Раненые звезды (СИ) - Котов Сергей. Страница 29
— Мне не до смеха, Гриш, — Катя действительно выглядела необычно напряженной.
— Что случилось-то? Гипс снимают, как отец говорит?
— Смотри сюда, — Катя достала из своей безразмерной сумочки планшет, включила экран и запустила видео; на экране была каменная глыба неправильной формы, висящая в черной пустоте. Глыба медленно вращалась. — Это астероид Джи-девятьсот-пять-ноль-семьсот-двадцать-один.
— Нашли что-то интересное, что мне следует увидеть? — спросил я, отвлекшись от экрана.
— Да ты смотри! — ответила Катя, — кадры редчайшие. Нам повезло. Съемка велась с орбитального телескопа, который вообще-то для видео не приспособлен. Но по нашей большой просьбе программное обеспечение немного перенастроили.
Я послушно уставился в экран. Там все так же вращалась каменная глыба. А потом, безо всякого предупреждения, эта глыба плавно и величественно раскололась. Сначала было несколько крупных осколков, но потом и они начали дробиться. И то происходило до тех пор, пока вместо астероида в поле зрения не осталось слабо опалесцирующее облако мелкой пыли.
— И что я только что видел?
— Уничтожение астероида, — ответила Катя, — для информации — диаметр этого камня восемьдесят километров.
Я присвистнул.
— Так понимаю, это были не мы, — сказал я, — в смысле, не люди.
— Не мы, — согласилась Катя, — у нас даже близко нет таких возможностей. Наши специалисты все еще спорят, на каком принципе основано это оружие, но к единому мнению пока не пришли.
— И что теперь? Я должен обнаружить того, кто это сделал? Очередной телескоп?
— Все немного сложнее, Гриш, — Катя покачала головой, — но лучше дождись брифинга с коллегами. Там будет подробнее, чем я могу рассказать. Не потому, что не хочу — просто не все детали знаю.
— Какого брифинга? — я нахмурил брови.
— Предполетного, — ответила Катя, — мы летим на старт.
— Стоп, стоп, стоп! — я выставил вперед ладони, — по плану старт с «Восточного»! Какое Южно-Китайское море?
— Старт будет с платформы, — сказала Катя, — сама платформа российская, но принадлежала нам, через ряд фирм-прокладок. Ракета будет американской. Акватория — китайской. Компромисс, понимаешь? Только при таком раскладе есть возможность запустить вас в ближайшие сутки. Будем надеяться, еще не слишком поздно.
— Куда мы спешим? — спросил было я, но наткнулся на Катин взгляд, и проговорил: — брифинг. Ясно. Сейчас ничего не скажешь. Ну и смысл тогда в этих десяти часах полета?
Я посмотрел в иллюминатор. Внизу, под ясным звездным небом горели огоньки какого-то поселка в горах. Хорошо там, наверное, сейчас. Воздух чистый. Кто-то на лыжах будет завтра кататься…
— Мы думаем, что кто-то уничтожает самые интересные объекты в системе. И хотим успеть обнаружить хоть что-нибудь, — Катя прервала мои размышления.
— У них была вечность, чтобы сделать это. Почему именно сейчас? — спросил я, оторвавшись от иллюминатора.
— А вот тут мы уже рискуем ступить на зыбкую почву домыслов и инсинуаций, — улыбнулась Катя, — проще говоря, мы не знаем.
— И вас совсем не пугает, что целью этого таинственного нечто могут быть вовсе не артефакты? Что, если оно пришло за нами?
— Конечно, пугает, — ответила Катя, — тогда тем более ты нужен на орбите. Твой тюрвинг — наш шанс отбить атаку.
— Ясно, — кивнул я, и неожиданно для самого себя добавил: — я говорил с родителями. Не похоже, что я приемный. Они бы не стали мне врать, это точно.
— Ох, Гриша, — тяжело вздохнула Катя, — тут тоже все оказалось не так просто, как мы думали вначале. Но я дам тебе всю информацию, которой обладаю сама. Мы сразу сделали анализ твоей ДНК, это стандартно. Все еще не теряем надежду обнаружить фактор, который делает из обычных людей — видящих. Почти сразу мы обнаружили несоответствие твоей ДНК и ДНК твоих родителей. Сначала решили, что объяснение самое простое и очевидное: ты приемный ребенок. Но потом копнули глубже… в общем, твой гаплотип уникален. Мы не обнаружили других, которые могли бы иметь с тобой общего предка.
— Так. Давай-ка полегче! Я не слишком силен в генетике!
— Ты не принадлежишь ни одному народу, если проще, — ответила Катя, — что, разумеется, невозможно. И это сильно отличает тебя от других видящих.
— Так, так, так… — проговорил я, собираясь с мыслями; вообще, несмотря на ранний подъем, голова была удивительно ясной, — стоп. Секунду. Хочешь сказать, что меня сделали искусственно?
— Это всего лишь одна из гипотез, — Катя пожала плечами, и зачем-то виновато улыбнулась.
— А какие другие?
— Ну, например, тебя могли заморозить. То есть твой эмбрион, конечно. Сделали это очень давно, а твои настоящие предки вымерли.
— Но кто? Как? Зачем?.. — растерянно проговорил я. Голова по-прежнему была ясной, но появилось странное чувство: как будто мы обсуждаем кого-то постороннего. Не меня.
— Я не знаю, Гриш, — Катя развела руками, — с тобой загадок появляется больше, чем мы в состоянии обработать и переварить. Давай позавтракаем, — неожиданно предложила она, — и вздремнем, а? Я-то вообще нисколько не спала. А завтра у нас большой день.
В этот раз завтрак был проще, чем по дороге в Сочи. Наверно, это было как-то связано с тем, что теперь самолет стал безопасен для переговоров — на борту, в пассажирском салоне, никого кроме нас не было. Но простые вареные яйца, бутерброды с сыром и колбасой, да крепкий черный чай показались мне куда вкуснее кулинарных изысков. Было в этой простой закуске что-то фундаментальное. Нечто, что помогало мне держаться за мир.
9
Мы прилетели в лето. Я давно об этом мечтал, с детства. И, конечно же, знал, что это вполне возможно — оказаться на солнечном море зимой, когда на улицах возле дома метет метель, а от мороза в парке дрожат даже деревья. Некоторые из моих школьных друзей летали — кто на Бали, кто на Кубу, и потом делились впечатлениями.
Думаю, если постараться, мои родители тоже вполне могли организовать такой отпуск. Но они не хотели. Отец так вообще считал, что зима — это обязательное условие выживания русского человека, и что без холода мы зачахнем, и вымрем. Мама была не столь категорична, но в целом отца поддерживала.
Поэтому мы обычно праздновали новый год дома. И это тоже было не плохо. Да что там — иногда это было даже хорошо, и здорово: салюты возле дома в новогоднюю ночь, катание на тьюбинге с горки в ближайшем парке, зарубы дворовых команд в хоккей в кое-как залитой накануне коробке. И елка, и мандарины, и, конечно же, Дед Мороз с подарками.
Но лета все равно хотелось. В каком-то возрасте я просто перестал говорить родителям об этой своей мечте. Но сама мечта никуда не делась. Для себя я решил, что первый зимний отпуск после покупки квартиры проведу где-нибудь в Эмиратах. Или на Бали. Но, конечно же, это все было еще до ковида…
И вот, совершенно неожиданно и незапланированно, старая детская мечта осуществилась.
Летом пахнуло так, что я чуть не сел прямо на трап. Катя легонько толкнула меня в спину, и я пошел вниз, наслаждаясь каждым вдохом.
Нас встретил микроавтобус с наглухо затонированными стеклами. Довольно комфортный. Внутри работал кондиционер, что мне совсем не понравилось, но я решил не подавать вида. Никаких формальностей мы не проходили.
Ехали довольно долго. Я наслаждался видом тропической зелени за окном, и ярким солнцем. Иногда, на крутых поворотах, на горизонте мелькало море. Тут оно было иным, не таким как в Сочи. Более зеленым, что-ли.
По дороге молчали. После долгих десяти часов в узкой трубе наедине друг с другом, говорить уже ни о чем не хотелось.
Почему-то мне подсознательно казалось, что мы поедем в отель, или в какое-то казенное учреждение, вроде центра подготовки космонавтов в Звездном. Там будем долго собираться, знакомиться, совещаться, брифинговаться, и так далее.