вас безопасно. Разминировать, если вам такой термин больше нравится. Сами вы с этим не справитесь, так что давайте сотрудничать. Договорились?

Кроме как кивнуть, Александру ничего не оставалось. Он получил листок с расписанием специалистов, которых должен был посетить, потоптался на пороге и вышел.

Лечебный корпус стоял возле ступенчатого бассейна с непонятной фигурой в виде прямоугольника с круглыми отверстиями, напоминавшими о сыре. Вода в бассейне была зеленоватой. Он лег на теплый край широкого парапета животом и опустил руку в воду. Пальцы стали короткими и кривыми, со дна поднялся ил и медленно закружился, оседая. В отражении воды он заметил движение, убрал руку и дал поверхности успокоиться, чтобы разглядеть людей, которые шли в лечебный корпус на прием — Сашкины родители и сам Сашка, в смешной зеленой панаме и с книжкой под мышкой. Надо же, как у них по-разному. Здравница всесоюзная… Всех лечат.

— Спите? — раздался рядом Сашкин голос.

Александр обернулся.

— Нет, отдыхаю просто.

Сашка уселся на парапет, положив между собой и собеседником книгу. Закладка торчала среди листов серебристым краем. Мальчишка качнул расцарапанной коленкой и стукнул пяткой в бетонный блок ограждения. Он никуда не торопился.

— Родители искать не будут? — забеспокоился Александр. — У вас же прием.

— Меня уже отпустили, — снисходительно ответил Сашка. — Мама с папой там остались.

Зеленоватая гладь бассейна показалась Александру трясиной болота, которая его затягивает. Они прошли по той стороне не больше минуты назад… Он опять отключился? Или просто задремал на жаре, убаюканный илистыми узорами?

— Что сказал врач?

— Ничего. Посмотрела, заставила написать предложение и велела подождать за дверью. Они там на лечение договариваются, процедуры какие-то завтра начнут.

Александр сел, Сашка отодвинул книгу в сторону, чтобы она не свалилась в воду, и подвинулся сам.

— Уже завтра?

— Врач сказала, что тянуть не стоит. Вряд ли за сутки что-то изменится. Утром пойдем.

Александр догадался, что мальчика никто не посвятил в суть процедур. Он не понимает, о чем речь. Процедуры для него — это что-то вроде массажа или облучения кварцевой лампой, безболезненные, простые. Он никогда не слышал о лечении электричеством. О том, что после него люди становятся тихими и вялыми, с трудом вспоминают имена, плохо ориентируются в пространстве и событиях, и даже припадки потом у некоторых случаются наподобие эпилептических.

Александр вытер мокрые руки о брюки, взял книгу, развернул ее на странице с закладкой и положил Сашке на колени.

— Тебе нравится Маленький принц?

— Нравится.

— Он хороший человек?

— Хороший.

— Почему же тебя не тянет написать о нем какой-нибудь кусочек? Например, про его розу. Просто так, чтобы лучше узнать, рассмотреть, познакомиться поближе? Чтобы они побольше поговорили?

— Не хочу.

— Да почему?

Сашка поднял на него глаза, светло-карие, с темным ободком вокруг радужки.

— Когда я читаю, я как кино смотрю, — объяснил он. — Как будто они с той стороны экрана, а я с этой. Им все равно, кто про них читает, я или другой, они там останутся. И продолжения тоже сколько ни пиши, они про тебя не узнают. Ты про них знаешь, а они про тебя нет. Они как бы чужие все равно, только притворяются твоими.