Одностороннее движение - Хмелевская Иоанна. Страница 6

Сперва я сама не поняла, что происходит. Не могу ехать быстрее 60 километров в час, да и все тут! Мне стало дурно. Попробовала прибавить скорость — не тут-то было. ОНА мне помогала, как могла, — бесполезно. Ненаглядный мой, это было очень страшно! Словно паралич меня разбил. Про стеклоочиститель я и думать забыла, плевать, видит ОНА дорогу или нет, я должна прибавить скорость, любой ценой должна вернуть себе былую сноровку!.. Ужас! Тут я поняла, что без врачебной помощи не обойдётся.

Дошло это и до НЕЁ, но только когда я перестала стараться и позволила двигателю заглохнуть. Он очень об этом просил — устал, бедняга. Мы были уже неподалёку от Млавы, семь вечера, пасмурно, стемнело рано, движение на шоссе замерло… ситуация безнадёжная, почти как у Морсакевича в пуще. Ты же ЕЁ знаешь: ОНА даже капот не подняла, не посмотрела в мотор, только закурила и давай меня уговаривать. Просила меня, умоляла — я и растрогалась. Мне самой хотелось прийти в себя, мотор немного отдохнул, я его уговорила завестись. ОНА облегчённо вздохнула, но я-то понимала, что дела по-прежнему плохи. Поехали мы с НЕЙ, а потом все повторилось сначала. Тут ОНА съехала на обочину, решилась поднять капот и заглянуть в мотор, но ничего там не поняла. Да и как ЕЙ понять, если я сама ничего не понимала? Она совсем отчаялась, кругом пусто и темно, на шоссе — ни одной живой души, наконец появился какой-то «мерседес». Он тоже ехал в Варшаву.

ОНА его остановила, водитель оказался человеком сообразительным, вёз своего директора, но за него не переживал, бросил его в машине и стал меня осматривать. Вместе с НЕЙ заглянул под капот и в первую очередь проверил искру.

— А бензин у вас есть? — спросил водитель. — Искра-то в порядке, может, бензин не поступает?

Бензина у меня был полный бак, поступал он нормально, они в этом убедились ОНА включила зажигание. Мотор отдохнул и снова заработал, хотя и неохотно. А говорить, в чем дело, никак не желал. Водитель «мерседеса» велел ЕЙ трогать с места, сам поехал рядом Я ужасно боялась, что он махнёт на меня рукой и бросит нас на произвол судьбы, поэтому я умолила мотор заглохнуть по новой. Проехать удалось всего несколько метров. Водитель вернулся, снова начал проверять. Оказалось, искры нет. Водитель проверил свечи, аккумулятор, зажигание — все было в порядке. Искра вдруг появилась: мотор согласился сотрудничать! Оба разбежались по машинам, ОНА и водитель. «Мерседес» сразу оторвался от нас, а я все ещё не могла ехать быстрее, чем на шестидесяти. От страха я перестала следить за мотором, и он, мерзавец, снова заглох! ОНА готова была зарыдать, фамильные наши бабы, слава Богу, сидели тихо, не приставали. Даже утешали, что жратвы у них много, с голоду не помрут, можно спокойно ждать, когда Господь над ними сжалится.

Вернулся водитель «мерседеса». Он заметил, что ЕЁ сзади нет, наплевал на своего директора и вернулся, чтобы помочь. Ему самому любопытно сделалось, что за неполадки во мне такие. Проверил все, что только можно было, обходился со мной умело, с чувством и толком, в его обществе мне сразу стало лучше. Идиотская искра то возникала, то пропадала. Водитель не мог понять, что это значит, я тоже. В конце концов водитель объявил, что мы поедем вместе. ОНА пусть едет, за ним, а он будет поглядывать в зеркальце. Если что-нибудь случится, он возьмёт нас на буксир. Мотор с радостью согласился бы и на такой позор, он все хныкал, что искра совсем пропала, что он устал и просит оставить его в покое, А я смертельно испугалась. На буксире, безвольная и бессильная, отданная да милость какого-то чужого «мерседеса»!!! Столько километров! Нет, только не это!

Мне удалось наконец-то умолить этого лентяя, всю душу вложила в уговоры. Мотор согласился войти в наше положение. Мы тронулись все на тех же шестидесяти километрах: «мерседес» впереди, мы за ним. Я подивилась необыкновенному благородству этого человека. Если бы хоть одна из нас прилично выглядела, я бы ещё поняла, но куда там! Представь себе: я — извазюканная, как свинья в хлеву, с отломанным стеклоочистителем, а ОНА грязная, усталая, мокрые волосы сосульками свисают на лоб — пугало! Допустим, он извращенец, у него плохой вкус, но какой ему от нас прок? Я еле ползу, а с НЕЙ в машине сидят три толстые бабы… Нет, это просто редчайшее благородство!

Дождь прекратился, зато пал туман. Нас это слегка утешило, потому что в тумане водитель «мерседеса» не мог ехать быстро. Он, бедный, из-за нас добрался до Варшавы на два часа позже, чем мог бы. Проводил он нас до Жолибожа и только там простился.

И сейчас я сама не знаю, что делать. О, мой Повелитель, вернись ко мне скорее. Мне казалось, я выздоровела, уже на следующее утро мотор вёл себя нормально, сказал, что с искрой никаких проблем нету. Мы свободно вытянули восемьдесят километров в час, можем и больше. Правда, ОНА ещё не пробовала. И все же мне как-то не по себе. Не знаю, что со мной было. А вдруг повторится то же самое? ОНА ничего не делает, ждёт тебя… вот только помыла меня на станции техобслуживания, потому как после этого страшного путешествия мне и на люди-то стыдно было показаться. Все остальное ОНА оставляет до твоего приезда. Я полностью с этим согласна, мне приятнее, когда мной занимаешься ты. Вернись, мой возлюбленный, мне очень страшно, и я не успокоюсь, пока ты не будешь рядом.

Левого стеклоочистителя у меня, разумеется, нет, надо найти новый винт. Уже в двух мастерских сказали, что таких винтов им не завозят, а в магазинах они не продаются. Просто плакать хочется, как подумаю, что тебе придётся со мной возиться, вместо того чтобы наслаждаться счастьем нашей встречи. ОНА тоже нервничает, но из-за стеклоочистителя больше боится милиции, чем твоего огорчения. ОНА все время говорит ужасные глупости, что-то насчёт того, что ты оставил её без гроша за душой, гуляешь где-то целый месяц, и ничего с тобой не случится, если по возвращении немножко со мной помучаешься. Говорит, что тебе бы только ездить, а другие пусть ремонтируют и платят. Причём говорит таким тоном, словно это ненормальное положение вещей. Совсем рехнулась! Так ведь и должно быть! Не для того я принадлежу тебе, чтобы доставлять лишние хлопоты, я ведь должна тебя радовать! А хлопочет пусть кто-нибудь другой, мне совершенно безразлично кто.

Я приеду за тобой на вокзал независимо от погоды, я уже твёрдо решила. Не знаю, успею ли ещё написать, боюсь, письма уже не дойдут. Теперь я считаю часы и минуты до встречи с тобой, мечтаю о том мгновении, когда почувствую твои руки на руле и ноги на педалях. Ты оживишь и зажжёшь моё сердце, вставив ключ в замок зажигания…

Ненаглядный мой, при одном твоём появлении я тут же выздоровею. Мой мотор урчит только для тебя, тихо и нежно.

Твоя безгранично любящая

«Шкода».

Мой обожаемый повелитель!

Я долго не решалась написать тебе это письмо…

В конце концов все-таки собралась с духом, хотя ОНА говорит, что я такая же дура, как все женщины. Но горе моё притупляется, я начинаю понимать, что ты просто скрывал свои настоящие чувства, что безразличие твоё было притворным, а презрение и высокомерие относились к ней, а не ко мне. Ты уезжал такой обиженный и несчастный, ведь мы должны были ехать вместе…

А я осталась совсем больная…

Нет, не могу писать. Мне слишком трудно… Напишу попозже, когда приду в себя. Не хочу тебя упрекать.

Неизменно любящая.

Твоя «Шкода».

Мой обожаемый господин и повелитель!!!

Я постепенно поправляюсь и могу спокойно вспоминать прекрасные мгновения. Увы, как быстро они промелькнули! Первые два дня я чувствовала твою любовь, радость и счастье от нашей встречи. С какой нежностью и гордостью ты наводил на меня глянец в гараже Квятковского! Я ощущала, как твои руки соскучились по мне. Ты бросился ко мне за руль, как только вышел из поезда, хотя лил жуткий дождь, а стеклоочистителя у меня не было, и ты не мог отличить велосипедиста от городского автобуса. Я сознавала, что нас переполняют одни и те же чувства, тебя с ног до головы, меня — от шин до крыши.