Дом-Призрак (ЛП) - Файфер Хелен. Страница 35

Не смогла удержаться и бросилась к нему, чтобы сообщить хорошие новости. Я нашла его в кабинете, он сидел, склонив голову, и писал письмо. Он даже не взглянул на меня, так был поглощен своим письмом. Я кашлянула и испугала его, потому что он поднял глаза и сунул бумагу под промокашку. Войдя, закрыла за собой дверь. Он спросил, чего я хочу, и я рассказала ему нашу замечательную новость. Я ожидала, что он подхватит меня на руки и поцелует. Вместо этого он поднялся со стула, краска сошла с его лица, превратив его в мертвенно-белую маску, его черные глаза сверкнули, и он молча прошел мимо меня из комнаты. Я не знаю, что у него на уме. В одно мгновение он счастлив и добр, в следующее — безумен и жесток.

Интересно, как бы все сложилось, если бы я вышла замуж за Альфи и рассказала ему эту новость? Точно знаю, что он подхватил бы меня и закружил по комнате, крича от радости. Милый счастливый Альфи, который и пальцем не пошевелит, чтобы прихлопнуть муху, и скорее умрет, чем ударит меня, в отличие от Эдварда, которому, я думаю, доставляет огромное удовольствие причинять мне боль.

Боюсь, что Эдвард, за которого вышла замуж, был иллюзией, но я понятия не имею почему. Завтра он возвращается в Лондон, поэтому я занялась упаковкой его чемодана и сумок. Спросила Гарольда, не знает ли он, где Эдвард, и он ответил, что тот спустился в подвал. Я улыбнулась, поблагодарив его, потому что не хочу, чтобы кто-нибудь знал о трудностях между Эдвардом и мной, это моя проблема и только моя.

29 сентября 1888 года

Как глупо было думать, что, перспектива стать отцом положит конец его жестоким вспышкам. Прошлой ночью он грубо взял меня, и было так больно, что я боялась потерять ребенка. Он продолжал кусать меня и так сильно сжимал мои руки, что сегодня я вся покрыта синяками, отметинами на руках и на груди. Я так боялась за ребенка внутри себя, что не сопротивлялась, а лежала, и слезы безмолвной печали катились по моим щекам. Затем он спустился вниз и выпил так много этого ужасного виски, который он так любит, что, когда он вернулся, от него разило алкоголем. Он был так пьян, что рухнул на кровать полностью одетым и заснул. Его храп был таким громким, и он вызвал у меня такое отвращение, что я прокралась из нашей супружеской постели в свою старую спальню.

Как же мне хотелось снова стать горничной! Раньше я думала, что никогда не закончу свою работу по дому и что со мной так плохо обошлись. Ха! Как мало я знала? Таскать тяжелые ведра с мыльной водой, чтобы вымыть ступеньки, и проводить весь день на четвереньках, натирая полы до блеска, — мысль о такой жизни привлекает меня гораздо больше, чем быть избитой женой хозяина дома.

Эдвард встал сегодня утром и не сказал мне ни слова: на этот раз никаких извинений за свое поведение. Гарольд запряг лошадь в экипаж, а я наблюдала из окна классной комнаты, как Эдвард забрался внутрь и даже не обернулся, чтобы посмотреть, там ли я.

У меня до сих пор перехватывает дыхание, когда я смотрю на него, потому что он такой красивый мужчина. Иногда мне приходится щипать себя, чтобы убедиться, что моя жизнь реальна. Я вспоминаю прошлый год, когда все было так прекрасно, и он не знал ничего, кроме страсти ко мне. Мне так этого не хватает. В глубине души я знаю, что люблю его, хотя в данный момент и боюсь. Я понимаю, что он, возможно, все еще скорбит и ему тяжело. Несмотря на все, что он продолжает делать со мной, я все еще чувствую чувство долга по отношению к нему, потому что он мой муж.

Я спустилась вниз, на кухню, зная, что теперь, когда он ушел, это будет безопасно. Подойдя к двери, я услышала, как кухарка сплетничает с Альфи о том, что дела у дочери экономки теперь идут не так хорошо. Я склонила голову и пошла прочь, не желая больше слушать её злобные сплетни. Не хотела видеть жалость или даже презрение на лице Альфи и не хотела слышать, как они говорят то, о чем думают: «Кем ты себя возомнила, Элис Хьюз?»

Понятия не имею, что мне делать со своим затруднительным положением, и мне не к кому обратиться. Я только надеюсь и молюсь, что, как только Эдвард успеет все обдумать в Лондоне, он успокоиться и позвонит мне, чтобы попросить прощения.

Я бы все отдала, чтобы довериться Альфи, как раньше, но он занят, всякий раз, когда я вхожу в комнату. Кухарка сообщила мне, что завтра он возвращается в армию.

Прошлой ночью мне снилась жизнь с Альфи. Я знаю, что он любит детей, потому что он говорит о своих сестрах с большой нежностью. А я заперта в этом прекраснейшем доме с человеком, который не любит меня, и, боюсь, ненавидит больше всего на свете. Я могу только благодарить Эдварда за то, что он проводит так много времени в Лондоне, потому что мне страшно подумать, во что превратилась бы моя жизнь, если бы он все время жил здесь.

Не в силах больше это выносить, я отправилась искать Альфи. Он был снаружи, в оранжерее, ухаживал за растениями, помогая садовнику Томасу. Он посмотрел на меня впервые за несколько дней, и я увидела, как на его лице отразился шок. До этого момента я не осознавала, насколько ужасно выгляжу. Он спросил меня, что я делаю, разговаривая с ним, когда очевидно, что Эдвард – он почти выплюнул это имя – запретил мне. Так много хотелось ему сказать, но вместо этого я заплакала, как жалкая маленькая девочка. Альфи поставил лейку и подошел ко мне. Он помолчал, не зная, что делать, но потом обнял меня и крепко прижал к себе. Я чувствовала себя глупо, но не могла остановиться. Все, что я держала в себе, казалось, выплеснулось наружу в этих слезах. Я положила голову ему на грудь.

Через некоторое время он подвел меня к нашей сломанной скамейке, и мы снова сели на неё, и я излила ему свою душу. Рассказала о побоях, которые нанес мне Эдвард; он заставил меня закатать рукава, чтобы посмотреть на синяки на руках. Он был так зол на Эдварда, но его глаза все еще оставались спокойно-голубыми. Он нежно поцеловал мои истерзанные руки, и мои глаза снова наполнились слезами. Я сказала ему, что жду ребёнка, которого Эдвард не хочет, и рассказала о своем желании снова оказаться в прислуге. Это рассмешило Альфи, и он сказал, что я никогда не была создана для того, чтобы прислуживать. Он говорил, какая я красивая и как он любил меня с самого первого дня, когда я вошла в дом, когда мне было девять лет, а ему двенадцать. Вспомнил, что я пряталась за длинными юбками матери и в тот день у меня по щекам текли слезы, потому что я упала на гравийную дорожку и поранила колено. Давно забытые воспоминания нахлынули на нас, и мы сидели там несколько часов, разговаривая, пока оба не проголодались, и нам не пришлось вернуться в дом. Альфи сказал, что ему нужно вернуться в армию, но, когда он вернется домой, он поможет мне собрать вещи и уехать с ним куда-нибудь как можно дальше от аббатства Вуд. Он пообещал, что будет любить ребенка, как своего собственного, потому что тот часть меня. Мы скажем людям, в том месте куда переедем, что мы женаты, и никто не узнает ничего другого, потому что это наш секрет.

Впервые за несколько месяцев я почувствовала, что моя жизнь может иметь счастливый конец, как в сказках, которые я читала. Альфи поднял меня со скамейки и поцеловал. Это было чудесно, и казалось, что наши губы всегда должны быть вместе, как две части головоломки. Копыта лошади в отдалении заставили нас отскочить друг от друга, и я испугалась, что Эдвард вернулся. Побежала из оранжереи обратно в дом, мой желудок сжался в тугой узел. Я ждала в библиотеке, высматривая, кто приехал. К моему большому облегчению, это оказался бакалейщик, делавший еженедельную доставку для кухарки. Много позже я нашла Альфи и заставила его пообещать никому не говорить о наших планах, потому что, если Эдвард узнает, он убьет нас обоих, в этом я не сомневаюсь. Альфи взял мою руку и поднес к губам. Нежно поцеловав её, он пообещал, что это будет нашей тайной до того дня, когда мы уедем и никогда не вернемся.