Венец. Эпизод третий (СИ) - Останин Виталий Сергеевич. Страница 17

— Нахер пошел!

— Ты же в курсе, что она мертва, дурилка? Утопили ее. А у меня только что появился нормальный кандидат на роль ее убийцы. Тебя с ней видели незадолго до смерти.

— Я ее не топил!

— Так не знаешь или не топил?

Пауза. По глазам было видно, что Мохов пытается лихорадочно обсчитать ситуацию, но времени на то, чтобы выдать сколько-нибудь приемлемую версию я ему не дал. У него наверняка был опыт общения с полицией, но раньше-то убийство на него не вешали. Точнее, убийства.

— Вообще-то у меня серия из восьми убитых женщин, — добил я его следующей фразой. — За что ты их так, Витя?

— Свои висяки на меня хочешь сбросить, мусор? — оскалился задержанный. — Только нету у тебя ничего на меня! Чистый я, понял?

К счастью, Филиппов в допрос не вмешивался. Опыта у него — я уже в этом успел убедиться — не было, но зато чуйка следацкая была развита очень хорошо. Благодаря ей он в свое время и смог свести разрозненные самоубийства в одно дело. Сейчас он стоял с умным видом, даже блокнот из внутреннего кармана пиджака достал, фиксировал показания. Играл «хорошего» — в паре полицейских достаточно одного «неадеквата», роль которого я взял на себя.

Бить я его не собирался. Почему-то бытует мнение, что полицейские именно так и работают на допросах — привяжут человека к стулу и лупят почем зря. За других не скажу, сам я не сторонник применения силы. Порой, конечно, можно и нужно стукнуть злодея, а где-то достаточно верной интонации в произнесенной фразе. Талант следователя как раз и заключается в том, чтобы подобрать к преступнику нужный инструмент.

Мохова бить было бесполезно, это я сразу понял. Его жизнь с рождения дубасила так, что я никаких новых горизонтов ему не открою. А вот на чем можно было попробовать сыграть, так это на надежде. Эта дамочка, как известно, часто ходит рядом со страхом неизбежности.

— Ты, ошибка контрацепции, на полицейского с ножом напал, — продолжил я давить, нехорошо усмехаясь. — Как раз в тот момент, когда он, то есть я, пришел с тебя свидетельские показания снимать. Думаешь, после такого присяжные будут долго думать перед тем, как отправить тебя на пожизненное?

— Не по понятиям ты, черт, работаешь! — продолжал держаться Мохов. — Чужое вешать не по понятиям.

— А ты меня поучи работать, давай! Ты мне живой, в принципе, не нужен. Я тебя, клоуна, до участка не довезу. Я же не местный, даже не полицейский. Я из Секции, дурилка. Выпотрошу здесь магией, да и вся недолга! Как тебе такой расклад, Витя?

Я бил в одну точку и, кажется, в этом прочном фасаде появились трещины. Мохов начал верить, что перед ним отмороженный следак из Екатеринодара, который очень хочет быстро закрыть дело и свалить домой. Этому нехорошему человеку не нужен настоящий убийца, его вполне устроит удобный подозреваемый. Ну а если он еще и погибнет при попытке к бегству…

На этот раз пауза продлилась дольше. Я не мешал задержанному размышлять о своем будущем, тем более, сказанного мной уже было достаточно, чтобы оно представлялось ему максимально безрадостным. Про Секцию он мне поверил сразу, не пришлось даже документы показывать. Видать, знал уже местный криминал, кто в город пожаловал. Не иначе, сквозняки в керченской управе.

— Адвоката, — наконец произнес Мохов. Твердо, как ему наверняка казалось.

— Какой тебе адвокат, болезный? — удивленно сморщился я. — На тебе восемь трупов, тебе священник нужен, а не адвокат! Максимум, о котором ты можешь сейчас просить — выслушать твою версию и сэкономить мне артефакт на дознании, чтобы с тебя, идиота, хоть какой-то прибыток вышел.

— Да какие трупы, начальник! — завопил сломавшийся-таки преступник. — Я в жизни никого не убивал. Я честный вор!

— Можно подумать, я никогда раньше «честных воров» на мокрухе не брал, ага!

Веером я развернул перед ним фотографии с лицами убитых девушек.

— Смотри, падла! Узнаешь их? Вижу, Панфилову Анну ты узнал уже. Как насчет этих? Всплывают в памяти, мразота?

— Я никого не убивал! А ту девку я только обокрасть хотел! Только обокрасть, понял? У нее в ушах рыжья было тыщи на три, и на пальцах еще!

— А убил потом зачем?

— Да я не убивал!

Мохов оказался, как ни странно, крепким орешком. Он довольно быстро адаптировался к ситуации и теперь пытался подстроить под нее свою стратегию. Довольно убедительно смещал фокус с убийств на попытку кражи. И, пусть я и не думал считать его убийцей, у него могло бы получиться. Если бы я не знал со всей определенностью, что он мне врет.

Он сразу узнал Панфилову. И кого-то еще из девчонок на фото — я не смог отследить, кого именно. Он не знал, что они мертвы до того момента, пока я ему об этом не сказал. Понимал, что помогая людям Горына, он участвовал в преступлении, жертвами которого были приезжие девушки, однако его это не слишком волновало. Даже сейчас Мохов думал только о том, как выкрутиться из-под ареста.

— Тогда как ты объяснишь, что после встречи с тобой, ее нашли мертвой на пляже? Утопленной.

— Я не знаю! Может, купаться полезла и утопла!

— Или ты ей помог?

— Да зачем мне это, начальник?

Я внимательно слушал все, что говорил Мохов, каждую его фразу, каждое слово. Читать мысли я не умел, но мог знать, правду он мне говорит или нет. Плюс за годы службы в УБОМПе, я научился не только чуять ложь, но и понимать, что за ней скрывалось. Мотивы, недосказанности, эмоции. Догадки, не более того, но ошибался я редко.

Сейчас, анализируя все, что мне сказал задержанный, я, кажется, догадался, как именно он участвовал в истории с убитыми девушками. Предположение мое строилось на следующих фактах. Он явно встречался с Панфиловой и кем-то еще из погибших — узнал их на фото. О серии убийств до этого момента был не в курсе. И был готов признаться в кражах, чтобы не пойти по делу основным обвиняемым.

Он был — как бы правильно его назвать? — проверяющим? Знакомился с девушками, благодаря своей породистой внешности быстро входил к ним в доверие и все нужное о них узнавал. С кем они приехали в город, есть ли у них друзья или родственники, которые будут волноваться, любую информацию подобного рода. Потом, предполагаю, собранные данные передавал убийце.

Что ж, сейчас проверим. Запугал я его достаточно сильно, теперь дадим ему немного надежды.

— Предположим, Витя, я поверю тебе. Подчеркну — предположим. Ты девушек не убивал. Ладно! Но ты же не хочешь, чтобы я поверил в то, что ты намеревался просто ограбить каждую из будущих жертв убийцы? Если это совпадение, то оно очень для тебя хреновое, Витюля. В такое не то что я, даже присяжные не поверят. А ты хочешь дожить до присяжных, Витя?

Он хотел. И обозначил свое желание быстрыми энергичными кивками.

— Вот. Я тоже думаю, что хочешь. Потому как мне проще тебя при попытке к бегству кончить, а потом описать в рапорте, как ты девчонок убивал, чем сущности плодить и бумагу на тома уголовного дела изводить. Понимаешь, что я хочу сказать?

Мохов закивал еще сильнее. Он понимал.

— Так дай мне причину все описанное с тобой не делать, Витя! Достойную такую, с фактами, доказательствами… Справишься? Давай, я начну, а ты продолжишь? Давай? Итак: «Я девушек не убивал, но причастен к их смертям…»

На минуту в хибаре повисла тишина. Я терпеливо ждал, когда задержанный начнет говорить, Филиппов талантливо изображал статую с карандашом и блокнотом, а Мохов мучительно решал, что ему делать дальше. Наконец, он поднял голову.

— Сделка, — произнес он, решительно сверкая глазами.

Вот тут я его и стукнул. Не сильно и не больно, а обидно — шлепок по загривку для взрослых мальчиков всегда обиден. Мохов, не ожидавший такого, тут же втянул голову в плечи.

— Ты не слышал, что я раньше сказал, Витя? Я тебе уже предложил сделку. Ты колешься, я думаю, устраивают меня твои показания или нет. Если да, мы говорим дальше, если же нет, то ты погибаешь при попытке к бегству, а я оформляю все бумаги по делу на тебя. Вот твоя сделка, румяные щечки. И другой не будет.