Homo magicus. Искусники киберозоя (СИ) - Бахмет Александр Павлович. Страница 55

Эти серебряные снаряды породили массу сложностей и для начальства тюрьмы и для солдат. Заступая на пост, следовало эти пули получить, после ухода с поста — сдать. Кое-кто поговаривал, что серебро — это только оболочка, для маскировки, а внутри они самые настоящие — золотые. Капрал грозил всяческими карами тому, кто посмеет заменить пули, но в кабаке, в разговорах между собой, солдаты утверждали, что капрал сам продал начинку пуль на сторону заезжим купцам, а выдает подделки. Если на тюрьму нападет настоящий колдун, то фальшивым пулям с ними не справиться.

Дополнительной проблемой для охраны было то, что на службу следовало приходить трезвыми. Ну какой дурак станет стоять два часа на посту на трезвую голову? Разводящий перед выходом на пост требовал от каждого "дыхнуть" и, если замечал нарушения, то отстранял от несения караула, лишая ощутимо выросшего жалования. Но проблема решалась просто — надо было напиваться не более, чем разводящий, и тогда все были довольны.

Были и еще более странные нововведения. Например, в коридоре заменили ослабевшие "вечные светильники" на новые, их яркий свет мешал дремать. На двери дополнительно навесили висячие замки, а по углам зачем-то курились лампады, заполняя своим дымом все помещения. Солдаты чихали и ругали тюремное и городское начальство, придумавшее им такую кару, не идущую ни в какое сравнение с теми деньгами, что им платили. Возле каждой двери лежали коврики, мокрые от святой воды. Когда сапоги караульных на них наступали, святая вода противно чавкала, брызгала на стены, двери, на солдатскую форму и оставляла на полу грязные потеки и следы.

В субботний вечер, накануне казни колдунов, капрал, раздавая пули, был еще грознее. Разводящий оказался совершенно трезв и отправил в казарму троих, уличенных в злоупотреблении алкоголем. В коридорах еще добавили светильников и лампад, а коврики со святой водой чавкали, как болото.

Солдаты нового караула, гупая по коридору, тихо переговаривались:

— Ты видал, кого мы охраняем?

— Я только видел кого-то под покрывалом, когда их привезли.

— Ты многое потерял. Один — мужик, здоровенный, еле в дверь протискивается. А другой — такая краля. Ей чего-то в кормежку подмешивают и браслетики на руках святые. Но я ее как увидал, аж сердце кровью облилось — просто цветочек, полжизни за такую отдать не жалко. Сидит в своей клетке тихонько. Глазки опущенные, вся какая-то безжизненная.

— Видать, кому-то не угодила. Наша Люсьен, вон, тоже разыскивается. Стервозная бабенка, но я на нее как на картину приходил смотреть, а лапами трогать — ни-ни.

— Разговорчики! — прогромыхал голос разводящего.

Взвод прочавкал по коврику. Стоящий у двери часовой заметил, что коврик чавкнул еще раз. Он протер глаза и подумал: "Померещилось".

После смены караула в коридорах затихло.

Когда прошел первый час, многие стали дремать. Следовало бы менять часовых через каждый час, но начальству тоже хочется передохнуть. Для молодого Бруно начало второго часа было сплошным мучением. В отличие от своих товарищей, он не смог привыкнуть к дреме с полузакрытыми глазами, тем более — стоя. Он переминался с ноги на ногу, чтобы не уснуть, так как при засыпании начинал падать, вздыхал, зевал, но все равно, сон одолевал его.

Неожиданно он услышал какой-то подозрительный лязг. Это могло, конечно, лязгнуть ружье, выскользнув из ослабевших рук заснувшего часового, может быть, даже пуговица, чиркнувшая по стене, но сон — как рукой сняло. В тишине коридора этот звук был инородным. Все часовые вокруг спали, спали по-настоящему, и в их свисте и похрапывании раздался четкий звук чьих-то осторожных шагов. Нет, это не солдат переминался на одном месте, кто-то крался по коридору.

Бруно осторожно выглянул из-за угла. Возле дверей камер, где сидели колдуны, никого не было видно. Но солдат заметил, что огромный висячий замок исчез с одной из дверей, а теперь замок на другой двери раскалился докрасна и сгорел, осыпавшись на пол мелким пеплом. Остывающая дверь жалобно пискнула, а у Бруно поднялась шапка на вставших дыбом волосах. Тихо лязгнул врезанный замок и дверь слегка приоткрылась.

В дыму лампад солдат увидел какой-то еле заметный силуэт. Его рука нашарила на шее свисток. Пронзительная трель разбудила часовых. Они заметили призрачного пришельца и бросились на него со штыками. Призрак ловко уворачивался от ударов, словно был бестелесный, но с ужасающей силой сам наносил удары.

— Пли! — заорал один из самых сообразительных солдат. — У нас есть пули на него.

Но, пока солдаты прицелились, призрак открыл одну из камер и спрятался за дверью. Из-за двери в следующий момент вылетела граната. Оглушительно хлопнув, она оставила за собой облако нервно-паралитического газа. Солдаты попадали на пол и не подавали никаких признаков жизни. Двое наименее храбрых, до которых газ не добрался, бросились наутек.

Во всех помещениях тюрьмы выла сирена. В злополучный коридор, гремя тяжелыми скафандрами, спускались вооруженные до зубов монахи. Оттуда доносились грохот и душераздирающий свист, вырывались клубы дыма и пламени. Одна из стен тюрьмы за пару секунд раскалилась добела и оплыла, как подтаявшее мороженное.

— Не давать им высунуться, — прижмите дверь, — кричал кто-то. Монахи в доспехах нажимали на дверь, пытаясь ее запереть, но изнутри на нее словно налегал какой-то великан, гидроусилители скафандров визжали на пределе своих возможностей, а дверь не закрывалась. В остающуюся щель вырывались струи плазмы, грозя превратить неосторожных в пар.

— Пулю, пулю давай! Стреляйте скорее! Дверь не выдержит долго!

Двое латников выстрелили в смотровой глазок, но безрезультатно.

— Стреляйте! Стреляйте! Еще!

Один монах попытался выстрелить в дверную щель, но ружье взорвалось в руках, задетое плазменным мечом. Из глазка вырвался огненный смерч, испарив головы троим.

— Да стреляйте же! Иначе нам всем тут крышка.

Еще два смельчака с ружьями одновременно бросились к глазку и к щели. Один тут же упал, разрезанный пополам, а другой успел выстрелить. Дверь неожиданно захлопнулась и моментально наступила звенящая тишина.

Монахи осторожно открыли дверь и увидели на полу гору какой-то студнеобразной массы, с тихим шипением испарявшейся, как снег на сковороде. В углу камеры в неподвижной позе, ничего не видя и не слыша, сидел Кортис.

Алекс всегда отличался завидным умением спать в самых неподходящих местах и ситуациях. Он и в эту ночь не мучился бессонницей, но проснулся, когда услышал канонаду. Поколебавшись, и решив, что вряд ли сможет помочь Люси, хотя бы потому, что не представляет ни ситуации, ни расположения сил, он стал ждать дальнейшего развития событий. Около часа ночи грохот затих, но с улицы доносились возбужденные голоса обывателей.

— Успокойтесь, сосед. Это кто-то попытался помочь колдунам сбежать.

— И что?

— Не тут-то было. Сидят, как и прежде. Колдовство не смогло противиться силе святого слова.

— А кто их хотел вызволить?

— Да, говорят, вот эта зараза, с белыми патлами. Я ее как только увидела первый раз, сразу поняла, — ведьма это. И все знали, что она ведьма, да почему-то не трогали.

— Ну, ясное дело, почему. Она магазин такой держала, деньжищами огромными вертела. Подмазывала, видать, кого надо.

— Все они продажные. Каждый день новые шмотки одевают, да на танцульки по вечерам бегают. А это все на нашем горбу из Лесу принесено.

Шум на улице разрастался, звякнуло разбитое стекло, затем еще одно. На первом этаже затрещало, затем ухнуло. Народ быстро растаскивал ничейное добро. Те, кто опоздал на дележку, ломали и выносили мебель, двери. Еще через полчаса запахло паленым. Алекс, полагаясь на то, что пост на первом этаже смотался, незаметно вышел на улицу.

В окнах магазина горело пламя, но слабо, неуверенно. Затем снова зазвенели стекла — это волна народного гнева достигла уровня второго этажа. Вытянув все, что можно, и напоследок пустив "красного петуха", народные мстители расходились, обремененные тяжестью награбленных вещей, довольные тем, что отомстили таким образом власть имущим.