Семь опасных теней (ЛП) - Метани Валинн. Страница 3

Я замерла, сжимая ручку двери ванной. Рукава были достаточно длинными, чтобы скрыть белые бинты на руках, но не уважение, обжигающее кожу. Я не знала Широ достаточно хорошо, чтобы обременять его своими проблемами.

— Я споткнулась и упала в школе, — я потянула за рукав. — Немного стыдно, но я буду в порядке.

Он опустил лисье ухо, словно не поверил.

— Ты не можешь мне врать, Кира. Меня растил лучший лжец во всем Ёми, и я могу заметить ложь раньше, чем она сорвется с губ, — он поднялся со стула и пошел ко мне. — Кто тебя ранил?

— Я не вру, — я пятилась, пока он приближался, но врезалась в дверь ванной. — Я споткнулась.

Темно-желтые глаза Широ сияли весельем. Он поймал мою ладонь, нежно поднял ее, отодвинул рукав, чтобы было видно бинты.

— Я знаю, что такое выделяться, — сказал он, накрывая мою ладонь своей. — Если тебе нужно будет поговорить, я выслушаю.

Он был бы милым, если бы не был настырным, но он злил бы сильнее, не будь он милым. Мне не нравилось, как легко он видел меня сквозь защиту, и его прямота вызывала неудобства. Я не сказала ему этого.

— Спасибо, — сказала я, осторожно убрала ладонь из его руки. — Но мне нужно работать.

— Глубоко вдохни, — сказал он. — Фуджикава еще тебя не искал.

— Тебе стоит звать моего дедушку Фуджикава-сан, так вежливо, — сказала я.

— Типичная Кира правилами закрывается от настоящего разговора, — Широ сделал вид, что закатил глаза, его голос переливался, он дразнил меня.

Его улыбка была такой приятно. Я чуть не рассказала ему все. Но мои шрамы и синяки внутри и снаружи были не тем, что я хотела показывать ему или кому-то еще. Когда люди знают о слабостях, они могут их использовать. Или считать тебя хуже из-за этого.

— Мне нужно идти, — я проскользнула мимо него, направилась к двери.

— Дай хотя бы проводить тебя потом домой, — сказал Широ. — На улицах стало много ёкаев. Я могу защитить тебя и твою сестру.

Я замерла. Повернулась. Широ прислонялся к двери, скрестив руки. В наряде жреца он всегда умудрялся выглядеть величаво и хитро. В нем было что-то, даже когда он стоял неподвижно. Может, в том, как он приподнимал голову, как раздувались его ноздри, когда что-то проходил мимо окна. Или его настороженность, словно он в любой момент ожидал нападения. Такой была жизнь почти всех, кто ежедневно имел дело с ёкаями.

— Ты знаешь, почему они тут?

Он покачал головой.

— Нет, но пока их не станет меньше, никому не стоит покидать храм одному. Что-то не так.

— Тогда встретимся у ворот на закате, — этому обрадуется Ами, она восхищалась Широ. Она, наверное, уговорит его покатать ее на спине, и Широ будет делать так весь путь домой.

Он вышел за мной из кабинета. Я прошла в свет солнца, замерла, позволяя ему растопить остатки страха в душе. Я уже хотела взяться за работу, убирать во дворах храма. Так я хотя бы побуду одна.

— Думаю, мне стоит проверить обереги на храме, — сказал Широ, вздохнув и уперев руки в бока. — Увидимся через пару часов, хорошо?

Я кивнула и приступила к работе — подметанию. Бесконечному. Храм Фуджикава был одним из самых больших в Киото: там было два двора, зал собраний, чайный домик, сады и дома для жрецов, это не считая величавого главного святилища. Дедушка нанимал работников, чтобы храм был чистым, но он ждал, что я буду сметать листья. Наверное, он думал, что это закаляло характер.

Нет. Это вызывало мозоли, много мозолей. Это придавало моим рукам характер, ведь у каждого пальца были будто белые семена.

Часы подметания и мозоли были не зря. Однажды дедушка научит меня древнему искусство онмёдо, и я получу власть над ёкаями и призраками онрё, которые угрожали нашему образу жизни. Для девушки, проводящей дни в компании кошмаров и монстров, я больше всего хотела уметь прогонять их. Несмотря на мои почти постоянные просьбы, дедушка говорил, что я начну обучение в двадцать один, когда стану достаточно взрослой, чтобы унаследовать официально храм. Пока что он сосредоточился на моих тренировках по боевым искусствам и давал мне смотреть ритуалы и деловые операции, встречать посетителей и, конечно, подметать.

Солнце опускалось к горизонту, и воздух стал холоднее. Посетители махали мне, уходя, направляясь к теплым домам и горячей еде. Некоторые вернутся на работу. Тени стали длиннее, и храм пустел, остались только жрецы, моя сестра и я.

Я убирала у ворот, когда заметила что-то маленькое, сидящее под первыми тории.

Я с интересом спустилась по большой лестнице, минуя по две ступеньки за шаг. Маленькая лиса-оригами сидела на нижней ступеньке, одна. Я подняла лесу, и ребенок запел вдали песню, голос девочки разносил ветер:

— Кагомэ, Кагомэ… окружу, окружу…

Браслет нагрелся. Я оглянулась, ожидая увидеть хихикающую Ами за одной из колонн ворот. Она переросла баловство детей в стиле канчо* в пять. В шесть она увидела достаточно программ по телевизору, чтобы научиться шуткам сложнее.

— Ами? — спросила я. Ответа не было. Ветки дерева шуршали от ветра. Воздух тянул за выбившиеся волоски у моей шеи, поясницу покалывало. Тело что-то ощущало, но разум не мог понять, что. — Ау?

Каменные ступени были пустыми, но мне казалось, что на меня посмотрела тысяча глаз, их взгляды задевали мою кожу, мои волосы и грудь. Страх развернулся в спине, что-то безглазое и примитивное. Я попятилась и повернулась, взбежала по ступенькам, устремилась к храму.

Лиса-оригами покалывала ладонь, когда я добралась до вершины лестницы. Я согнулась, тяжело дыша. Я оглянулась, но внизу были просто врата. Я говорила себе, что не было ничего странного в появлении оригами у храма синто. Это было подношение, не предупреждение. Или это баловался ребенок.

«Все хорошо», — я убрала оригами в карман. Солнце спустилось сильнее по небу, мерцало за ветками.

Через двадцать минут я закончила подметать в главном дворе. Я пошла к кабинету, чтобы переодеться, но заметила белую вспышку. Я замерла и охнула. Вторая лиса-оригами сидела на плоской площадке у пруда. Я пропустила эту лису до этого? Нет, я бы заметила ее, она была не на месте.

Ветерок гремел табличками эма на рамах неподалеку. Я вздрогнула, пульс колотился, напоминая старый телефон деда звуком, а потом закатила глаза от своей реакции. Я сняла лису с камня, чтобы отнести в кабинет. Это была просто сложенная бумага, которую я могла поймать пальцами.

Вдали гудели машины, деревья закрывали от криков и смеха людей, превращая звуки в приятный гул. За всем этим продолжалась детская песня:

— Kago no naka no tori wa… птица в клетке…

Уже ближе.

— Ами? — я замерла и повернулась ко двору. — Если это шутка, я заставлю тебя идти домой одну! В темноте!

Хихиканье разносилось по храму. Я цокнула языком и сунула руку в карман, ожидая, что острые углы бумаги вопьются в пальцы.

Но карман был пустым.

Первая лиса пропала.

* канчо — игра японских детей, когда они складывают ладони и указательными пальцами пытаются попасть в анус противника, пока тот их не замечает

Три

Храм Фуджикава

Киото, Япония

Я сунула руку в карман, порылась, едва дыша.

«Ами как-то украла ее у меня? — это было невозможно. Моя сестра всякое умела, но не была хитрым вором. — Что-то не так, — от этого мне стало не по себе, кости словно стали изо льда. Мне нужно было найти дедушку. — Сейчас».

Я поспешила по двору. Дедушка вечером пил чай в чайном домике храма, каким бы ни было время года. Он говорил, что находил красоту в любом времени года, и в его возрасте — он был бодрым даже в семьдесят пять — каждый месяц ощущался быстро и горько, как цветы вишни.

Как и ожидалось, я нашла его в чайном домике, на веранде. Он смотрел, как кои плавают под прозрачной поверхностью пруда. Он все еще носил наряд храма с черными хакама, держал в морщинистых ладонях чашку чая. Его волосы были когда-то черными, как полночное небо, а теперь были серебряными, как луна, сияли в последних лучах дня. Он поднял взгляд, когда я приблизилась, улыбаясь.