Крокодил из страны Шарлотты - Хмелевская Иоанна. Страница 5

Необходимость срочно действовать слегка привела меня в чувство. Сейчас не до стрессов, оставлю их на потом… Я стала лихорадочно рыться в сумке и наконец выудила записную книжку, где у меня был записан телефон Центрального управления.

Без труда, с помощью невинной уловки мне удалось узнать, что майор сейчас не где-нибудь, а как раз в квартире Алиции. Я перезвонила туда и попросила его к телефону. Ясно, майор не из простачков, его трудно провести, ему достаточно приоткрыть хотя бы часть правды, а там он, глядишь, и сам докопается.

– Пан майор, – сказала я, – понимаю, что это противоречит всем вашим правилам, но заклинаю вас, позвольте мне к вам туда прийти! Алиция была ближайшей моей подругой и настойчиво просила меня об этом!

– О чем она вас просила?

– Просила меня, если она неожиданно умрет, чтобы я пришла на нее, мертвую, посмотреть. Еще в квартире. Пан майор, Алиции я обязана как никому другому на свете! Я должна!.. Ходите там за мной по пятам, не спускайте с меня глаз, свяжите мне, наконец, руки, суньте в рот кляп, но позвольте прийти!!!

– Вы с ней дружили? И давно ее знаете?

– Давно. Постойте, сейчас соображу… десять лет.

– Хорошо, приходите, – помолчав, согласился майор.

– Спасибо, буду через пять минут!

Майор наверняка после нашего разговора автоматически включил меня в число подозреваемых – вместе с остальными ее знакомыми. Вне всяких сомнений, он дал согласие с определенным расчетом, вдруг я сделаю или скажу что-нибудь такое, что наведет его на след? Скажем, постараюсь спрятать или уничтожить какую-то улику. А я поставила на этот его расчет – и не прогадала. Правда, пока еще мне и самой было невдомек, что там искать и как объясниться.

Не знаю, как я добралась от отеля «Европейский» до квартиры Алиции на Мокотове. Людей, недавно узнавших об утрате близкого человека, на пушечный выстрел нельзя подпускать к рулю.

Майор предупредил охрану, и я попала в квартиру без всяких проволочек. Вошла и нерешительно остановилась в прихожей.

– Добрый день, пани Иоанна, – любезно встретил меня майор. – Проходите. Почему вашей подруге взбрела в голову такая странная мысль – что вы должны взглянуть на ее труп?

Я тяжело вздохнула. Предвидя такой вопрос, я уже загодя, по дороге, придумала ответ.

– У нее был навязчивый страх, – уныло объявила я. – Вы ничего не знаете? Ее мать скоропостижно скончалась здесь же, в этом доме, сидя в кресле, когда Алиция где-то на стороне развлекалась. На нее это очень сильно подействовало. С тех пор она все время боялась, что умрет вот так же по-сиротски. Частенько, бывало, твердила: хоть бы нашлась рядом какая-нибудь живая душа, чтобы в последний раз бросила на меня в моем доме сострадательный взгляд. Ну и поручила это мне – видимо, в моем сострадании была уверена.

– А когда она вас об этом попросила?

Я не сразу ответила, сначала прошла в комнату, Алиция лежала на диване совсем одетая, с таким видом, как будто спала. Мне, правда, не так уж много довелось повидать покойников, но ни один из них не производил впечатление живого. А у Алиции даже цвет лица не изменился, никаких следов тревоги либо страха, никаких признаков насильственной смерти. Глаза у нее были закрыты, неестественной казалось разве что поза: она лежала навзничь. Алиция могла спать в любом положении, только не на спине.

– Вы уверены, что она мертва? – спросила я тихо, с какой-то отчаянной, идиотской надеждой.

– Абсолютно уверен, – отрезал майор. – Можете к ней прикоснуться.

Я решила прикоснуться к руке, иначе всю оставшуюся жизнь сомневалась бы, не похоронили ли ее живьем. Да, мертва…

Алиция… Алиция – воплощенное жизнелюбие, Алиция, которую я ждала не далее как сегодня в отеле «Европейский», чтобы помочь ей… Я ничуть не преувеличивала, когда сказала майору, что она сделала для меня больше, чем кто-либо на этом свете! Совершенно бескорыстно, из одной дружбы, оказала мне однажды такую бесценную услугу, на какую только человек способен. Алиции я буду век благодарна, для нее готова на все возможное и невозможное… Алиция просила у меня помощи… Эта ее просьба для меня закон и посейчас, да что там – до гробовой доски.

Так уж получается: вдруг умирает человек – пусть чужой тебе, но перед которым ты был в долгу, которому был чем-то обязан, и вот ты места себе не находишь, мучительно гадая, что же теперь делать с не оплаченным тобой векселем. С этой минуты ты навсегда обречен на сожаления, а то и чувство вины. За свою жизнь Алиция не дождалась от меня и десятой доли того добра, какое сделала мне! Тем более сейчас, после ее смерти, я обязана вернуть ей долг…

Что-то она от меня хотела. Не успела сказать, надеялась, что дойду своим умом. Скорей всего, она поручает мне разобраться с делом, в котором увязла и с которым не сумела справиться. Вспомнилось выражение мрачной ненависти у нее в глазах – это у нее-то, у Алиции!..

«…Приди взглянуть на меня перед выносом тела…» Ну вот я здесь, в ее квартире. Что тут есть такого, что я должна… что должна? Увидеть? Взять и спрятать? Ума не приложу…

– Простите?.. – Я отвела глаза от Алиции, наконец-то расслышав голос майора. – Вы о чем-то спросили?

– Да так, поинтересовался, когда она говорила с вами насчет этого посмертного визита.

– Не знаю, – сказала я, невменяемо глядя на него. – Здесь можно курить?

Я пыталась выиграть время. Невменяемый вид дался мне без труда, я и так была почти что в беспамятстве. Как себя повести: выложить ему всю правду или, может, наоборот – ради Алиции скрывать, сколько удастся? Майор поднес спичку, выжидательно вглядываясь в меня, – нечего и сомневаться, свой вопрос он будет повторять до изнеможения. Ладно уж, пощажу его.

– Какое-то время тому назад, – ответила я почти не кривя душой. – И упоминала об этом не единожды.

Если паче чаяния правда и всплывет наружу, отговорюсь тем, что со сна плохо соображала. Она позвонила мне ночью, так что имею полное право на забывчивость, а тем более после такого потрясения.

– А когда вы последний раз с нею виделись?

– Вчера вечером, – срывающимся голосом пробормотала я, живо представив себе последнюю нашу встречу. – Здесь, у нее.

Уж в этом можно признаться, да и без меня установят. Моими отпечатками пальцев в квартире все изукрашено. Тот же коробок с кнопками…

Ну на что, на что тут надо обратить внимание?! Неужели ей трудно было выразиться пояснее?

Я огляделась по сторонам. Комната как комната, вроде тут все так же, как и вчера. Майор ненароком сам мне помог.

– Осмотритесь везде, только ни к чему не прикасайтесь, – предложил он. – Возможно, что-то вам покажется странным. Возможно, что-то со вчерашнего дня изменилось. Когда вы здесь были?

– Я приехала после восьми и сидела недолго, пожалуй, не больше часа. Но поручиться не смогу, на часы не смотрела.

Подойдя к соседней комнате, я на пороге остановилась. И не только затем, чтобы посмотреть на сучок в косяке. Он у меня сразу вылетел из головы, стоило моему взгляду случайно упасть на стену с крюком и кастаньетами. Чуть пониже, на светлой, свежевыкрашенной поверхности, гвоздем или каким-то другим острым предметом было нацарапано:

«1. Прачечная!!!

2. Прадедовский кофр!

3. Запастись ключом!

4. Найти конверт!»

Как вкопанная застыла я на пороге, вылупив глаза на неожиданное послание. Инструкция, расписанная по пунктам. Чего еще искать, вчера здесь ничего такого не было, вчера стена сияла девственной чистотой. Вот оно, вот зачем Алиция велела мне прийти немедленно – ради завещания на стене! Я поняла его с ходу, от начала и до конца.

– Кстати, – сказал майор, – у вашей подруги было так заведено – царапать себе пометки на стене?

Я отвернулась от надписи и скорбно покачала головой, осматриваясь уже больше для видимости. Итак, решение принято. Ни за что на свете правду не говорить. Надпись на стене подтверждала мои самые худшие предположения.

– От Алиции всего можно было ожидать, – нашлась я. – Что касается всяких пометок на память, тут она не знала удержу. Могла записывать на клочках не больше почтовой марки, которые потом терялись, могла писать аршинными буквами на плакатных листах. Если требовалось запомнить что-то очень важное, ей ничего не стоило оклеить записками всю квартиру.