Падшие ангелы Мультиверсума - Алехин Леонид. Страница 67

Он болезненно щурился сквозь яркий свет, пытаясь заглянуть ей в глаза, но не мог. С трудом угадывался знакомый наклон головы, разворот плеч. Все остальное тонуло в запредельном голубом сиянии, превращавшем ее в бесплотный силуэт.

– Ответь!

Прохладная рука нежно, спокойно легла ему на лоб. Скользнула по небритой щеке, пересохшим губам. Он застонал. Да, это она. Кто же еще?

– Как ты вошла… как ты попала сюда?

Ему послышался шепот, тихий, как звук осыпающихся песчинок. «Не знаю». Или это зашуршали складки ее одежды?

– Я думал, что уже совсем потерял тебя.

Она молчала, неподвижно застыв рядом с ним, и он подумал, что это все же сон. Даже если она находилась в этом же здании, даже в одной из соседних палат, то это не делало ее ближе. Между ними пролегало нечто большее, чем физическое расстояние и преграды в виде десятков запертых дверей и вооруженных охранников.

Болезнь Ирины была невидимой и неприступной границей между ней и всем остальным миром. Крышкой хрустального гроба для сказочной принцессы. Тонкой, как лезвие ножа, стеной, разделившей их.

Навсегда.

Повернувшись к нему лицом, она лежала на его откинутой правой руке, глубоко вдавив ее в подушку. В левой руке у него была сигарета, от которой они затягивались поочередно, пуская дым в потолок. Там его подхватывал и месил, наматывая на мерцающие лопасти, огромный комнатный вентилятор. Их ноги лежали на безжалостно смятом покрывале, касаясь друг друга.

– О чем ты думаешь? – спросила она, прижимаясь губами к его пальцам, удерживающим сигарету.

– Это запрещенный вопрос.

– Ответь. – Она толкнула его в бок. – И я скажу тоже.

– Я думаю о тебе. – Левая рука затекла, и он пошевелил ею, согнул в локте, тем самым обнимая Иру еще тесней. – О доверии. О том, что я подпускаю тебя вплотную к телу.

Он попытался сделать затяжку, но она схватила его за запястье, опять поднесла сигарету к своим губам.

– А о чем думаешь ты? – спросил он.

– О том же самом. – Он улыбнулся, но она была серьезна и смотрела внутрь себя. – Я думала, почему мы не трахаемся?

Он поперхнулся дымом, кашлянул.

– Ну, знаешь, – помотал головой, насколько это было возможно. – Думает она о том же самом… Мы не трахаемся потому, что ты замужем. И Сергей мой друг. Аеще потому, что охраннику нельзя спать с подопечной. Я ведь тебя охраняю, ты не забыла?

– Я помню, – сказала Ирина. – И еще я помню, что ты и мой друг. Это тоже причина?

– Наверное. – Он усмехнулся. – Я не пробовал трахаться с друзьями. Надо бы как-нибудь…

– Попробуй, – сказала она, усаживаясь на него сверху и обхватывая его бедра своими.

– Сереже это может не понравиться, – сказал он, выгибаясь под ней волнообразно, подбрасывая ее тело вверх движением таза.

– Что? – невинно спросила она. – То, что ты попробуешь его трахнуть?

Они расхохотались. И сразу же, без перехода начали яростно целоваться, задыхаясь, сжимая друг друга до вскрика в объятиях. Он, перекатившись, оказался сверху на ней, кусая ее влажные губы, подбородок, шею…

И так же внезапно все кончилось. Она, стоя возле постели, говорила что-то в мобильный коммуникатор. А он разминал совершенно онемевшую под тяжестью ее тела правую руку, стыдливо натянув покрывало до пояса. И думал, дошли бы они хоть раз до конца, если бы не эти постоянные случайности? Или все же они избегали этого сами? Неуверенность? Страх что-то менять? Желание быть друг с другом не так, как со всеми?

Ира села рядом на кровать, играя замолчавшей «ракушкой».

– Мне надо ехать, – сказала она. – Внеурочный сеанс связи. Я должна вести группу.

– Мне не нравится, что ты опять это делаешь. Почему?

Это был тоже запрещенный вопрос. Такая уж, видно, была сегодня ночь. Их работа на Проект была таким же табу в разговоре, как ее жизнь с Сергеем. Как все, что они не произносили вслух.

Но она ответила:

– Влад не может, его последний визит был всего двое суток назад. Ренат до сих пор не оправился от шока. Новенький, Павел… ты знаешь сам. Так что «гостей» сейчас все равно что нет, Только мы. А почему так срочно – мне не скажут.

Он кивнул. Да, все так, можно было ничего не говорить. Но ему было неспокойно. Последние сеансы давались Ирине очень тяжело, гораздо тяжелей, чем другим медиумам. Говорили, что результаты были превосходные, но какой ценой…

– Я не хочу, – сказал он.

– Я тоже. – Она поцеловала кончики пальцев, быстро приложила их к его губам. – Но я должна, Ты проводишь меня?

– Конечно. Это тоже мой долг, в конце концов. – Он поморщился. – Ира, ты мне всю руку отлежала.

– Ой, посмотрите, – она картинно всплеснула руками, – видели этого телохранителя, которому хрупкая женщина отдавила рабочую конечность? Как ты меня защищать собираешься, однорукий?

Он не изменил позу, продолжая расслабленно лежать, но его левая рука метнулась вперед. Слишком быстро, чтобы заметить ее движение, И мягко легла на шею Иры ниже затылка. По ее коже должны были побежать мурашки, вниз, на гладкую спину. Ей нравилось, когда он трогал ее там, около волос, за ушами.

– Вот здесь, – нежно сказал он. – Немного надавить, и все. Убить человека можно и одной рукой.

Она повернулась, прижимаясь щекой к его ладони, Провела губами вдоль линии жизни, разорванной посередине.

– Я люблю тебя, – сказала она. Это была их последняя ночь.

Он дернулся, но его руки были надежно охвачены смирительными ремнями. Он вообще перестал их уже чувствовать.

– Прости, я ничего не сказал тебе тогда. Потом было уже поздно, тыне слышала… прости, Я люблю тебя. Люблю.

Он повторил это еще раз, потерянно смолк. Неужели она опять не слышала его? Как два года назад, когда он кричал, срывая голос, но ни один мускул не дрогнул на ее бледном и отныне навсегда неподвижном лице.

– Ты слышишь меня?

Она пыталась расстегнуть ремень, удерживающий его левую руку. Непонятно как, но ей удалось справиться с замком. Нажим ремня ослабел, и он раскрылся.

Он хотел поднять руку, вытянуть ее к ней, но не смог. Слишком сильно занемели мышцы. И тогда она взяла его руку своими и поднесла к своему лицу.

Холод. По его телу пробежал озноб от прикосновения ее щеки к тыльной стороне его ладони. И сразу же он почувствовал теплую влагу, сбегающую с ее лица на его руку. Слезы. Теплые слезы. – Ну что ты, –прошептал он. – Не надо. Я с тобой. Ему опять почудился шорох-шепот. Она невесомо поднялась, все еще удерживая его руку, шагнула прочь. Он попытался задержать ее, но пальцы не слушались. От резкого движения трубка капельницы выскочила вместе с иглой из вены. Темная кровь выплеснулась толчками, липко растекаясь по руке и белой простыне, накрывавшей его до пояса.

Спотыкаясь, припадая на левую ногу, он брел по коридору, кровь из обрубка унялась, лишь изредка брызгала прорывающейся струйкой. Большинство крупных сосудов были спаяны при прохождении луча, но иногда от внутреннего давления срывалась непросохшая корка.

Метрах в ста позади из него успела натечь целая лужа, в которой он и оставил лежать свою левую руку.

Случившееся было чистой воды везением. Достаточно было вспомнить, как лихо первая вспышка противопехотного лазера развалила на две дымящиеся части начальника химической секции. Он так и не вспомнил, как его звали.

Закричав, Сережа взорвал петарду, и это сбило прицел невидимого стрелка. Второй луч пришелся не точно в цель. Было почти не больно.

Споткнувшись в очередной раз, он с трудом устоял. Знал, что, если упадет, ему больше не встать. Но ничего не мог поделать. Измученное тело сдавало, и простреленная навылет нога отказывалась идти.

И ковыляющий рядом Сережа ничем не мог помочь, он и сам выбивался из сил. Кроме того, ему приходилось нести Иру на себе, Он покосился в их сторону, и взгляд его отчего-то приковали уродливые искаженные тени, отбрасываемые на стену тремя беглецами.