Порошок идеологии (сборник) - Панов Николай Николаевич. Страница 3

– Так… понимаю!.. – сказал нерешительно начальник. – На самом деле он не понимал ничего. – Это действительно так… Письмо – это ясно… Ну, ты будешь теперь говорить?..

– Ничего я не знаю, – сказал вдруг арестант. У него был хриплый и разбитый голос. Поникнув по-прежнему, он смотрел упорно в пол. На лице застыло каменное выражение.

– Ага, заговорил!.. – крикнул начальник. – Чего там не знаешь? Знаешь!.. Говори, какой Николай, какой ящик, какая тетя?.. Все равно все узнаем. Говори!..

Арестант равнодушно молчал.

– Ты опять?.. – удивленно сказал начальник и стал снимать с пальца кольцо. – Ты опять?.. Ну подожди, голубчик!..

Он снял перстень и положил на край мраморной чернильницы. Он встал с кресла. Арестант побледнел. Филькин наклонился над столом.

– Дозвольте доложить, – почтительным шёпотом сказал Филькин, – не стоит, Сигизмунд Павлович, ручки портить. Он толстокожий, мерзавец, ему что! А здесь и так дело ясно. Если прикажете, злоумышленника этого отправить можно!..

– Отправить?.. – сказал удивленно начальник. – А как же допрос?.. Ну, да, впрочем, хорошо!.. Эй, вы, уведите его!.. Пошли…

Он устал возиться с этим делом. Он решил положиться на филькинский опыт. Жандармы вышли. Они остались вдвоем.

– Ну?.. – нетерпеливо подогнал начальник. – Говори!..

– О чем, собственно?.. – мягко поинтересовался Филькин. – Неясность есть какая?..

– Какая неясность?.. – начальник махнул рукой. – Ты, брат, скажи, какая здесь ясность?.. Все письмо это какой-то вздор! Ну, при чем здесь тетя?..

– Тетя – это мы, – пояснил с готовностью Филькин. – Воры так на своем языке – жаргоне, скажем, – полицию называют. Вот он и взял оттуда словечко это…

– Он?.. Кто это он?.. – нахмурился начальник.

– Он – это кто записочку написал! – Филькин говорил явно покровительственным тоном. – Злоумышленник, к примеру… а точнее – социал-демократ Шведов. Кличка – «Николай».

– Шведов?.. – соображал начальник. – Какой Шведов? Николай? Постой, постой… да ведь он в Сибири!..

– Был… – с подчеркнутой неторопливостью возразил сыщик. – Теперь здесь, четыре месяца как бежал из Сибири. Здесь он орудует, Сигизмунд Павлыч! Ныне утром его на улице встретил. Он же и ящик этот отправлял.

– Предположим… – снова нахмурился начальник. – Предположим, ящик отправил он. Но самый ящик, земля!.. В чем смысл?.. Зачем посылать, если уничтожить?..

– А в этом главный умысел и есть! – Филькин потер костлявые ладони. – Это, к примеру, раскрыть и нужно. Серьезное это дело выходит. Имею, Сигизмунд Павлович, план!..

– Ну?.. – насторожился начальник.

– Карточка упомянутого «Николая» у нас в архиве есть. С мизерным различием, то-есть… Сейчас он в рыжих усах, а там – бритый… Ну, да это пустячок… Отпечатать эту карточку нужно и всем филерам раздать. И пустить филеров по городу того Николая филить. А обнаружат – не трогать его, не хватать, а вызвать меня. Я же сейчас на вокзал и выясню отравителя груза. Прикажите, Сигизмунд Павлович?..

– С багажом, собственно, уж сделано… – сказал начальник, – Архимедова я туда отправил… А до остального – что ж, делай, Ферапонт Иванович! Раскроешь важное – награда за нами. Что?..

Вошел прилично одетый филер, с черной бородой и зонтиком, висящим через локоть. Филькин хмуро глядел на него. Жгучими беспокойными глазами вошедший окинул комнату и подошел к столу.

– Ну, Архимедов, что?.. – спросил начальник.

– По заданию вашею высокоблагородия был на вокзале, – бойко сказал Архимедов и тоже взглянул на Филькина. – Выяснил день отправки и отправившее лицо. Но полученным сведениям, ящик отправила женщина, молодая, рост средний, волос светлый, лицо интеллигентное, особых примет нет! В отправке участвовала транспортная контора «Федин и Сын».

Теперь пришло время начальнику торжествующе взглянуть в Филькинское удивленное лицо.

Глава II

Лавка восточных товаров

На одной из рабочих окраин города, на широкой Тихой улице, почти целиком застроенной деревянными домами, темной тяжелой громадой выделялся старый кирпичный дом.

Дом был двухэтажный и длинный, полукруглый сводчатый пролет ворот рассекал посредине его нижний этаж. Наверху и слева были частные квартиры, правое нижнее помещение было предназначено под магазин.

Этот магазин пустовал уже долгое время. Его толстая крашеная дверь была заперта на огромный висячий замок, витрины закрыты дощатыми желтыми ставнями. Вторая узкая дверь, выходящая в ворота, даже забухла от долгого бездействия.

Но вот однажды два новых съемщика зашли во двор дома и вызвали хозяина, живущего здесь же.

Это были толстый кавказец с горбатым носом и синеватыми яркими белками глаз и молодой человек с бледным лицом, твердо сжатым ртом и рыжими огромными усами. К ним вышел хозяин – сморщенный старичок с ехидной козлиной бородкой.

– Сандро Вачнадзе, оптовый торговэц! – самодовольно отрекомендовался кавказец. – Прыказчик мой Николай Павлов! – Он хлопнул по плечу молодого человека. – Показывай лавку, хозяин, смотрэть будэм, тарговать будэм!

Хозяин раскрыл ставни и снял висячий замок. Они вошли внутрь. Комната была низка и неприглядна. Сырость и пыль нежилою помещения охватили их. Серый дневной свет падал на ободранные стены магазина, на мохнатый от пыли прилавок. Закрытый квадратный люк выступал возле прилавка.

Сзади магазина были другая комната, для жилья и кухня с русской огромной печью. Наружная, «черная», дверь выходила из кухни. Кавказец расспрашивал, молодой человек скромно держался сзади. Только иногда они обменивались острым понимающим взглядом.

Хозяин принес с собой керосиновую лампу. Он зажег ее, поставив на прилавок. Он откинул тяжелую крышку люка.

Держа лампу перед собой, он стал спускаться в подвал по шаткой приставной лестнице. Посетители следовали за ним. Промозглая сырость стояла в подвале. Дневной свет едва пробивался сверху в два узкие заросшие окна под самым потолком. Желтый свет лампы скользнул по кирпичным неровным стенам, по земляному полу и упал на квадратную пустоту посредине.

– А это что? – спросил кавказец.

Хозяин поднес лампу ближе.

Это был колодец с деревянными широкими бортами, с почерневшим деревом внутренних стенок. Тяжелые капли воды медленно стекали по стенкам. Внизу, в глубине, сверкало зеркальное дно.

– А это, изволите видеть, отсосный колодец! – услужливо пояснил хозяин. – Для сухости больше, всю сырость он вниз тянет! Сам-то он сухой – воды внизу всего на палец. Товар если складывать, или что – не отсыреет, всю сырость колодец возьмет! А насчет дома не сумневайтесь: знатный дом, старой постройки, еще папаша мой его строил! Дом первый сорт!

Он стоял отвернувшись и не заметил, как кавказец снова обменялся с приказчиком быстрым взглядом. Раскрытой ладонью кавказец хлопнул хозяина по спине.

– Ыдет, хозяин! – громко крикнул он. – Пошлы навэрх, получай задаток. Въезжать будэм, сухим кавказским товаром торговать! Хороший товар, ввва!

В следующие дни старый дом оживился. Жильцы выглядывали из окон, дети гурьбой толпились у ворот. Новый жилец въехал в магазин со всем своим скарбом. С ним вместе перебралась жена – белокурая, тонкая женщина с ребенком на руках.

С приказчиком Николаем сам Вачнадзе руководил разгрузкой товара. Из некоторых ящиков здесь же вынули круглые сыры, урюк, изюм, орехи и разложили все это в магазине по мешкам и полкам. Другие ящики, очень тяжелые, совсем не раскрывая, сразу снесли в подвал.

– Астарожней! – кричал Вачнадзе, прыгая вокруг несущих ящики рабочих. – Вам говорю, астарожней! Старое вино здесь! Разольете – голову оторву! Сам потом выну, торговать буду! Ой, какое вино, кавказское вино!

И он вправду вынул откуда-то бутылку вина и угостил рабочих-носильщиков и двух других, пришедших со стороны. Этих рабочих никто здесь не знал. Они должны были сделать некоторые переделки в доме.

Они работали несколько дней, хмурые и молчаливые, приходя на рассвете и уходя поздно вечером. Вачнадзе уже торговал. Через жену и приказчика Николая, один за другим он отправил на вокзал несколько заколоченных ящиков.