Раненые звезды (СИ) - Котов Сергей. Страница 21

Наконец, уже наверху, я шагнул в указанном Катей направлении. И тут же сбился с дыхания: кругом была жесткая снежная буря, а ветер чуть не сшиб меня с ног. Мы вышли прямо из какой-то гранитной скалы. Я с трудом прошел пару метров, и осмотрелся. Скала это была очень необычной: выщербленный гранит вздымался вертикально вверх, на высоту тридцати метров. Это была даже не скала, а столб. Приглядевшись, сквозь белое марево я смог разглядеть еще несколько таких же.

— Где мы? — прокричал я Кате сквозь бурю, — куда идти?

Вместо ответа она подошла ко мне, и указала наверх. Там, прямо на ближайшем столбе, зависла огромная обтекаемая тень. Не нужно было быть специалистом, чтобы опознать летающий аппарат. А еще ближайший столб вдруг неожиданно раскололся, обнажив ярко освещенную нишу, внутри которой стоял готовый к движению подъемник.

Часть 2. Космонавт

1

Где-то месяц меня обследовали. Кажется, если бы медикам позволили разобрать меня на мелкие кусочки, чтобы изучить под микроскопом — они бы с удовольствием это сделали. Даже не имея никакой возможности собрать меня обратно. На одни только анализы ушли литры крови. И не только крови, если быть совсем честным. О процедуре сдачи некоторых жидкостей я до сих пор вспоминаю, краснея.

Подкопаться было не к чему: по всему выходило, что я совершенно, до отвращения здоров. Одна докторша, не запомнил ее имени — сухая и строгая дама лет пятидесяти — даже выговорила мне, что, мол, это невозможно среди современной молодежи, и что меня надо вывести на чистую воду. До сих пор не понимаю: это было ее специфическое чувство юмора, или она действительно так думала.

Потом еще месяц меня обкалывали разными прививками, и следили за реакцией моей иммунной системы. Реакция зачастую была, прямо скажем, куда более бурной, чем бы мне хотелось. Два раза поднималась температура до тридцати девяти, и один раз резко упало давление, так что я попал в палату интенсивной терапии на целые сутки. Удивительно, но даже после таких приключений вердикт, вынесенный специальной комиссией, был однозначен: годен.

Хотя один умник озвучил мнение, что у меня избыточная мышечная масса, и мне следует прописать комплекс диеты и специальных упражнений, направленный на ее снижение. От того, чтобы услышать в свой адрес в полном объеме то, что я о нем думаю, его спасло только присутствие уважаемых дам.

Это его замечание было вдвойне обидным, потому что я, в отличие от очень многих в фитнесе — натурал. То есть, не сижу на гормональных курсах. Просто мне очень повезло с генетикой, так редко, но все же бывает. Поэтому всякие особые мнения насчет моих физических кондиций, заработанных честным потом и головой, способны довести меня до белого каления.

Тренироваться мне, конечно, никто не запретил. Диету тоже позволили контролировать самому. Мне по-прежнему немного не хватало полноценного зала, но тут дело было, скорее, в клиентах. Я скучал по ним; следить за прогрессом человека, который тебе доверился, особенно получать позитивную обратную связь — это ведь тоже кайф.

Наверно, я был хорошим тренером, раз так думаю. Был — потому что моя жизнь изменилась бесповоротно. Странно, насколько легко я принял этот факт, ведь все мои планы и мечты полетели к чертям. Наверно, будь у меня время остановиться, и немного подумать — мне стало бы грустно. Но мне этого времени не давали. С того самого дня, когда мы с Катей устроили глобальный кризис, который чуть не привел к уничтожению человечества — у меня не было ни одной свободной минуты.

Весь двадцатый век оба существовавших в то время видящих пытались найти самый главный и самый ценный артефакт, который теоретически мог существовать — космический летательный аппарат в хорошем сохране. Особое внимание уделялось как раз периоду в конце Перми, когда была единственная серьезная и масштабная попытка колонизации Земли. И кое-что мои предшественники действительно находили: останки эвакуационного челнока во льду Антарктиды, части корпуса, маневровые двигатели и фрагменты навигационной аппаратуры на Алтае. Даже эти жалкие следы позволили сильно продвинуться в космической программе: создать первую, примитивную защиту от космической радиации, и подобрать нужные комбинации высокоимпульсного топлива. А еще изучение челноков позволило определить, что для перемещения в пространстве те использовали плазменные двигатели на термоядерном реакторе. Получение хотя бы действующей принципиальной схемы такого двигателя с примерной спецификацией материалов позволило бы сильно продвинуться в космических программах, и обеспечить реальную перспективу освоения Солнечной системы. Но найденные останки были в слишком плохом состоянии для этого.

Обнаруженный нами челнок оказался способен предоставить все эти технологии, практически, в готовом для копирования виде.

Катя говорила, что, если бы я обнаружил его, находясь на службе властей какой-нибудь из стран, ядерный конфликт был бы, практически, неизбежен. Ведь тогда враг был бы известен; было бы понятно — куда бить. Все координаты промышленных центров и военных объектов давно были занесены в память боеголовок, и все, что оставалось, это ввести коды запуска. Именно глубокая законспирированность организации позволила сохранить первоначальный баланс, и создать условия для начала переговоров.

Эти переговоры продолжались больше двенадцати часов, и в них участвовали первые лица государств и организации, которые хоть что-то из себя представляли в мировом раскладе сил. Но тогда я об этом не знал; тогда я как мальчишка шарился по челноку, с восторгом разглядывая разные крутые штуковины, вроде голографических дисплеев, или дисперсного душа, предназначенного для невесомости. Я даже, взгромоздившись в кресло пилота, хотел поднять челнок в воздух, но Катя меня вовремя остановила. Взлетели бы мы без проблем: на борту был продвинутый автопилот, а интерфейс управления был интуитивно понятен, даже без знания языка. Но вот с возвращением обратно возникли бы проблемы. Земля сильно изменилась за четверть миллиарда лет. В памяти компьютера просто не было современных карт, и он бы автоматически перешел в ручной режим управления во время спуска.

А еще у Кати потрясающая интуиция. После того случая, когда нас пытались убить самолетом, она совершенно адекватно просчитала ситуацию. За нас взялись всерьез, и очень скоро достали бы, несмотря ни на какие тюрвинги, и поддержку организации. Тогда она сделала самую главную ставку в своей жизни. Конечно же, она была прежде на плато Маньпупунёр, и видела столбы выветривания. Все пробы и анализы однозначно указывали, что эти столбы — естественное образование. И так оно, в общем-то, и было. Они образовались естественным образом, по мере разрушения скалистого плато, на котором находилась эвакуационная площадка. Вот только автоматика челнока не давала разрушить часть породы, которая находилась непосредственно под опорами. Она защищала их от ледника, вероятно, с помощью мощных электромагнитных полей. Поэтому и возникли эти причудливые истуканы, культовое место среди аборигенов. Катя догадалась, что здесь может скрываться что-то очень большое. Вроде уцелевшего космического челнока сгинувшей цивилизации.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Однако же, в ее плане было одно слабое место: одно дело обнаружить челнок, и совсем другое — им завладеть. Каким-то образом, нам удалось и первое, и второе. И вот как раз второе обстоятельство до сих пор является огромной загадкой. Катя говорит, анализ записей с ее линз показывает, что челнок отреагировал именно на мое присутствие. Из-за этого меня и подвергли всестороннему медицинскому исследованию. Хотя у этого обследования и последующей вакцинации была и другая цель. Меня собираются запустить в космос.

Впрочем, я немного вперед забегаю. Чтобы понять, как так произошло — нужно вернуться к общему соглашению, которого удалось добиться в тот день, когда мы попали на челнок.