Опасный возраст - Хмелевская Иоанна. Страница 9

* * *

Массу развлечений доставило мне, как учетчице, бетонирование перекрытий. Перекрытие состояло из двух плит, верхней и нижней, между ними находились многочисленные балки и густая сеть арматуры, и все это составляло не меньше метра толщины. Операция требовала четкой организации труда, плотники и бетонщики должны были идти друг за другом, прокладывая стропила, бревна, доски, арматуру и заливая их бетоном, и все без простоев, чтобы бетон хорошо схватился. Все леса вокруг были облеплены рабочими, подающими беспрерывно размешиваемый раствор и железные прутья, которые пихали под него. Все время бетонирования я пробыла наверху, надо же было знать, что именно делают вверенные мне бригады, чтобы потом правильно подсчитать объем работ и зарплату. Хорошо еще, осень стояла прекрасная.

Подсчитывать работу арматурщиков было сущим кошмаром. Арматура состоит из тысячи металлических элементов, закладка которых, в зависимости от формы, материала и размера, оплачивается по-разному. К тому же элементы арматуры поступали иногда покореженные или нетипичного размера, приходилось их приводить в норму, а за это полагалась особая плата. Помогал мне пан Юзеф, молодой симпатичный парень и прекрасный специалист, это он считал часами всевозможные «сороковки», «двадцатки» и «восьмерки», круглые, прямые и гребенчатые, получались какие-то дикие количества километров, он умножал их на тонны и называл цифры, которые я записывала, а потом говорила:

— А теперь, дорогой Юзек, давай решать, что будем приписывать.

Без приписок нельзя было обойтись. В идиотском ценнике строительных работ оплата арматурщиков была самой идиотской. Получалось так, что при самой высшей производительности труда за две недели арматурщики никак не могли заработать более пятисот злотых на нос. Арматурщики — это рабочие высокой квалификации, а зарплату они, если следовать букве закона, получали меньше разнорабочих. Как минимум еще столько же следовало им еще откуда-то наскрести, вот мы с паном Юзефом и ломали головы.

— Стремена к столбам поступили бракованные, пришлось их переделывать, — предлагал пан Юзеф.

— К каким еще столбам?!

— Ну, к тем, бетонным подпоркам. Записывайте, не сомневайтесь.

— Ко всем?

— Ко всем.

Я послушно записывала, зная, что выпрямление стремян — работа нетипичная, а она оплачивается по высшему разряду. На нетипичной многого можно добиться.

— Мало, придумайте еще что-нибудь.

Пан Юзеф интенсивно думал и выдавал следующую идею:

— На лестничной клетке пришлось добавить для укрепления площадок по две балки. Из старого железа.

Очень хорошо! Старое железо было тем ценно, что его полагалось очищать от ржавчины и выпрямлять.

— На скольких этажах? — спрашивала я.

— На двух.

Я писала — на шести.

— Ну, теперь осталось придумать еще какую-нибудь мелочь на сто пятьдесят злотых, и хватит.

— По сто пятьдесят мы получим на переносках.

Эти переноски спасали нас во многих случаях. Известно, что железо само не ходит, а ни один крановщик или экскаваторщик ни разу не поднимал ни малейшего прутика, во всяком случае, не признался бы в этом.

Вот благодаря таким махинациям мы наскребали прекрасным специалистам достойную их труда оплату. Бригада арматурщиков с большим опытом, перешедшая к нам после окончания возведения Дворца культуры, не бросила наш Дом крестьянина и осталась до окончания работ.

Другого рода проблемы возникали у нас с паном Владей, бригадиром бетонщиков. Тоже хорошая бригада, а пан Владислав — специалист самой высокой квалификации, но очень уж немногословный. Кончали они работу, я приходила ее принимать, и начинались проблемы.

Пан Владя вел меня к нужному месту, тыкал в него и говорил:

— Вот. Дерево.

— Ну и что?

— Дерево, говорю.

— Вижу, что дерево.

Сделав над собой усилие, пан Владя пояснял:

— Это мы.

Я пялилась на кучу всевозможных досок, обрезков, опилок и прочего, не понимая, при чем тут бетонщики.

— Пан Владя, — в отчаянии взывала я, — будь человеком, скажи польским языком, что вы с этим деревом делали?

— Из подвала выгружали. Осталось после плотников.

— Так ведь оно только на растопку и годится?

— А я не про то говорю, что не на растопку?

Я записывала дерево. Терпеливо подождав, пока кончу, пан Владя вел меня на другой конец стройки.

— Вот, эта куча! — с торжеством заявлял он, широким жестом руки обводя внушительную гору битого кирпича.

— Что куча? — выходила я из себя.

— Дак я и говорю — куча!

— Да скажите же толком, что вы с этой кучей делали? Перевозили с места на место тачками? В ведрах переносили? В кучку собирали?

— Били мы его, битый был нужен…

При подсчете их прямой работы, бетонирования, никаких сложностей у меня не возникало.

Строительство Дома крестьянина шло полным ходом, требовались все новые массы рабочих и новые сотрудники при подсчете их труда. Нам в секцию прислали Боженку. Оказалось, я ее знала еще в детстве, она жила в том же доме, что и Янка, мы все вместе играли в песочнице.

— Наверное, меня кто-то проклял, — с горечью заявил наш заведующий при виде Боженки. — Опять прислали бабу, и опять она ничего не умеет.

Так он деликатно дал понять, что помнит мой приход к ним на работу.

Войдя в нашу комнату, Боженка взволнованно вскричала:

— Но я же ничего не умею!

— Ничего, — утешила я ее. — Я тоже ничего не умела делать. Пока садись и смотри, что делаем мы. Главное, не мешай.

Боженку черт принес в самый неподходящий момент. У нас был аврал, наутро надо было отдавать безеты, а у нас, как всегда, концы не сходятся с концами.

На Боженку жалко было смотреть, такая она была растерянная. И преисполненная желания как можно скорее все понять и помогать нам. Пока же она села рядом со мной, и я по ходу дела принялась объяснять ей, что могла.

— Сначала тебе придется сосчитать людей.

— По штукам?

— Нет, кучками, — буркнул пан Здислав.

Не успела я сделать ему замечание за грубость, как вошел пан Владя. Я повернулась к нему.

— Пан Владя, придется вам зайти завтра. У меня еще тысячи злотых для вас не хватает.

Пан Владя шаркнул ногой.

— Завтра так завтра. Было бы за чем приходить.

Повернувшись к Боженке, я продолжила прерванные объяснения:

— Главное в нашем деле — люди. Приходится голову поломать, чтобы человек был в порядке. Если этого не получится, сразу на стройке начинается содом и гоморра. Вот тот человек, что только что заходил сюда, бетонщик. Бригадир бетонщиков. Если они плохо у меня выйдут — беда. Работа у них тяжелая, должны выйти хорошо.

— А если выйдут, то больше не вернутся? — спросила глупая Боженка.

— Что? Да нет, наоборот, вернутся. То есть того… если выйдут. Тогда не уйдут. А сейчас, летом, очень трудно найти других.

— А куда они выходят? В коридор?

Нет, все-таки Боженка исключительно тупая, ведь я же так доходчиво все ей объясняю!

Здислав не выдержал и поднялся.

— Пойду, пожалуй, прикончу Левандовского. Желтые у вас где?

Взял желтые и вышел. Схватившись за голову, Боженка с ужасом пролепетала:

— С ума спятить! Кого он хочет прикончить? Значит, чтобы люди у вас хорошо вышли, их надо прикончить? И что у вас желтое? У меня тоже должно быть?

Пришлось отложить подсчеты и целиком переключиться на Боженку.

— Он пошел сделать окончательный обмер работы, произведенной бригадой Левандовского. Это нужно для того, чтобы заполнить бланки зарплаты, видишь же, сегодня спешно их кончаем. А книга, куда вписываются объемы работ, — желтого цвета, мы ее так и называем, чтобы отличить от других документов. Те другого цвета. Ну, чего испугалась? Поняла?

Боженка опустила руки и печально произнесла:

— Пока я поняла лишь то, что ты сказала, больше ничегошеньки не знаю и не умею.

— Точно такой же пришла я сюда на работу и, видишь, научилась. И ты научишься, не паникуй. Без курьезов поначалу не обойдешься. Я, например, при подсчете расхода извести на штукатурку насчитала пятьдесят тысяч квадратных метров этой извести, тогда как на самом деле пошло ее всего пятьдесят тысяч килограмм, что в квадратных метрах составляет всего сто пятнадцать. Чувствуешь разницу? Как-то всем отделом потеряли вагон гипса, а под конец строительства у контролеров зародилось подозрение, что мы трое — Эдмунд, бригадир Юзеф и я — сперли со стройки на собственные нужды одиннадцать километров лестничных и балконных перил. Лишь абсурдность такой кражи спасла наше доброе имя и свободу.