Декабристы. Перезагрузка (СИ) - Янов Алексей Леонидович. Страница 5
Восстание 1825 года трагично не потому, что это был заведомо обреченный на провал первый героический шаг, а потому что оно представляло собой упущенную, но реальную историческую возможность для России соскочить с пути периферийного, полуколониального развития. То, насколько уникальна и неповторима была ситуация начала 20-х годов XIX века, стало очевидно уже к концу десятилетия. Расправившийся с декабристами Николай I отнюдь не исключал на первых порах мысли о реформах и даже об освобождении крестьян. Но с каждым годом становилось все яснее, что практической возможности для этого у петербургского правительства уже нет. Через треть века потребовалось позорное поражение в Крымской войне, чтобы сподвигнуть царское правительство начать осуществлять хоть какие-то серьёзные реформы. Но вся эта реформаторская деятельность страдала общей непоследовательностью, неполноценностью, ограничивалась зачастую полумерами, да и времени было понапрасну упущено слишком уж много. Незначительное промышленно-технологическое отставание в начале века от страны-лидера Англии к середине XIX столетия превратилось в критическое отставание даже от стран европейского «второго эшелона». Эту тенденцию прекрасно демонстрирует металлургия, бывшая некогда передовой и самой технологичной отраслью не только нашей промышленности, но и экспорта. В 1825 году русскую металлургию опережает французская и североамериканская, к 1855 году Россия по производству чугуна отстает от Германии и Австро-Венгрии. К середине XIX века русская промышленность, в прошлом веке крупнейший поставщик металла в Англию, сама уже нуждается в импорте чугуна из той же Великобритании. Эти цифры, на мой взгляд, прекрасная квинтэссенция всего периода правления Николая Павловича.
Конечно же, я не отрицаю риск, что ситуация в России и, что особенно важно, её долгосрочные перспективы развития, в результате моего вмешательства могут стать сильно хуже, чем было в моей истории, но этот риск был оправдан. Если только не будет реставрирована свергнутая абсолютистская рабовладельческая монархия, то, на мой взгляд, ситуация в стране вряд ли может быть сильно хуже эталонного варианта истории. Повторюсь, я был настроен серьёзно, я бы даже сказал рЭволюционно, и в любом случае не собирался давать задний ход.
По длинной, узкой лестнице поднялись на палубу, там уже толпился галдящий народ, рассматривая приближающейся берег Туманного Альбиона. На пристани портовая обслуга помогала нашему кораблю пришвартоваться, закрепляя канаты. По перекинутым с берега сходням пассажиры начали спускаться вниз, на твердую землю.
Местные грузчики-стюарды, сразу после растаможки в порту привезенного мною с собой транзитного оборудования, за плату в несколько шиллингов, вынесли и помогли загрузить в телегу извозчика все мои коробки с разобранным литографическим станком и пару сундуков с вещами и бумагой. Весь свой скарб отвёз в ближайшую гостиницу. За полгинеи снял на неделю два номера. Подкрепившись в местном трактире, оставив на хозяйстве ирландцев, я нанял кэб и отправился обратно в порт – выискивать судно, отправляющееся в Санкт-Петербург.
Ничего подходящего в этом портовом городке не нашлось, пришлось брать междугородний дилижанс и в соседстве с семью пассажирами скататься в Лондон. Рядом со мной сидела очень даже милая англичанка к моему удивлению с упоением читающая в трясущемся «тарантасе» книгу «Человек-невидимка». Из-под кисейной юбки угадывались пара стройных ножек, а из-под шляпки, на обволакивающие плечи ост-индийскую шаль, ниспадали светлые локоны волос. Хотя местные девушки и не пользовались румянами и пудрой, но все были очень бледны, загар, что в САСШ, что в Европе ныне совсем не в моде. Попробовал с ней заговорить сначала на французском, на что, удостоившись со стороны девушки внимательного осмотра с головы до ног, на всю свою многословность получал только ответы двух типов “oui” и “non”. Впоследствии я понял свою ошибку, образованные англичане в массе своей хоть и владеют французским, но предпочитают общаться на своём родном языке. В отличие от здешнего русского столичного дворянства – там, по слухам, без знания французского языка будешь глух и нем. Именно это обстоятельство и заставило меня в Америке старательно учить французский, хотя, возможно, после наполеоновских войн ситуация с засильем в русском высшем обществе французского изменилась в лучшую сторону? Симпатичная же англичанка, к сожалению, оказалась замужем, поэтому раскрывать своё инкогнито я не стал, да и вряд ли бы она мне поверила, портрета автора в этой книге не было. Хотя нет, доказательства были в моём саквояже в виде книг американских издательств, а также некоторых газет где присутствовало рисованное изображение «знаменитого американского писателя».
Ха-ха, самому от себя иногда бывает смешно, стоит лишь вспомнить кто я в действительности есть на самом деле – русский иновременной вор интеллектуальной собственности ещё не родившихся писателей, к тому же зараженный революционными идеями переустройства общества. Не слабый, надо признать, коктейль бурлил в моих мозгах, к тому же смертельно опасный для здоровья. Но жизнь, как известно, игра, причём азартная, по этому принципу я и жил, что в том времени, что в этом. И с этого, будоражащего кровь пути сворачивать не собирался ни вправо, ни влево, двигаясь только вперёд к новым свершениям и острым ощущениям!
Дилижанс благополучно доставил всех пассажиров в деловую часть английской столицы – в лондонский Сити. Берега величественной и прекрасной зловонной и грязной Темзы в районе Сити в отличие от Вестминстера не имели хорошей набережной и были застроены местами самыми настоящими трущобами, а по узким улицам бродили рабочие, матросы и целая «армия» нищих. Поверхность Темзы была устлана не только плавающим мусором, но и множеством снующих туда-сюда лодок, чаще всего, как я подметил, нагруженных углём. Лишь ближе к зданию Биржи стало чище, покосившиеся постройки сменились более опрятными лавками и магазинами и всё чаще на глаза стали попадаться купцы и прочие более-менее респектабельные джентльмены.
Лондонская биржа представляла собой огромное четырехугольное здание с колоннадами, портиками и с величественными аркадами над входом. Войдя внутрь, первое, что мне бросилось в глаза была статуя Карла II возвышающаяся на высоком мраморном постаменте. Отсюда, куда не кинь взгляд, просматривалась галерея, под аркадами которой собирались купцы тихо ведшие между собой торг, решающие куда именно и зачем тому или иному кораблю плыть – в Новый Йорк или за мыс Доброй Надежды, что ему везти с собой на продажу, а что, наоборот, покупать. Но мену эти купецкие дела совсем не интересовали. Сориентировавшись, от статуи короля я направился к размещающимся у стен доскам объявлений, на которых была напечатана нужная мне информация о пришедших или отходящих кораблях. Из английских портов можно было уплыть куда угодно – в Америку, в Китай, в Малабар, в Нутка-Соунд, в Архангельск, в Санкт-Петербург …
У местного клерка за отдельную плату удалось выяснить, что информацию о заинтересовавшем меня корабле можно узнать в так называемом «Лойдовом доме», располагающимся рядом с биржей. Там собираются лондонские страховщики и туда же стекаются новости из всех земель и частей света. В страховой компании мне без лишних разговоров предоставили для ознакомления большую книгу типа справочника, в которую вписываются данные о прибывающих и отправляющихся кораблях, их владельцах и капитанах.
На следующий день одного из совладельцев нужного мне корабля я нашёл в кофейне – он там регулярно завтракал, попивал кофе и просматривал бумаги. Официант подвёл меня к этому джентельмену, я представился и мы тут же, к моему удивлению, перешли на «великий и могучий». В ходе разговора выяснилось, что в этом «кофейном доме» собираются купцы, торгующие с Россией. Все они бывали в Петербурге, знают русский язык на довольно приличном уровне. Договорится о моём проезде в Россию вместе с багажом и слугами с этим англичанином не составило никакого труда, казалось он был рад нашему общению и возможности поговорить на русском.