Колодцы предков - Хмелевская Иоанна. Страница 31

– Но использование колодца не оставило никаких следов! – взволнованно подхватил Михал Ольшевский. – Никаким другим способом, так быстро не замаскируешь!…

В кухне Франека вдруг стало тихо. Все молча разглядывали меня, Люцину и Михала.

– Ну вот, я же говорила, что в колодце, – вдруг раздался довольный голос моей мамуси.

Я вдруг напала на Марека.

– А ты что скажешь? Чего ты молчишь! По-моему, ты что-то знаешь!

– Может и знаю, – сознался Марек и опять посмотрел на Ендрека, который, вспомнив, что находится на посту, чуть не вывалился в окно. – Это именно то, о чем я хотел рассказать, чтобы вы могли додуматься до остального. Я слышал и читал, что в церквях, в ризницах, кое-что хранится. Это зависит от священника или смотрителя, был ли в церкви пожар, была ли возможность что-нибудь спрятать… В основном прятали приходские книги, но иногда и другие записи.

– Он уже сказал, что хотел? – неуверенно спросила Тереза, потому что Марек внезапно остановился.

– Ещё нет, но скажет. Не бойся, – успокоила её я. – Уж я прослежу.

– И что вы узнали? – жадно спросил Михал.

– Это было очень романтично, – произнёс Марек, решив поиздеваться над родственниками. – Давным-давно, много лет тому назад, тёмной ненастной ночью к церкви подкатила телега, запряжённая четвёркой взмыленных коней…

– К местной церкви? – перебила Люцина.

– К местной. Из церкви вышел священник, освятил груз в телеге, после чего визитёры умчались. В телеге сидели двое. Одним из них был знакомый священнику Франтишек Влукневский, который пожертвовал церкви двести рублей золотом. Если бы не эти двести рублей, священник бы это событие не записал. Во-всяком случае, все происходило в страшной спешке…

– Вот-вот! – вскрикнула я, очень довольная собой. – Тоже самое привиделось мне только что! Наверняка – у меня дар ясновидения…

Как можно быстрее я описала родственникам эту драматическую сцену в имении прабабки. Спешка. Хищно поджидающий Менюшко. Телега. Четвёрка коней. Все сходилось. Даже погоду я угадала – ненастная тёмная ночь…

– Ну, вот, теперь у нас есть своя Пифия, – с издёвкой сказала Люцина. – Надо посадить её на треножник и слегка окурить, а она сразу отгадает все остальное.

– Из этого следует, что она больше всех похожа на прабабку, а мы в расчёт не идём, – с лёгкой обидой отметила Тереза.

– Конечно, похожа, ты раньше не замечала? Не знаю, как на прабабку, но бабка – вылитая. У неё такое же набожное отношение к домашнему хозяйству…

Возбуждённый Михал Ольшевский остановил сравнение моего и бабкиного характеров. Он подвёл итоги, из которых следовало, что подходит только колодец. Замуровывание требует много времени, свежая кладка всегда заметна, яма копается тоже не быстро, и тоже оставляет следы. В колодец бросить легче всего, а вот достать – наоборот…

Правда, они могли подготовить какой-нибудь погреб, – закончил он. – Такой, как для картошки. А сверху чем-нибудь быстро забросать…

– Я удивлён, что об этом говорите вы – историк. – Огорчился Марек. – Кто-кто, а вы должны знать, что освящённые предметы никогда не закапываются в землю. Вы все должны это знать. Поэтому я и решил вам рассказать об освящении у церкви.

– Значит, колодец! Я уже давно говорила! – не выдержала моя мамуся. – Я вообще не понимаю, чего вы ещё ждёте!…

Таким образом, было принято решение раскапывать следующий колодец. По воспоминаниям Франека мы подсчитали даты засыпки колодцев и выяснили, что первый мы раскапывали зря. Прадед засыпал его тогда, когда об укрытии сокровищ ещё не могло быть и речи. Второй колодец должен был быть тем самым.

Понятно, что главной проблемой была защита от злодея. Ендрек торжественно поклялся, что если кто-нибудь сбросит обратно то, что он выкопает, его или хватит удар, или в приступе бешенства он отправится бить морды всем мужикам в деревне. Этому тоже надо было воспрепятствовать. Франек вновь предложил непрерывную работу, пусть даже на всю ночь, но не в темноте, а при хорошем освещении. Я скупила весь запас удлинителей и лампочек в округе. При монтаже иллюминации, Ендрек с Михалом трижды устроили короткое замыкание, причём, один раз, умудрились погрузить во тьму всю деревню. Моя мамуся не расставалась с граблями, разбрасывая повсюду серенький песочек и преследуя каждого, кто легкомысленно оставлял следы на охраняемой территории. Михал Ольшевский установил свою алебарду на сеновале Франека, поскольку разъезжать с ней в автобусе было не очень удобно.

Марек участия в подготовке не принимал. Наделив нас необходимой информацией, он исчез, объявив, что должен уладить несколько срочных дел. На вопросы он отвечал уклончиво и нечётко, твёрдо обещая скоро вернуться.

После трех суток подготовки можно было приступить к основной работе. Ночь прошла так: Франек, Ендрек и воодушевлённый Михал раскапывали колодец. Причудливо развешанные лампы живописно освещали развалины и хлев, на границе с темнотой шастали женщины с фонариками. Представление под названием «свет и звук» удалось на славу. В качестве звука выступали: кваканье лягушек, собачий лай, громкое пыхтение занятых физическим трудом и перекличка охранниц. Темнота имеет одно специфическое свойство – в ней ничего не видно. После захода луны нас пугало абсолютно все. Время от времени кто-нибудь из охраны прибегал с известием, что за ней гонятся сорок разбойников. В воздухе разносился пронзительный шёпот. Моя мамуся упрямо твердила, что кто-то стоит за углом хлева. На отсутствие развлечений жаловаться было трудно.

Под утро выяснилась тщетность наших усилий. Узнать это снова выпало Ендреку, который издал со дна колодца такой могучий рёв, что, уверенный в успехе, к нему сбежался весь вспомогательный персонал. Убитым голосом Ендрек сообщил об обратном. Он докопался до дна, лежащие на дне остатки камней уже ничего не скрывали. Никаких сокровищ не было. Очередной колодец оказался пустым.

Разочарование было так велико, что все молчали. Мы постояли над ямой, ожидая покуда вылезет расстроенный Михал, которому лично захотелось ощутить утрату надежды. Он вылез молча, выражение его лица говорило само за себя. Мы направились к дому.

Люцина шла впереди. Дойдя до угла хлева, она вдруг стала, как вкопанная, и уставилась в землю. Подойдя поближе, мы сделали то же самое.

На аккуратно разровненном сереньком песочке отпечатались большие следы ног, ведущие сюда и обратно. У самого угла они были чуть-чуть смазаны.

– Вот, пожалуйста! – с глубоким удовлетворением сообщила моя мамуся. – А вы говорили, что мне являются призраки. Может, и здесь сидел призрак?

– Сидеть не сидел, – неуверенно поправил Ендрек. – Просто стоял и смотрел. Припёрся, постоял, посмотрел и ушёл.

Остальные молчали, со страхом всматриваясь в следы, потрясённые несомненным доказательством присутствия злодея. Он был здесь ночью, прятался за углом хлева и подглядывал за нами. Кто знает, может, он ждал подходящего момента для совершения нового преступления…

– А почему это он тебя не убил? – удивилась Люцина, обращаясь к старшей сестре. – Ты сторожила с этой стороны и была у него под рукой…

– И вовсе не под рукой, – обиделась моя мамуся. – Я сидела дальше, на пне, там где было светлее.

– И сюда не подходила?

– Что я, дура? Я все время знала, что здесь кто-то есть. Надо было ему подставиться? Какие вы все-таки тупые – мы могли подкрасться сзади и дать ему по башке. А теперь?..

– Бесцеремонный тип, – смертельно обидевшись произнесла Тереза.

Я потребовала у тёти Яди тщательно сфотографировать следы, после чего отправилась по ним. Следы шли до дороги, и там, в траве у кювета, терялись. В разных местах трава была примята, с неё была сбита роса, расшифровать, куда направился преступник, мне не удалось.

– Я боюсь, – пожаловалась Тереза за завтраком. – Вы ненормальные. Он все время нас поджидает. Все мы будем похожи на ту разбитую дыню.

– Только косточек будет поменьше, – заметила Люцина.