Знамение. Трилогия (СИ) - Ильясов Тимур. Страница 101

Достигнув цели, я толкнул от себя подъездную дверь, ведущую во двор.

Стоило мне приоткрыть створку, как свежий воздух августовской ночи дыхнул прохладой в мое разгоряченное лицо.

И ощутив его на коже, мне стало намного лучше…

Двор

Однако стоило мне оказаться на улице, впервые за много дней, как словно для страдающего агорафобией, открытое пространство вдруг стало давить на меня и пугать. Луна, освещавшая ранее наш путь по лестнице вниз, внезапно пропала, спрятавшись за сплошную пелену туч, будто солдат оставивший пост, стоило закончиться времени караула. И черная смоль глубокой непроглядной ночи разлилась в прохладном воздухе, такая плотная и всеобъемлющая, опасная и тревожная, что мне захотелось снова оказаться посреди твердых стен, на которые можно было облокотиться и за которыми можно было спрятаться.

Пожар, полыхавший на крыше нашего дома, к тому времени погас, и перестал освещать оранжевым пламенем округу. А его наследием оставался лишь осыпающийся нам на голову пепел и изредка налетавший запах гари.

Ветер гонял по двору освежающий воздух нервными рывками, одергивая нас за одежду, словно опытный аниматор в старомодной комнате страха, который хватает проходящих по темному коридору посетителей за рубашки, вытаскивая в нужный момент из скрытой щели руку и вызывая у клиентов ожидаемые всплески испуганных визгов. А три высоких дома, возвышающихся исполинскими стенами, глядели на нас сотнями чернеющих глазниц окон, будто мифическая гидра, за каждой из которых, как мне казалось, скрывались враждебные нам силы.

Темные силуэты припаркованных автомобилей, дворовой беседки, скамеек и уличных фонарей также выглядели устрашающе, словно прятали тварей, следящих за нашими движениями и готовящихся к нападению. Однако на поверку, желтых светящихся пар глаз нигде не было видно. И двор, несмотря на мои опасения, оказался чист.

Держась как можно ближе к стене дома, мы быстрым шагом шли к цели. Мимо темных провалов подъездов, огибая выступающие на узкий тротуар лестничные выходы и торчащие металлическими остовами мусорные урны.

По пути нам изредка попадались на глаза лежащие на асфальте придомовой дороги, на детской площадке и между беседками темные бесформенные пятна и кучи. Спасительный мрак не позволял рассмотреть их в деталях. Я и сам старался не вглядываться и отворачивал лицо младшей дочери в сторону, зная о том, чем те кучи являлись. Однако обходя их стороной, несмотря на плотный материал лицевой маски, закрывающей рот и нос, я все же улавливал от них тяжелый трупный смрад разлагающейся человеческой плоти. И торопился дальше, прочь от жуткого зрелища, опасаясь, что старшая дочь, идущая следом, начнет задавать ненужные вопросы или сама догадается обо всем. Я тянул ее за собой, крепко держа за руку, изредка ощущая ее сопротивление, когда она пыталась затормозить и обратиться ко мне с расспросами. Однако я неумолимо продолжал идти вперед, не сбавляя темп и не обращая внимания на пульсирующую ноющую боль в распухшем колене.

Сплошная вереница автомашин, которыми был заставлен придомовой проезд, вызывал мои самые серьезные опасения. Ведь мы были зажаты в узком пешеходном проходе между сплошной махиной жилого дома с одной стороны и железными боками автомобилей с другой. И каждый темный автомобильный салон мог скрывать в себе угрозу в виде притаившихся в них тварей, ожидающих, пока мы поравняемся с автомашиой, чтобы неожиданно накинуться и разорвать нас. Окна нескольких седанов были разбиты. А дорожка, по которой мы шли, местами была усеяна стеклянной крошкой, которая громко и предательски хрустела под нашим ногами.

Проходя мимо огромного роскошного внедорожника, сияющего новой красой и хромированными деталями кузова, я отметил, что его дверь с противоположной от нас водительской стороны была выломана и торчала полуоткрытой, слегка покосившись на креплениях, а за рулем виднелся темный силуэт. Казалось, что водитель решил лишь немного передохнуть, положив руки на руль и опустив вниз голову. Заметив эту картину, я притормормозил, всматриваясь в салон и определяя стоит ли нам готовиться к нападению. Но стоило мне приблизиться, как мне стали видны рваные раны на спине и на руках сидящего в салоне человека, а также синюшный цвет кожи на его вздувшихся от трупного гниения руках.

– Папа! Там… это… – возбужденно прошептала старшая дочь, сжимая мою ладонь, пытаясь высказать свои опасения от увиденного. Я обернулся к ней. Она же смотрела в сторону внедорожника, на сидящую в водительском кресле фигуру. И ее глаза, широко раскрытые и часто хлопающие, говорили за нее лучше любых слов.

– Отвернись. Смотри только вперед, – резко оборвал ее я и дернул вслед за собой.

Пройдя еще дальше и поравнявшись с первыми подъездами дома, я издалека заметил еще одно препятствие. На сетчатом козырьке, который обрамлял периметр дома на уровне высоты второго этажа и защищал пешеходов от падения предметов с этажей выше, лежало еще одно тело, которого я ранее не замечал с моей точки обзора на балконе двенадцатого этажа. Тело было небольшим, вероятно принадлежащим ребенку. Оно лежало поперек козырька, так что тонкая ножка немного выглядывала за край. А на бетонной дорожке, прямо под телом, виднелась огромная темная клякса, видимо пятно от крови, которая долгое время стекала вниз и разлилась почти на всю ширину прохода. И в темноте, сквозь промежутки между звеньями сетки, я смог разглядеть, что упавший лежал вниз головой. То есть, если бы мы продолжили идти заданным путем, то вынуждены бы были пройти непосредственно под телом, и, возможно, увидеть его обезображенное лицо.

За доли секунд приняв нужное решение, я сменил маршрут и двинулся в обход, решив по подъездной дороге обогнуть нежелательное место. И был готов к вопросам и протестам со стороны супруги. Однако семья никак не отреагировала на новый маневр и молча последовала вслед за мной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Шаг за шагом мы приближались к заветной цели, к продуктовому магазину на первом этаже соседнего дома, стоящего лицом к нам, который едва различался в темноте, лишь поблескивая случайным отражением на стеклянной двери, которая, как я помнил, была там и ждала пока мы доберемся до нее. Подойдя еще ближе я начал различать очертания броской вывески, некогда ярко освещенной изнутри неоновыми лампами, а теперь навеки погасшей. Пять изогнутых пальм в круге на фоне очертаний тропического острова и замысловатый вензель названия. Вывеска, нелепо смотревшаяся на фоне окружающего запустения, как бледный призрак ушедшей в лету прежней жизни.

Когда мы приблизились к магазину вплотную, то мой тревожный блуждающий взгляд вдруг выхватил мимолетное движение в одном из окон дома, на первом этаже которого был устроен магазин. В окне третьего этажа мне показалась фигура. Она скользнула на фоне шторы и отошла в глубину комнаты. А после снова показалась. При этом я не останавливал шаг и продолжал пробираться вперед, ведя семью за собой, решив, что если начну медлить, то лишь усугублю ситуацию, учитывая насколько мы были уязвимы, на открытом пространстве, с двумя крошками‑девочками и без готового оружия в руках.

Когда до магазина оставалось лишь несколько метров и от него нас отделяло лишь полотно подъездной дороги, я снова посмотрел вверх, проверяя не стал ли я жертвой обмана зрения. Но снова заметил его. Совершенно четко. На фоне светлой занавески. Он оставался в пределах моего обзора лишь секунду перед тем, как я подошел вплотную к дому. Но этой секунды мне хватило, чтобы узнать в той фигуре своего старого коллегу по работе…

Магазин

Несмотря на мрак, я был уверен, что не ошибся и это был он. И, как мне показалось, он не был заражен. Я теперь вспомнил, что квартира, где он жил со своей семьей, находилась именно в этом доме, в крайнем подъезде справа, на третьем этаже. Еще я вспомнил одну из наших последних с ним встреч. В конце мая, когда я, он и наша общая подружка выпивали в салоне его автомобиля, обсуждали последние офисные сплетни и наслаждались общением друг с другом. В тот день я им двоим рассказал свою историю, спонтанно, спутанно и эмоционально, как смог… Они мне не поверили. Приняли мои россказни за безумный бред. Проигнорировали мои предостережения. А я после пожалел, что раскрыл свои знания без какой‑либо от этого пользы.