Простолюдин (СИ) - Громов Александр Николаевич. Страница 21

Спустя недолгое время новый визитер вышел из хижины и направился ко мне. Джоанна шепнула, что будет невежливо позволить ему торчать на пороге дома, надо пригласить внутрь. Что я и сделал.

Гость, однако, отказался войти, сославшись на недосуг и обстоятельства. Он отрекомендовался бароном Сыроватка (Инфос услужливо пояснил мне, что в Белом море есть и такой остров), вассалом графа Рамунда Жужмуйского, а в настоящее время — его секундантом.

— Вы уже выбрали оружие, барон?

— Оно перед вами, — указал я на лагуну.

Секундант в недоумении воззрился на водную гладь и ничего в ней не высмотрел.

— Простите… не понял.

— Очень просто. Мы оба, я и граф, входим в воду и переплываем лагуну по диаметру навстречу друг другу. Надеюсь, граф умеет плавать? Кто из нас выйдет на противоположный берег, тот и победил.

Барон заморгал.

— То есть вы встретитесь в воде посередине лагуны?..

— Если будем плыть с одной скоростью, то посередине, — уточнил я. — А если нам обоим повезет, то встретимся. В противном случае разминемся.

— Но… оружие?..

— Чем это не оружие? — Я вновь указал рукой на лагуну. Как раз в эту минуту одной из акул зачем-то понадобилось подняться к поверхности, и ее треугольный плавник уверенно резал воду в каких-нибудь ста метрах от нас.

— Но… это не личное оружие, — пролепетал секундант моего противника.

— Каждый из нас может взять и личное. Например, кинжал или даже шпагу.

Несомненно, в голове барона Сыроватки теснились картины одна краше другой: вот противники входят в теплую воду с противоположных сторон атолла и плывут над синей бездной, вот из бездны к ним поднимаются длинные тени… начинают кружить вокруг пловцов, все ближе и ближе… и противникам уже не до встречи в геометрическом центре лагуны, они дергаются, извиваются, норовят пырнуть клинком ту или иную хищницу, и это им даже удается, но от запаха крови одной из своих товарок акулы приходят в неистовство… бросаются все разом, да не на товарку, а на пловца… захлебывается отчаянный крик, бурлит розовая вода — и конец заплыва. Треугольные плавники расплываются в стороны и исчезают с поверхности.

— Это не по правилам! — запротестовал барон.

— А вы поговорите с графом, — предложил я, — вдруг он согласится.

— В дуэльном кодексе такого нет, — хмуро сообщила Джоанна, когда барон удалился. — Лагуна с акулами никак не может служить дуэльным оружием. Если бы без акул, тогда лагуна, возможно, еще сошла бы за место поединка…

— Что и требуется, — бросил я.

Она замялась и вдруг просияла.

— Дошло! Граф — землянин, а значит, на суше имеет над тобой преимущество. В воде это преимущество исчезнет, поскольку тела в ней ничего не весят. А про лагуну ты сказал только для того, чтобы граф обделался и согласился на просто воду. Гениально!

— Тебе бы служить не медсестрой, а учительницей, — пробормотал я. — Очень подробно излагаешь.

Переговоры затянулись до вечера. Барон Сыроватка замучился бегать туда-сюда и осип от споров, а когда правила поединка были наконец выработаны и граф покинул хижину, выяснилось, что его распухший нос из синего стал лилово-черным. На закате мы с графом вошли в мелкую воду снаружи атолла. Старинные револьверы с барабаном на шесть патронов, привезенные бароном, модные плавки, репеллент от акул и полосатые красно-белые буйки, изображающие барьер. Больше ничего, если не считать туземного каноэ на берегу, предназначенного для вылавливания трупа или, может быть, двух трупов. Нырять по условиям поединка разрешалось, но долго ли высидишь под водой без дыхательного аппарата? А вынырнешь глотнуть воздуха — тут же подставишь голову под меткий, надо полагать, выстрел, поскольку дашь опытному противнику секунду-другую на прицеливание.

Нырять я не собирался.

Закат был красен и величествен. Огромный солнечный шар, перечеркнутый длинным темным облачком, отвесно валился в океан, и мелкая зыбь на воде дрожала огнем и плавилась. За все время, что я провел в моем поместье, я ни разу не видел подобной красоты, и мне вдруг стало смешно оттого, что, по всей вероятности, я ее больше не увижу. Смешок я тотчас подавил, заподозрив в нем признак истерики. Еще чего не хватало! Помру так помру, невелика потеря для человечества. Ну да, верно: я выторговал условия, повышающие мои шансы укокошить Жужмуйского, а самому остаться невредимым, но ведь ясно же: шансов у моего противника все равно больше. Пусть сам император утверждает, что у меня природный талант стрелка, зато у моего противника куда больший опыт, да и попасть в него из-за малых габаритов фигуры труднее, чем в меня…

Держа револьвер над водой, я вошел в море по грудь. Достаточно. В тридцати шагах от меня ту же операцию проделал Жужмуйский. Из-за роста он остановился ближе к берегу, нежели я, и торчащий на берегу Сыроватка тут же запротестовал: дескать, заходящее солнце слепит графа сильнее, чем меня. Джоанна заспорила было, но тут мой противник сделал еще несколько шагов, нашел под водой какой-то бугор и злобно крикнул, что все в порядке.

Пакетики противоакульего репеллента мало-помалу растворялись вокруг нас чернильными кляксами. Повинуясь зыби, кляксы теряли форму и выпускали щупальца, как спруты.

— Стрелять по счету «три»! — сипло крикнул с берега барон. — Внимание, даю отсчет. Раз!.. Два!.. Три!

Граф выстрелил первым. Словно кто-то ужалил меня в левую скулу. Наверное, так жалит пчела — впрочем, не пробовал, не знаю. Я дернулся и на миг потерял равновесие. Наверное, это и спасло меня, поскольку следующая пуля взвизгнула совсем рядом с моим ухом. Тогда и я выстрелил. Почти не целясь.

Джоанна на берегу громко ахнула. Потом, забыв о приличествующем секунданту поведении, радостно закричала и захлопала в ладоши.

Граф Жужмуйский нырнул не потому, что был трусом, а потому, что ноги перестали его держать. А ноги перестали держать его потому, что моя пуля вошла ему точно в лоб и выбила из затылка целый фонтан.

Барон Сыроватка столкнул в воду каноэ и принялся что есть сил грести веслом с миндалевидной лопастью к пятну-спруту, над которым больше не возвышались голова и плечи графа. От потрясения барон не мог справиться с капризным судном, и оно выписывало на воде какие-то эпициклоиды. А я выронил револьвер и, не став искать его на дне, побрел к берегу, ощущая в ногах такую тяжесть, словно попал с Луны не на Землю, а минимум на Юпитер.

Что было дальше, я помню фрагментами. Труп графа был выловлен из воды и вывезен с острова еще на каком-то флаере. Не помню, как он приземлялся, но помню, как улетал. В программе новостей сообщили, что известный дуэлист граф Раймунд Жужмуйский убит на поединке бароном Тахоахоа. Туземные дворяне устроили большой праздник с песнями и танцами. Я хотел пойти, но не смог. Тогда они явились сами и увили меня благоухающей гирляндой местных цветов. Туземцы тараторили что-то насчет того, что при прежнем господине Жужмуйский не только насиловал местных красоток, но и убил какого-то дворянина, предерзостно поднявшего на него руку, и отделался пустяковым приговором. Когда они удалились, меня вырвало на цветочную гирлянду. Помню еще, как Джоанна поила меня ромом, чтобы снять — по ее словам — какой-то там синдром, а я находил забавным, что слова «ром» и «синдром» рифмуются. Наверное, к тому времени я уже здорово насосался. Ничто так не отвлекает от тягостных мыслей, как принятие внутрь достаточного количества раствора воды в этаноле.

Потом я почему-то оказался у моря: я стоял на четвереньках коленями на берегу, а ладонями в воде, и тропические звезды качались надо мною. Звезд было так много, они сияли не хуже фонарей и, казалось, предлагали себя людям — но людям они были не нужны. Мне вдруг стало смешно, и я захохотал, хотя, наверное, правильнее было бы завыть. Но я не завыл, а вдруг обнаружил себя уже в постели в объятиях Джоанны, и она, прижимаясь ко мне шептала, что восхищается мною, что всегда верила в меня, и я не знал, противно мне или приятно слушать эту очевидную лесть…