Ущербная демоница (СИ) - "Z. Hiberna Sandra Z". Страница 21

— В любом случае меня ничего хорошего не ждёт…

Глава 9. Мỳка (ч. 1). Принятие своей судьбы

Дольше скрываться от общества князей было нельзя. И едва вернувшись с дружеского визита к соседям, князь Дейрос Фариус спустился в подвалы своего замка. Он надеялся, что там найдётся парочка пленников, чтобы спустить пар. В гостях его ожидаемо спрашивали, как поживает княжна, скоро ли её представят в обществе одержимых, чтобы показать, на что способен её демон. Дейрос, напившийся накануне подавляющих эмоции зелий, с трудом сдерживался от того, чтобы не разорвать любопытствующим глотки, но разжигать войну сейчас позволить себе не мог.

Они с Воибором и Многоликой договорились, что отвечать на подобные вопросы, и князь Фариус выплёвывал в ответ на подозрения, что его дочери требуется покой, чтобы совладать с демоном. На обратном пути Дейрос пересел на коня, оставив супругу в карете: он не был уверен, что не разорвёт её на кусочки, и даже брачные браслеты не помешают ему это сделать. Он успел лишь вцепиться отросшими когтями ей в горло, нависая над ней, а другой рукой оттянул назад сложную причёску, оскалил зубы в желании поцеловать супругу, как в дверцу кареты постучал один из стражников сопровождения, чтобы доложить, что они пересекли границы княжества.

Укусив жену за верхнюю губу и не увидев в её глазах ни страха, ни удовольствия, а лишь привычный холод, но не покорность, князь Фариус разочарованно оттолкнул её в сторону, разрывая на ней платье. И всё то время, что они провели в карете, Многоликая не кричала, умоляя, не стонала от страсти, она оставалась всё так же безучастна. Смотрела на него, не моргая, и Дейрос понемногу успокаивался. Он даже не стал выяснять, кто из стражников помешал ему, а лишь с рычанием пересел на запасного коня, оставив супругу во тьме кареты поправлять то, осталось от некогда роскошного платья.

И вот сейчас одержимый пьянел от придушенных криков и мольбы о помиловании, вырывающихся изо рта крепкого мужика, что пытался забиться в угол камеры, когда князь Фариус ленивым движением вспорол кожу у него на груди. Мужчина захлёбывался слезами и выл, раззадоривая в Дейросе демоническую сущность. А другие пленники возносили молитвы всем известным им богам, что князь сегодня посетил не их. Когда крики стихли и одержимый покинул свою жертву, то в полутьме камеры было уже не разобрать, во что превратилось тело несчастного.

Успокоившийся князь приказал подать поздний ужин, а на утро велел Многоликой и Воибору явиться к нему в кабинет.

Первым, как всегда, прибыл целитель. Прямо с порога он начал сетовать на то, что его не допускают к княжне, что Многоликая не даёт осмотреть Лилитту под предлогом, что это ей и Эрне было велено решить проблему. Воибор подобострастно заглядывал в глаза своего господина и скрипел, что княгиня и некромант последнее время стали часто видеться и проводят много времени вместе. Нет ли между ними чего? На это Дейрос лишь утробно смеялся, похлопывая целителя по плечу:

— Неужели ты думаешь, что моя жена вообще способна кого–то любить? Или испытывать страсть? Взгляни на неё! Она не умеет ничего чувствовать: ни боли, ни страха, ни вожделения. Сначала это было так интересно, но и сейчас, двадцать лет спустя, не даёт мне покоя. Вот, например, вчера…

И Воибор заинтересованно таращил глаза, когда князь Фариус рассказывал о вчерашней поездке. За этим приятным разговором их и застала Многоликая. Безуспешно Виобор искал в ней признаки вчерашнего действа: она была безупречна в своём спокойствии, лишь тёмно–синее платье имело высокий воротник–стойку, а на шее был замысловато повязан бледно–голубой платок. Про себя Виобор ухмылялся: Эрна накануне отбыл упокаивать очередное кладбище и не знал, как поживает его дражащая госпожа. От удовольствия целитель даже начал громче, чем обычно, кряхтеть, пока князь Фариус его не одёрнул. Дейрос потребовал от Многоликой отчёта о состоянии княжны, чтобы она объяснила, почему не даёт Виобору оценить состояние Лилитты.

Многоликая бесстрастно доложила, что разум постепенно возвращается к их дочери, как и воспоминания, но Лилитта ещё очень слаба, поэтому она опасается предпринимать активные шаги по принудительному пробуждению демона, не уверенная, что в противном случае он не подчинит себе княжну.

— Я склонен с тобой согласиться. Среди нас случается, что демон пробуждается не сразу, хоть и редко. Чаще одержимые сходят с ума, не в состоянии справиться с мощью демона. — После этих слов Дейрос особо пристально взглянул на супругу: — Их убивают. Я был бы очень опечален, если лишусь дочери, ведь княжество не должно оставаться без наследника.

Пока князь говорил, Воибор не отрывал взгляда от фигуры Многоликой, которую — имперку, чужачку — в замке прозвали так в шутку, за всегда безжизненное выражение лица. Самое интересное, что княгиня ни секунды не протестовала против такого обращения, будто признавала его правильность. «Она нечеловечески спокойна,» — рассуждал целитель, не дождавшись какой–то более или менее эмоциональной реакции со стороны обсуждаемой персоны: на лице не дрогнул ни один мускул, не дрожали руки, не участилось дыхание. «Если бы я не видел, что она человек, то заподозрил бы…» — но кто это был бы, Воибор так за все эти годы и не решил.

В итоге князь приказал Многоликой обеспечить доступ к Лилитте целителю. С лёгким поклоном княгиня пообещала выполнить всё в точности и поспешила к дочери, чтобы успеть первой и дать указания, что стоит говорить при Воиборе, а что — нет. Девочку она нашла в библиотеке. При её приближении та что–то спрятала в рукаве, но спрашивать Многоликая не стала, сделав вид, что ничего не заметила. Она надеялась, что девочка ничего вы выкинет при Воиборе: не станет произносить что–то непонятное, подозрительно себя вести и задавать неудобные вопросы. Запоздалое сожаление кольнуло княгиню: не совершили ли они с Эрной ошибку, когда решили держать девочку в неведении относительно происходящих в замке событий и угрозы, что над ними всеми нависла.

«Кто такая Лилитта?» — думала Лилия Львовна, листая выданную для самостоятельного изучения книгу. «Что стало с ней? Почему я оказалась в этом теле?» — медиум наконец поверила и признала, что всё произошедшее не сон, что она не дома, на Земле, а в чужом мире. Метание между попытками что–запомнить и не выдать себя больше, чем уже есть, между изучением этикета под руководством Многоликой и истории по рассказам Крайса Эрны наконец замедлилось, и Лилию Львовну оставили в тиши и одиночестве библиотеки листать пыльный талмуд на религиозную тематику. «Что это за Тёмная Хозяйка? Почему она живет на Пепельных землях? Зачем мне всё это знать?» — думала Чёрная Лилия и сама себе отвечала: «Если я хочу здесь прижиться, перестать чувствовать себя чужой, понять, что здесь к чему. Ведь руны чётко сказали, что там, на Земле, я мертва. И впервые я чувствую, что должна им поверить. И возвращаться–то мне некуда. Не к кому и не к чему.»

Лилия Львовна закрывала глаза, вспоминая.

Родом она была из небольшого провинциального городка, но решила замахнуться на что–то большее, чем местное ПТУ. Родители поддержали её, и вот юная Лиличка едет в Столицу. Столица была огромна, поражала обилием перспектив и возможностей. Девочка была неглупа и смогла поступить в не самый последний ВУЗ благодаря своим знаниям, не взятке. С жильём ей тоже повезло: странная, но милая старушка выделила Лиличке меблированную комнату в старинном доме рядом с ВУЗом. Старушка любила курить трубку и раскладывать пасьянсы, но практически ничего не требовала от студентки.

Учёба давалась Лиличке легко, особенно ей нравился один предмет. Скорее, не предмет, а профессор, ведущий его. За давностью лет Лилия Львовна не была уверена, что сможет в точности вспомнить, как его зовут, зато могла сколь угодно часто освежать в памяти томление в груди и прикосновения кожа к коже. Но обычно она вспоминала тот скандал, что разразился, когда жена профессора, а затем и весь институт узнали подробности её увлечения. Учиться там после такого Лиличка уже не смогла, да и не дали бы. Швырнув ей в лицо приказ об отчислении, ректор захлопнул перед её носом двери в безоблачное будущее. А тот, кто обещал развестись и обвенчаться с ней, до самой смерти Лилии Львовны оставался счастливо женат и окружён детьми. Сама же Лиличка так и не смогла больше доверять людям и влюбиться.