Знамение. Трилогия (СИ) - Ильясов Тимур. Страница 49
Когда он направился по направлению к главному входу в клинику, то его почти сбила с ног грузная женщина в цветастом платке на голове и с маленькой девочкой, которую та тащила за руку. На какую‑то долю секунды их глаза встретились. И он будто ошпарился от ее взгляда. Настолько безумным он ему показался.
Дальше, на крыльце, он увидел журналистов. Девушку – репортера и парня – оператора.
– Выключите камеру, – громко скомандовал он, с некоторым наслаждением от полученной власти наблюдая, как журналисты послушно выключают технику и торопливо уходят по направлению к своему микроавтобусу.
Еще он заметил на крыльце высокого худого мужчину в больничной пижаме. Он стоял в стороне, расслабленно поставив одну ногу на бордюр. И смотрел на него прищурившись. При это он медленно и глубоко затягивался сигаретой, выпуская в воздух клубящиеся облака дыма. Еще тот мужик улыбался, всем своим видом разительно отличаясь от окружающей обстановки паники и страха.
От вида этого мужика ему также захотелось закурить. После двух лет отказа от сигарет и ежедневного контроля за собой, чтобы не сорваться.
Впрочем, если бы он знал, что совсем скоро, его человеческая жизнь оборвется, а потом начнется совсем другая, ничего с человеческим общего не имеющая, то он, вероятно, подошел бы к тому улыбающемуся мужику и закурил бы с ним вместе… Также бы улыбался… Щурился глазами. И пускал бы в прогретый июньский воздух затейливые клубы сигаретного дыма…
Решение
Как показывали подвешенные к стене щербатые механические часы, которые, как казалось, находились на своем месте с самого первого дня работы больницы в середине прошлого века, шел десятый час смены. Ее смены. И оставалось до окончания смены еще немногим более двух часов.
Она устала. Смертельно устала. Измоталась. Больше даже эмоционально, чем физически.
Кто бы сказал ей пару месяцев назад, когда она устраивалась прямиком с последнего курса медицинского университета на прохождение штатной ординатуры в городскую больницу, что ей придется пережить вот такое… Что взамен легкой, мало чем обязывающей практики, скучного сопровождения докторов при осмотрах пациентов, заполнения бюрократических бумаг, она будет вынуждена оказаться в самом крупном «ковидном» отделении города. Словно на переднем краю военного фронта. Там, куда каждый час привозят новых раненых и где каждый день гибнут люди.
На ее глазах. На ее руках…
Мать, когда узнала о подобном повороте событий, то приказала ей немедленно все бросить и вернуться домой. Она же с трудом подавила в себе желание так и поступить. Малодушно последовать приказу матери. Как послушная девочка. Как хорошая дочь. Позволить перенести ответственность с себя на родителя. Прикрывшись ее авторитетом. А на самом деле испугавшись. Спрятавшись за мамкину юбку. Расписаться тем самым в своей инфантильности и лишиться перед матерью права отстаивать свои права взрослого человека.
Нет. Она так поступить не могла. Так что, невзирая на угрозы и причитания матери, она осталась на службе. Хотя бывали моменты, когда она жалела о подобном решении. Особенно однажды. Когда ей, двадцатипятилетней молодой девушке пришлось самой принять решение. Страшное решение… Решение о том, кому выжить, а кому – нет… Примерить роль бога, которую она не просила и не добивалась. Но которая досталась ей вот так. Внезапно и без предупреждения. В миг разрушив ее эмоциональное равновесие, одним щелчком превратив ее из легкомысленной девчонки во взрослого человека, заставив плохо спать по ночам, просыпаясь в холодном поту от воспоминаний того жуткого момента. Момента, который, как она была уверена, останется в ее памяти на всю жизнь…
В ту смену было «жарко». По настоящему «жарко». К шестидесяти четырем уже принятым пациентам к вечеру того дня в отделение доставили еще пятнадцать, которых начали размещать в коридорах, так как свободных коек уже не хватало. Врачи и медсестры работали в аврале. Невзирая на усталость. В нервном напряжении. На износ… Не обращая внимание на запотевшие изнутри от пота маски, которые нельзя было протереть. Изнывая от жажды, с опустевшими бутылками с водой, прикрепленными на двухсторонний скотч к внутренней стороне защитных костюмов с протянутыми к маскам трубками.
Когда ближе к полуночи привезли еще двоих, молодых парня и девушку, как она поняла – супругов, она оказалась в приемном отделении из врачей одна, самой старшей по «званию», в то время, как два других врача были заняты в операционной с критическими пациентами.
Парень и девушка были очень плохие. В запущенной стадии после недели домашнего самолечения. Они хрипели и бредили от жара, и могли задохнуться от недостатка кислорода в любую минуту.
Медсестра вопросительно посмотрела на нее, ожидая ее решения.
– Куда везем? – через маску, спросила та.
Он растерялась, будучи не готовой подобному повороту.
– Я не знаю…, ‑ растерянно ответила она медсестре.
– Решайте, доктор! Вы сейчас – старшая! – почти приказным тоном произнесла медсестра, высокая плотная женщина средних лет, которая по возрасту годилась ей в матери.
– Почему я? Надо спросить врачей – попыталась оправдаться она, махнув рукой в сторону, где дальше по коридору находилась операционная с врачами.
– Милочка! Все остальные врачи заняты. Вы сейчас – врач! Решение, по инструкции, принимать вам! – безапелляционно отрезала женщина, осуждающе смотря на нее сквозь маску, – хотели стать врачом, вот теперь и становитесь им. Работайте, окончилась ваша учеба… – уже немного мягче добавила она.
Девушка знала, что свободных коек в отделении не осталось, а положить новеньких в коридор, ожидая, что оборудованные всем необходимым места освободятся, означало подписать молодой паре смертельный приговор. Ведь даже без анализов было ясно, по тяжелому хриплому дыханию, что их легкие были критично поражены, а концентрация кислорода в крови была скорее всего угрожающе мала.
Она понимала, что долго без искусственной вентиляции они не протянут. Казалось бы, молодые ребята, которые не входили в зону риска. А вот так с ними вышло… С ее ровесниками, судя по регистрационной карте, полученной от экипажа скорой.
– Есть куда положить? – спросила она медсестру, больше для того, чтобы протянуть время для раздумий, чем для того, чтобы услышать ответ, который она сама прекрасно знала.
– Только в коридор. На лист ожидания, – безапелляционно ответила ей медсестра, сузив глаза в тонкие щелочки, показывая ими свое раздражение тем, что она позволяет себе тянуть драгоценное время, тогда как сама прекрасно понимает сложившуюся ситуацию в отделении.
– Подождите тут. Я сейчас, – с этими словами девушка рванулась в палату, где лежали пациенты на искусственной вентиляции легких.
Некоторое время она бродила между койками. Всматривалась в болезненно‑серые лица. Прислушивалась к хриплым, поддерживаемым аппаратами дыханиям введенных в наркоз пациентов. Их было пятнадцать. В основном – взрослые мужчины и женщины после шестидесяти. С букетом хронических заболеваний. Из них самые тяжелые и возрастные были двое. Двое мужчин за семьдесят. Они поступили больше недели назад и улучшений показателей их легких все не наступало. Ухудшали картину диабет и проблемы с сердцем у обоих, которые почти не оставляли шансов на выживание.
Она понимала, что должна была сделать этот выбор.
Немного помешкав, она подошла сначала к одному, а потом к другому. Вгляделась каждому в лицо, стараясь честно, безжалостно к самой себе, запомнить этих стариков, каждую черточку их лиц. А потом шепотом извинилась перед каждым, решительно вышла из палаты и сухим голосом отдала медсестре нужные распоряжения…
Когда тех стариков увозили на тележках в сторону морга, то она, будто случайно, отвернулась в другую сторону, притворившись, что читает формуляры, прикрепленные на стене.