Зильбер. Третий дневник сновидений - Гир Керстин. Страница 10

Просто с ума сойти! Я уже не могла отделаться от этого проклятого придуманного парня.

– Если бы я не знала тебя, я бы решила, что ты ревнуешь, – ответила я, вместо того чтобы сказать: «Он лизался длинным и очень мокрым языком».

Генри кивнул.

– А может, и ревную, – ответил он, недолго думая, и кончиками пальцев провёл по моей щеке. – Меня вообще-то интересует, кто научил тебя так здорово целоваться.

Ну да. Только не Расмус.

– А почему ты думаешь, что целоваться научил он меня, а не я его? – пробормотала я. – Может, у меня это врождённый талант?

Всё-таки я была плохая лгунья. Долго так продолжать нельзя: рано или поздно я должна сказать Генри правду. Только не знала, как это сделать, от смущения не провалившись под землю.

– Если бы только это… – Персефона неожиданно прервала мои мысли. – Джаспер и на меня по-настоящему не взгля…

– Что это там впереди?! – воскликнула я и показала на толчею, образовавшуюся у главного входа.

Спасти могла только попытка отвлечь внимание. И она сработала.

С лица Персефоны сошло скорбное выражение, она вскинула голову и с любопытством поспешила к школьникам, которые возбуждённо что-то обсуждали. Я направилась в ту же сторону немного медленней, и, когда я подошла, чтобы увидеть, вокруг чего все столпились, мне для этого пришлось подняться на цыпочки.

Хотя я не переставала думать о том, что случилось во вторник с миссис Лоуренс, мне так и не удалось увидеть Артура. Похоже, даже в школьной столовой мы каждый раз проходили мимо друг друга, и я бы не стала утверждать, что мне его не хватало. Но я продолжала ловить себя на том, что словно выжидала, не возникнет ли кто-то, готовый сделать что-то безумное и страшное. По словам Генри и Грейсона, с ними было точно так же, даже во время тренировок по баскетболу. И хотя до сих пор ничего не случилось, легче нам не становилось, наоборот, увеличивалась напряжённость. Кто станет следующей жертвой Артура? И что он ему сделает?

Моё поведение становилось немного параноидальным. Каждый вечер, по возможности мимоходом, я спрашивала у Мии, не пропало ли у неё что-нибудь, и лишь после того как она заверяла, что у неё всё на месте, могла спокойно лечь спать. Я размышляла о том, с каких пор предмет становится личной вещью. Считать ли таким только что купленный карандаш? Или чтобы придать ему личные свойства, надо ли его сначала погрызть? И надолго ли это подействует? Не станет ли предмет ничьим и не утратит ли свои качества? Последний раз это было с варежкой, которую, возможно, использовал Артур, чтобы войти в сны Мии, и я предпочла бы умереть, чем ещё раз такое пережить. Поэтому мне было не важно, что постепенно Мия стала относиться к моим вопросам с подозрением. Лучше всего было бы сказать всем: пусть они пристальней наблюдают за своими вещами, особенно если поблизости Артур.

Но этого делать было, конечно, нельзя. И всё равно, наверно, заранее позаботился обо всём, что ему нужно. Я представляла себе, как он складывает добычу у себя в комнате, разумеется, снабжая предметы именными табличками, и каждый вечер обдумывает, чей сон посетит он сегодня. И чтобы его самого никто не застиг врасплох, когда он спит, он, конечно, избавился от секретного тайника для ключей, с помощью которого в январе Грейсон сумел проникнуть к нему и забрать варежку Мии, продвигаясь ползком, как с детства умеют все мальчишки, а недавно и огородился забором, как обнаружил Грейсон. Сон Артура, как и его добыча, были недоступны. В доме его родителей появлялось множество влиятельных и знаменитых людей – музыканты, политики, промышленники, и невозможно вообразить, чего только Артур у них не набрался.

Сейчас же его интересовали не знаменитости, а главный объект ненависти для «Академии Джабс» – конкретно Теодор Эллис.

Неприязнь Тео Эллис вызывал не потому, что он был слабый интриган, карьерист или толстый скверный драчун, нет, а потому, что он был баскетболист экстра-класса, огромный талант, добыватель очков, богатство любой команды. Вдобавок он был любезен, умён и красив. Проблема состояла в том, что выступал Тео Эллис не за «Академию Джабс», а за «Высшую школу Рослин». Другими словами, он играл не за ту команду. Этого было достаточно, чтобы его ненавидеть.

По собственной воле Тео наверняка не перешёл бы на сторону противника, но его беда оказалась в том, что он выбрал в качестве предмета еврейский язык, а «Академия Джабс» и «Высшая школа Рослин» из-за малого количества учеников объединились. Здесь, у нас.

Когда он в пятницу приходил на занятия, его в школе и в коридоре встречали криками «бу!», и это было ещё самое безобидное. Футболка с надписью «Тео, не хочу от тебя ребёнка» (в цветах нашей школьной формы) сразу стала популярной, и, если верить слухам, наша преподавательница еврейского миссис Рицель задавала тест и особые домашние задания, лишь когда скоро предстояла важная игра. Миссис Рицель была горячей болельщицей «Флэмел».

В последние недели ситуация ещё больше обострилась, если это вообще возможно. Можно было подумать, что команда Тео стала чемпионом, а «Флэмел» застряла на четвёртом месте. Известно, что болельщики переживают поражение хуже самой команды, так что в интернете даже прошёл форум «Мы ненавидим Тео Эллиса», где премию получили специально сочинённые песни: «Вонючка Тео жрёт свой део» или «Теодор Эллис, капитан, обделался».

Тео, конечно, жалел, что выбрал не испанский язык, но я не могла не восхищаться, видя, как он каждую пятницу гордо шагает по нашему коридору, со стоическим спокойствием вынося откровенную враждебность присутствующих.

Как сегодня.

Если ему было не по себе, он, во всяком случае, не показывал виду. Широко расставив ноги и скрестив на груди руки, он стоял перед Артуром, напоминая платяной шкаф из массивного дуба. Тренированный Артур при росте метр восемьдесят пять по сравнению с ним казался щуплым. Но это не мешало ему задевать Тео. Не так прямо и примитивно, как болельщики «Академии Джабс», но в своём, Артуровом стиле – гораздо подлей.

– Не беда, что свою контрольную ты провалишь, – сказал он мягко. – Твоя мать надеется, что хоть кто-то в семье чего-то достигнет. Твоего брата, я слышал, должны условно-досрочно освободить.

Публика слегка зашумела. Я обнаружила среди других голов каштановые волосы Эмили и удивилась. Она никогда не проявляла интереса к баскетболу. Тем не менее она с интересом вслушивалась в разговор. Рядом с ней стоял Сэм-Стыдись и снимал происходящее на свой мобильник.

– Всё-то ты слышишь, ангелочек сусальный, – сказал Тео, и Персефона, оказавшаяся рядом со мной, громко вздохнула. – Наверно, свои локоны ты завивал у парикмахера.

Артур ответил снисходительной усмешкой:

– Плохо, наверно, ощущать на себе такое давление и быть единственным, кто в семье умеет читать и писать. Невелика радость закончить жизнь, как твой предок, чистильщиком мостовых. – Он принюхался к Тео. – Хорошим чистильщикам всегда найдётся работа.

Кто-то в группе слушателей хихикнул, кто-то из младшей группы тихо стал скандировать: «Тео, Тео, найди свой део!»

Тео вздохнул, словно скучая:

– Я, конечно, знал, что ты, ангелок из сусального золота, всегда был снобистской задницей, но раньше всё-таки не таким. До того как твоя команда не захотела избрать тебя капитаном. Почему, интересно, она так сделала?

Ха, здорово сказано! Тео мне начинал нравиться.

Артур попробовал снова снисходительно усмехнуться, но было видно, как он зол. Тео умело попал в его больное место. Теперь никто больше не хихикал, все напряжённо ждали, что ответит Артур. Причину явного разлада между Артуром и когда-то лучшими его друзьями, Грейсоном, Джаспером и Генри, не знал никто, кроме нас. Даже Леди Тайна могла предложить лишь смутные догадки.

Пока Артур подыскивал слова, Тео взял на плечо свою сумку.

– Да нельзя же нравиться всем, не переживай так, зато у тебя богатые родители. А мне надо идти. – Он начал прокладывать себе дорогу через толпу школьников. – На тренировку со своей командой. Которая, кстати, на прошлой неделе переизбрала меня капитаном, без единого голоса против.