Мираж Огня (СИ) - Грозовская София. Страница 29

Я обошел конструкцию со стороны колеса и резко крутанул его. Руки девушки оттягивались назад, приподнимая тело над землей. Душераздирающий крик боли Альвевы окрасил мрачное помещение в еще более черные тона, а потрескивание огня добавляло этому месту  еще больше ужаса. Я надеялся, что она заговорит до того, как мне придется ее клеймить…

- Будешь смотреть? - поинтересовался я у писаря, хотя знал, что в этом состоит его работа, но принуждать не хотел. Люди по разному реагируют на вид и запах горящей плоти. Писарь громко сглотнул и кивнул, а я потянулся за раскаленным распятием, - Начнем…

Я рывком сорвал рукав платья девушки, дорывая ветхую ткань по шву до лопатки, намеренно дергая сильнее чем нужно, чтобы Альвеве было больнее. Есть шанс на признание до того, как раскаленное железо коснется ее кожи. Она вскрикнула и замолчала. Почему же ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь. Я же вижу, что тебе больно!

- Господи, прости, - произнес я и прислонил к белоснежной коже раскаленное святое распятие. Крик Альвевы заполнил все пространство, а в нос ударил сладковатый запах жженой плоти. Девушка судорожно хватала ртом воздух, но продолжала молчать, стиснув зубы. Ритуал снятия одержимости или власти дьявола был несложен. Он требовал четкого исполнения каждого действия.

Я произнес первую фразу для изгнания “ In nomine Patris, et Filii”.

Еще раз прижег святым распятием Альвеву, и перекрестился сам. Девушка завизжала и крепче стиснула зубы, глотая глухой мучительный стон.

- et Spiritus Sancti. Amen - продолжал я читать над Альвевой, ловя каждое движение девушки. Но ничего похожего на одержимость я не видел. Ритуал был почти закончен, неся с собой страшное понимание - она не одержима.

Она молчит по собственному желанию, и если совершила преступления, то сделала это по доброй воле. Я завершил ритуал, тяжко выдохнув: “Ad Sanctum Michaelem Archangelum. Precatio”.

Внезапно Альвева дернулась и задрожала, не сводя взгляда со стола писаря. Улыбка тронула губы девушки, а она начала смеяться странным смехом, в котором была такая надежда и облегчение, словно я уже подписал приказ о помиловании.  И тут она заговорила.

- Ты пришел! Пришел! А я… Я уже не надеялась! Я изучила все трактаты, что смогла найти и знала! Знала, что ты придешь во время пытки! - радостно кричала Альвева  глядя в одну точку. Писарь крестился, а я всматривался под стол и не видел там абсолютно ничего.

- Метла не сработала,да? Не сработала? Потому что Иду и Томасину отдали добровольно, да? - Альвева нервно облизала пересохшие и прикушенные губы. В ее глазах плясали огни той самой одержимости. Я не понимал, в чем дело, бросая попеременный взгляд то под стол, то на ведьму.

-  Их вытопленный жир не сработал на метлу? А я так хотела, чтобы она отнесла меня к тебе! Я хотела получить силу и защитить себя! Защитить от этой инквизиции! но не сработало… - задыхалась Альвева, не сводя взгляда с одной, видимой ею точки. - Но у меня оставался второй шанс! Ты всегда приходишь, Люцифер во время пыток и наблюдаешь за ними! И вот ты здесь! Даруй же мне силу! Защити меня! Я готова отдать тебе душу!

Писарь завизжал и бросился прочь из допросной, а я медленно переваривал только что услышанную информацию. Она не была одержима дьяволом. Она была одержима идеей.

Я  стал подходить ближе к столу, чтобы рассмотреть то, что там увидела Альвева, но не видел ничего! Абсолютно ничего, кроме старых досок и слоя пыли. Но Альвева продолжала разговор, с тем, кого видела только она. Я же не слышал ответов и не видел собеседника…

- Ну же! Чего же ты медлишь? - нервничала девушка изо всех сил дергая цепями, пытаясь высвободить руки. - Я готова! Готова продать тебе душу! Только освободи меня! Спаси! Дай мне силы защититься от этих палачей!

- Люся, не халтурь!  - прикрикнул Бельфегор, наблюдая за тем, как младший брат корчит рожи из под стола, - Давай не филонь! Спор есть спор! 

- Ты это специально, да? - наседал на Бельфегора Михаил, сильнее хмуря красивые брови, - Я же сказал, что Антоний должен усвоить урок самостоятельно! 

- Так он и усваивает! Смотри, сам под стол полез! - отмахнулся от архангела демон, -  Люся, эта рожа уже была! Давай другую! 

- Почему он не заберет ее душу? - недоумевал Святой Петр, наблюдая за развернувшейся картиной на земле, - Она же сама готова отдать! А взамен просит такую мелочь? 

- Начерта она ему? - не выдержал Бельфегор, а к вратам снова поскакал хихикая маленький бесенок, - Ты хоть раз видел, чтобы он душу забирал? 

- Куда пшел! - орал святой Петр, гоняясь с метлой за бесенком, - А ну, брысь, отсюда! 

- Давай вниз! А то замерзнешь здесь в высоких слоях атмосферы! Домой! Грейся! - усмехнулся Бельфегор, ловя бесенка и сажая на огромную ладонь - Потом весь противень обчихаешь! 

Девушка обезумевшим взглядом продолжала смотреть под стол, а по щекам лились слезы.

- Нет! Нет! Стой! Куда ты? - истерика накрывала Альвеву, она металась, дергала цепи с такой силой, что колодки разрезали ей сухожилия, - Не бросай меня! Нет! Спаси-и-и-и-и!

Я уже ничем не мог ей помочь. Она сама подтвердила свою вину… Но была ли вина? Альвева действовала по писанию святого ордена, обезумев от страха перед инквизицией… Я не мог ее винить ни в чем, понимая, что она просто стала жертвой безграмотности членов ордена… Я с жалостью смотрел на поникшую девушку. Ее видение рассеялось, она больше не говорила с Люцифером… Или кого она там видела…

 Девушка просто дрожала, глотая слезы, а я направился к двери, чтобы позвать палача. Он оказался прямо за дверью, трясущейся и крестящийся, за его спиной прятался писарь тихо поскуливая и плача.

- Как твое имя, - обратился я к писарю, а тот лишь съежился и сильнее заскулил, - Как тебя зовут, писарь?

- Го-де-лот-т-т-т, - заикаясь произнес писарь, все еще боясь выходить из-за спины палача, - Святой Антоний, а т-т-т-там п-п-п-правд-д-д-да б-б-б-был д-д-д-дьявол?

Я посмотрел на писаря, как на умалишенного, хотя не мог отрицать нахождения там Люцифера. А, если вспомнить, что мне память вернул Бельфегор, то и говорить нечего… Я сам не достоин находиться в стенах святой обители…

- Я же тебе говорил! Что не может Дьявол проникнуть в орден! - гордо вскинул голову палач, глядя на писаря с превосходством, -  А уж тем более, находиться там в присутствии самого святого!

- Годелот, ты знаешь кому принадлежат трактаты, где описано, что вытопленный жир младенцев и детей приносил метлу к Дьяволу? - сурово спросил я, наблюдая за реакцией, ловя мимолетные колебания лица. Он не соврет, - Годелот, скажи мне правду! Ты сейчас стоишь  не только передо мной, но и перед Богом. Я - левая, карающая рука его. Не вынуждай меня вытаскивать правду из тебя силой…

- Я знаю, Святой, - вклинился в наш разговор палач, глядя на меня немигающим взглядом, - Парнишка напуган, он у нас недавно и не привык еще к такому. Эти трактаты написал несколько лет назад брат Толий. Ему в этом помогали братья Фрей и Лирх. Они всех горячо уверяли в том, что видели это своими глазами и за большие деньги смогут описать все, что знают. Мы все скидывались, даже вот он.

Палач кивнул головой на писаря, тот уже был близок к обмороку. Я не стал допытывать у него подробности, лишь бросил еще один жалеющий взгляд на Альвеву и вышел из допросной.

- Мне нужно уехать ненадолго, - начал я, осторожно подбирая слова и следя за тем, чтобы палач внимательно меня слушал и все исполнил, - Меня не будет несколько часов. Альвеву - под стражу. Никого не пускать к ней. Даже святого отца. Братьев написавших трактат - в отдельную камеру, разъяснив за что и сказать, что я буду с ними разговаривать. Родителей Иды и Томасины -  в допросную… Узнать их адреса и передать мне. Узнать без фанатизма!

Палач кивнул и перекрестился, показывая мне, что услышал меня. “Ваш приказ будет выполнен в точности”, -опустил голову он, а потом хмуро взглянул на Альвеву.