Генерал-губернатор (СИ) - Башибузук Александр. Страница 49

— Я слышал о вас… — после недолгого молчания сказал Гиляровский. — Во Владивостоке ходили слухи, что кто-то воевал на Сахалине после заключения мирного договора, а потом вывел на японском крейсере людей на материк. Я даже сам видел этот крейсер и пытался навести справки, но, увы, не преуспел — прямых свидетелей не оказалось, а слухи, сами понимаете, разные ходили.

— Эсминца, не кресер! Кресера потопили, — влез Тайто, — еще напиши, как япона людя жег, как насильничал и как мы япона вешать.

Но тут же заткнулся, после того, как Лука показал ему кулачище.

— Тут кто хошь озвереет… — пробурчал Мудищев. — А что вешали — да, вешали извергов, иха мать. Но за дело.

Гиляровский согласно кивнул ему и поинтересовался у меня.

— И как вас встретили наши?

— В тюрьму запроторили, падлы… — зло пробурчал Лука.

Но тоже замолчал, уже под укоризненным взглядом айна.

— Было дело, — подтвердил я. — А в тюрьме пытались убить. Но в итоге выпнули из страны под другим именем. А остальной мой отряд разогнали по России, под строжайшую подписку о неразглашении.

— Что-то я не удивлен, все как всегда у нас… — Гиляровский ожесточенно дернул себя за ус и выматерился. — Скоты, вашу мать так растак. Хорошо, что не упекли обратно на каторгу. Наши дуболомы могли. А что, сильно японы зверствовали?

— Словами не описать, не сомлевайся — есть карточки, где все эти измывательства японов… — зло пробурчал Лука. — Там такое, что в жисть не поверишь…

Дядя Гиляй вопросительно посмотрел на меня, и я кивнул Тайто. Айн вышел и через несколько минут принес конверт из плотной бумаги.

Просмотрев несколько фотографий Гиляровский не скрываясь заплакал. Мы же просто молчали. А что тут скажешь? Со временем ожесточение притупилось, но я все равно не мог смотреть на эти фотографии.

Наконец, он зло утер слезы рукавом тужурки и осипшим голосом заявил.

— Люди должны знать, Александр Христианович. Как есть должны знать. Нельзя такое скрывать. И вас нельзя скрывать. Но как это сделать? Власти же на дыбы станут, ни за что не допустят. Это же для них конец, люд подымется…

— В свое время все узнают, — пообещал я. — Обязательно, даю слово, но в свое время.

На самом деле, я не зря дал интервью Гиляровскому. Информационный вброс у нас давно запланирован, и мнение известного, можно сказать, народного писателя будет совсем нелишним для того, чтобы всколыхнуть народ. Но время для этого еще не пришло.

Гиляровский было наладился задавать еще вопросы, но тут заявилась Майя и погнала всех из комнаты обедать, а мне притащила только мисочку крепкого бульончика с половинкой вареного яйца, да ломтик подсушенного хлеба.

— Да от такой кормежки меня ветром сносить будет! — бурно возмутился я. — А мне еще завтра ехать на демонстрацию катеров.

— Пил? — Майя покрутила носом, несколько раз втянула в себя в воздух, и, безошибочно нырнула рукой мне под подушку, куда Гиляровский успел засунуть свою фляжку. — Это что такое, Сашка?

— Побойся бога супружница! Это лекарство…

— Вот не любишь ты меня, — Майя всхлипнула.

— Еще как люблю… — сконфуженно пробурчал я.

— Не ври…

— Все, хватит выть. Люблю, сказал. Слезы на меня не действуют, только злят.

— Правда? — Майя лукаво улыбнулась.

— Правда. Быстро организуй мне… скажем… ростбиф средней прожарки, эдак с фунт весом, да картошечки толченой к нему и маслица, маслица пошехонского в толченку побольше. Огурчиков и миног, маринованных не забудь. А еще…

— Нет и еще раз нет, — холодно покачала головой Майя. — Тебе нельзя переедать. Обильная пища благоприятствует повышению кровяного давления, что категорически противопоказано при контузиях. Так уж и быть, добавлю немного отварного куриного мяса, на этом все. И не проси…

— Да ты что, голодом меня уморить хочешь?

К счастью, назревающий скандал прекратило явление курьера из Царского села, прибывшего с просьбой лейб-медиков к Майе немедленно явиться к государыне.

Я облегченно вздохнул, накинул халат и побрел на кухню. Но присоединится к трапезничавшим сотоварищам не успел, так как явились директор Департамента полиции Максимилиан Иванович Трусевич вместе с начальником Охранного отделения Карповым Сергеем Георгиевичем. Вслед за ними, буквально через минуту, пожаловали Свиньин и Стерлигов.

То бишь, почти полностью все руководство партии «Отчество»

Пришлось из кухни ретироваться и переместится в кабинет. Немедленно последовавшие вопросы о моем здоровье, я мягко оборвал.

— Жив, здоров. К делу, господа.

Гости переглянулись, после секундной заминки первым заговорил Карпов.

— Александр Христианович, нами получены данные, что государь, возможно, в самое ближайшее время, откажет в своем визировании договору по аренде Сахалина.

Сдержать ругательства удалось с трудом. Нет, я прекрасно понимал, что такое развитие событий вполне имеет место быть, но все-таки оказался не готов к этому, потому что очень надеялся на благоприятный результат.

— Источники?

— Самые надежные, ближайшее окружение государя, — коротко отрапортовал Карпов. — Привожу переданные нам его буквальные слова, высказанные в беседе с императрицей: «…сей договор выгоден для государства, однако же, не всегда нам приходится руководствоваться выгодой, Аликс…».

Наступило молчание, которое прервал Свиньин.

— Александр Христианович, есть мнение, что самое время начинать.

Я обвел взглядом присутствующих.

— Поддерживаю! — четко кивнул Трусевич.

— Да, пришло время, — в голосе Свиньина не было никаких сомнений.

— Время пришло, Александр Христианович, — подытожил Стерлигов. — У нас все готово.

Я задумался. Все-таки «Смута». Так я назвал наш план. Этот план в финальной стадии имеет два варианта развития — первый, резкое ограничение власти царя и превращение российского политического строя в конституционную монархию. Второй вариант — смещение Николая с трона и замены его регентом, до вступления в возраст совершеннолетия цесаревича Алексея.

— Господа, доклад о готовности. Максимилиан Иванович, прошу…

Трусевич встал.

— Тайные циркуляры по местам уже разосланы и приняты исполнителями. По сигналу они будут вскрыты, после чего в течении двадцати четырех часов все находящие в России фигуранты будут арестованы и изолированы…

Если вкратце, план подразумевал следующие действия.

По сигналу, в российскую и зарубежную прессу масштабно вбрасываются материалы о казнокрадстве в России и непосредственной причастности властей к этому.

Сразу после этого, полиция и охранное отделение производит аресты фигурантов из банковской и промышленной среды. Одновременно, специально подобранные операторы мнений активно стимулируют возмущения в народе.

Дума инициирует проверки и запросы, которые подтверждаются.

Через небольшой промежуток времени, проводится следующий информационный вброс — в прессу поступают материалы о сокрытии властями героического сопротивления японцам на Сахалине, а также документальные доказательства зверств оккупантов над местным населением.

Народ выходит на улицы на мирный протест, который инициирует общественная патриотическая организация «Отечество», к которой присоединяется большинство думских партий и войска петербургского гарнизона, следом за ними полиция и жандармерия.

Протест поддержат многие члены императорской фамилии, великий князь Николай Николаевич младший, возьмет на себя роль посредника между народом и монархией.

А дальше…а вот дальше, когда градус накала достигнет своего пика, придется делать выбор, по какому пути идти.

Все этапы плана тщательно проработаны, каждое действия срежиссированно, исполнители готовы, остается только дать сигнал.

И сигнал этот должен дать я.

Черт, страшно до чертиков, аж мурашки по спине бегают. Все дело в том, что в наших родных пенатах, все и всегда имеет постоянное свойство идти не по плану. Учесть всего невозможно, как не старайся. И последствия даже страшно представить. Кровь, кровь и еще раз кровь. В России по-другому не бывает.