Побег Крамера - Алехин Леонид. Страница 5

За исключением самого интересного.

Ты оказываешься в капсуле, прикованный за руки и за ноги. С унизительной пластиковой трубкой в промежности. С тремя кубиками синтетического дерьма в крови. Оператор говорит: «Поехали!», и обруч опускается тебе на голову…

непередаваемое ощущение зуда под крышкой черепа, будто у тебя в извилинах завелись прожорливые и докучливые паразиты?

ослепительная разноцветная вспышка в темноте, под опущенными веками?

головокружение?

Ты оказываешься в другом мире.

Дивном новом мире, сотворенном из пустоты неуемной фантазией ученых и гигантской рабочей мощностью генерирующего модуля. Упрятанного в ту самую колонну.

Чтобы создаваемые модулем образы попадали напрямую в мозг пользователя, в его черепе просверлено несколько десятков микроскопических шунтов. Отверстий диаметром меньше сотой доли миллиметра. Через них проникают тончайшие полипропиленовые иглотроды, передающие информацию зрительным, слуховым и тактильным центрам.

Все это и три куба психотропного препарата, рядом с которым меркнет старое доброе «солнце» ЛСД.

Ты можешь видеть, слышать и осязать. Ты можешь поднять с земли берцовую кость большого животного, повертеть ее в руках, ощущая солидный вес. Ударить костью о ствол поваленного молнией дерева, спугнув гулким стуком птицу в ярком карнавальном оперении.

Ты можешь испытать космическую боль, заливающую твое сознание темнотой небытия. Такая же кость проломит твой мягкий затылок и расплескает желтое вещество твоего мозга по обугленной древесной коре. Еще раз. И еще.

Мне доводилось слышать, что эволюция вида Homo sapiens это изменение представлений человека о способах убийства себе подобных.

Начав с измазанной в крови берцовой кости, он прошел длинный и тернистый путь. Остановившись у подножья ракеты типа «космос-поверхность», он умудрился сохранить свою первоначальную сущность.

Под кованным нагрудником доспехов и под кевларом бронежилета. Под зеленью увешанного орденами мундира, он, человек, остается все тем же, кем был в начале пути.

Оскалившейся от страха и злобы бесхвостой обезьяной, в один прекрасный доисторический день научившейся убивать.

Из-за пищи, самки, новых территорий. Ожерелий из ракушек и звериных зубов. В гневе или в сомнении. Ради справедливой кары, благородной мести и высоких побуждений.

Или просто так.

Симулятор учил нас убивать со смыслом.

Из доисторических джунглей, где за нами охотились стаи плотоядных неандертальцев, в сырые подземелья античного храма, где мы сражались с закованными в медь гоплитами. В сумрачные и узкие коридоры средневекового замка, наполненные лязгом железа и посвистом арбалетных болтов.

Реальная тяжесть оружия и доспехов. Реальная боль в отрубленной руке и распоротом брюхе. Почти реальная смерть.

Умирать мы научились очень быстро, убивать чуть позже. Это оказалось просто.

Одна дополнительная инъекция препарата «А», один лишний час на «стуле» и ты знаешь, куда надо упереть приклад взводимого самострела. Как подкатиться под щит кнехта, чтобы ткнуть его в незащищенный пах зажатым в ноге стилетом.

Из нас сделали первоклассных средневековых убийц. Вышколенных ассассинов, крадущихся по узким лепным карнизам. Мы цеплялись чуткими пальцами за незаметные выбоины в каменной стене. Беззвучно прыгали с массивных люстр на головы ошеломленных стражей. Поджигали пороховые склады и отравляли колодцы. Перерезали анемичное горло спящим владыкам.

«Ситуация 211»: ночное проникновение в замок, с захватом донжона и последующим открытием ворот.

«Ситуация 4»: освобождение заложников, захваченных во время гладиаторского бунта, удержание оружейного склада до подхода когорты преторианцев.

«Ситуация 103», убийство вельможной персоны, пересекающей лес, в сопровождении кортежа из нескольких десятков отборных кондотьеров.

Я был в донжоне, когда в его верхнее окно влетел горшок с «греческим огнем». Он превратил комнату в пылающий ад, а нас в кающихся грешников, с облезающей лохмотьями кожей.

Я стоял на воротах оружейного склада гладиаторской школы. Дюжий финикиец пригвоздил меня к ним, как мотылька, орудуя бронзовой подставкой для факелов. Но ворота остались закрыты.

Я был в том лесу, одетом в багряно-золотые одежды ранней осени Средневековья. Вельможная персона всего на один поворот тропинки обогнал своих охранников. Свесившись вниз головой с ветки дерева, я заглянул в его удивленное лицо.

А потом я хлопнул его коня по крупу окровавленным ятаганом. Аки ангел мщенияя вознесся вверх. Внизу промчалась орущая и потрясающая оружием кавалькада.

Они догонят ополоумевшую лошадь. Вынут запутавшийся в стременах труп, щедро поливший тропинку за собой горячим кармином. Опомнившись от потрясения, вернуться под мое дерево.

Между корней я оставлю им голову вельможи. С коротким ругательством, вырезанным на удивленно наморщенном лбу.

Я научился сохранять жизнь себе и отнимать ее у других. Обученный мыслить, я теперь умел делать эти две вещи, не задумываясь. Я научился даже шутить над этим.

Я эволюционировал.

Разве не этого они добивались со своим Проектом?

Выстрел, душераздирающий визг рикошета.

(Интересно, почему про него принято говорить «душераздирающий». Что же в нем такого раздирающего? Все склонность писателей к пустым преувеличениям. Если спросить меня, то звук скрипящего по доске фломастера Перье, описывающего очередную заковыристую теорему, я нахожу куда более зловещим).

Появившаяся в лестничном пролете голова отдергивается назад.

Надеюсь, они там наверху понимают, что последние два выстрела я сделал не целясь. С третьим им может уже так не повезти.

– Полковник, крикните вашим ребятам, чтобы не высовывались, – говорю я Бауэру. – Мне и мистеру Кольту они не доверяют.

Полковник не долго колеблется. Он-то уж точно знает, на что я способен.

– Эй, там, – кричит он. – Отставить попытки прямого наблюдения.

– Полковник, с вами все в порядке? – доносится в ответ.

Бауэр собирается ответить, но я тычу его в бок стволом.

– Хватит, Густав, поговорили. Давайте-ка продолжим спуск.

Нам удается преодолеть еще около сорока ступеней. Полковник изрядно хромает, я переборщил, втыкая в него ручку.

Наверху решают, что пора бы совершить глупость. Они сбрасывают на нас две гранаты со слезоточивым газом. Как по учебнику следом ринется сметающая лавина доблестных джи-ай.

Хорошая мысль. Но я успеваю столкнуть вниз через перила обе гранаты, до того как они начинают дымить по настоящему.

Первому из авангарда штурмовой партии, я дырявлю коленную чашечку. Второму простреливаю щиколотку. Стоя уровнем ниже, имеешь определенные преимущества.

Стоны и ругательства, пострадавших оттаскивают наверх. Бауэр свирепо таращит на меня покрасневшие от газа зенки. Бессильно кривит узкий рот. Ну, что же, на этот раз не вышло, полковник. Пусть это научит чему-то ваших ублюдков.

– Бауэр, скажите вашим, что у меня осталось мало патронов, – я машу для убедительности стволом. – Если они еще раз проделают нечто подобное, я из экономии сначала прострелю голову вам. А уже потом тем, кто за вами полезет. Вы мне верите, полковник?

Судя по изменившемуся лицу, он верит. Хорошо.

Со временем, вместе с нами претерпевали эволюцию и виртуальные декорации Симулятора.

Эпоха магазинных винтовок и бездымного пороха ушла. Настало временя миниатюрных фаустпатронов, пристегиваемых к предплечью, пистолетов с глушителями и удавок из рояльных струн.

В стенах бывших замков теперь размещались генеральные штабы, ставки верховного командования и лаборатории дешифровальщиков. Целями наших миссий стали чертежи новейшего оружия, выдающиеся ученые и копии важнейших приказов.

Лишь одно не изменилось. Умирать от пулеметной очереди, осколков взорвавшейся мины или в облаках ядовитого газа, было ничуть ни менее мучительно, чем от меча, стрелы или топора.

Быстрее, может быть. Но время, в течении которого боль переваривает твои внутренности, это очень субъективная штука. В большинстве случаев оно кажется тебе вечностью. Будь это секунды проникающего в твое сердце тесачного штыка или минуты под гусеницей «Большого Вилли».