Приговоренный к смерти (СИ) - Горина Юлия. Страница 19
Припадок закончился так же неожиданно, как и начался. Пошатываясь, бедняга попытался подняться, но тело не слушалось. Правая нога продолжала конвульсивно подрагивать.
— Мать честная, это же черная пляска, — дрогнувшим голосом пробормотал один из торговцев, принявшись остервенело тереть руки, которыми только что удерживал смутьяна, о штаны, словно заразу можно было так просто стереть.
— Закрыть въездные ворота, всем немедленно разойтись по домам! — крикнула побледневшая Селина, вытаскивая из-под одежды свой инквизиторский амулет. — И позовите, кто-нибудь, целебника и жреца!
Дважды просить на пришлось: сметая товар в корзины и короба, торговцы бросились в разные стороны. Побелевшие стражники закрыли ворота, поглядывая на беднягу в луже.
— Я болен черной пляской?.. — вдруг прошептал тот, уставившись на Селину ясными, разумными глазами.
Она присела рядом с ним.
— Я не знаю, — честно ответила девушка, не в силах скрыть сожаления. — Но ты явно нездоров. Откуда ты приехал?
— Я из… Я… — взгляд его помутнел от слез. — Не помню… Пустыня идет сюда… Пустыня!.. — забормотал он, потянувшись рукой к пуговицам на груди. — Письмо…
Его лицо перекосила гримаса, и он снова упал в грязь. Склонившись над ним, Селина быстро расстегнула ему куртку и увидела свернутый в трубочку пергамент.
Выхватив письмо, она поднялась и спешно развернула его.
Пробегая глазами от строчки к строчке, Селина с каждым мгновением бледнела все сильней.
«Я, Аррум Децим, целебник селения Булла близ пограничной заставы, беру на себя обязанности умершего два дня назад старейшины Тита Цезона и оповещаю того, в чьи руки попадет это письмо, о необходимости довести до сведения имперских войск следующее. Минувшего дня в Буллу, закрытую из-за свирепствующей черной пляски, приехал раненый всадник в латных доспехах с имперской гравировкой на груди. Он был в горячке, и ноги до самых колен были обварены так, что когда я снимал с него поножи, мясо икр отошло от костей. Воин утверждал, что пограничная застава уничтожена пустыней, вышедшей из берегов больше чем на сотню шагов. Я не могу поручиться за его рассудок, поскольку также он утверждал, что песок стал черного цвета, а солнце над Шадром померкло. Но умолчать о таком чрезвычайном событии я также не могу, и потому отправляю с этим письмом одного из здоровых горожан, которого попрошу прежде проехать в сторону заставы и взглянуть, что там происходит. Также нижайше прошу о помощи для нашего селения…»
Селина, не читая, пробежала глазами последние предложения, где описывались страдания людей в Булле — и спрятала письмо.
Престарелый целебник уже ковылял по скользкой дороге, поблескивая защитными начертаниями на одежде. Следом за ним шел юноша-помощник, тянущий в поводу дряхлую клячу, запряженную в грубую телегу. Добравшись до Селины, он почтительно склонился перед ней.
— Госпожа инквизитор…
Даже несмотря на тревогу этот жест приятным теплом отозвался у нее в груди.
— Это точно черная пляска, — сказала она целебнику. — Путник приехал их зараженной Буллы. Поэтому немедленно доставьте больного в укромное место и начните раздачу зачарованной одежды и масок. И сами, разумеется, оденьтесь, как подобает.
Глаза старика испуганно забегали.
— Что такое? — осведомилась Селина.
— Видите ли, госпожа… У нас нет таких одежд. Вернее сказать, были — но из всего запаса едва ли найдется десяток пригодных для защиты начертаний, но здесь или всем, или никому, иначе люди начнут убивать друг друга за надежду сохранить себе жизнь.
— Почему не оповестили об этом инквизицию? — строго спросила девушка.
— Прошу извинить меня за дерзость, госпожа, но нет-нет, мы оповестили, но вместо одежд нам прислали нового жреца… — ответил целебник.
— И где же ваш жрец? — поинтересовалась Селина.
Целебник вздохнул.
— Я не знаю, где он, госпожа, — и с грустью добавил. — Таверн в городе много…
Теперь тяжело вздохнула Селина.
— Ясно… А лекарство от этого у вас есть?.. — спросила она, глядя на затихшего в дорожной грязи странника. Ухватив мужчину под мышки, юноша-помощник попытался уложить больного на телегу, но тот оказался слишком тяжелым для него.
Старик отрицательно покачал головой.
— Его ни у кого нет, госпожа. К сожалению, это не лечится… Как же он посмел покинуть закрытое селение?.. Вот ведь несчастье…
Не выдержав жалкого зрелища того, как юнец пытается погрузить беднягу в телегу, Селина подхватила больного под колени, пачкаясь в грязи. Целебник поспешно присоединился, и втроем они, наконец, уложили странника.
— Я раньше никогда не видела ничего подобного, — призналась Селина. — Я всю жизнь провела в Кордии… Что с ним будет дальше?..
Старик сдернул с руки страдальца перчатку, и Селина увидела почерневшие кончики пальцев.
— Видите?.. Скоро эта чернота начнет поедать ему конечности, рассудок окончательно помутится, и несколько недель он будет в муках умирать, даже не осознавая происходящего… — и мрачно добавил. — А следом за ним в этот скорбный путь отправятся и многие другие…
Селина нахмурилась. Великий Совет смог остановить даже смерть — так неужели нет никакого средства, чтобы остановить какую-то болезнь?..
А целебник вдруг заискивающе улыбнулся ей жалкой беззубой улыбкой.
— Простите меня, старика, за дерзость… Но, если госпожа позволит… Если я мог просить вас… — забормотал целебник. — Видите ли, госпожа, я уже стар, и смерть не пугает меня. Но у нас в городе столько молодых и зрелых мужчин, за плечами которых семьи, дети. И все они — сильные и ловкие люди, охотники. И если у нас не будет начертаний, способных защитить от болезни, городская стража вряд ли сумеет остановить их. Каждый будет верить, что он пока еще не заражен…
Селина поняла, к чему он клонит, и не стала заставлять его до конца проговаривать просьбу.
— Я достану для вас начертания, — решительно пообещала девушка.
Вместо ответа старик низко поклонился.
Когда целебник с помощником увезли свой страшный груз, Селина бросилась искать жреца. Она чувствовала ответственность за всех этих людей, ведь теперь она была не просто одним из воинов, четвертым мечником справа в десятом ряду. Селина была инквизитором, и впервые во всей полноте осознала, что на самом деле означает эта должность.
Совет и инквизиторы воистину были защитниками людей. От болезней, от врагов, от оскверняющей магии. Они всегда оказывались там, где ровное течение жизни нарушалось чем-то губительным и опасным. Таким, как черная пляска. Таким, как Рик…
Она шла стремительным шагом по опустевшей улице, и время от времени из дворов до ее слуха доносился приглушенный женский плач.
В отличие от целебника Буллы, Селина верила в черный песок. Потому что знала, какие диковинные формы могла принимать магия Рика. Верховный инквизитор говорил, что Совет ожидает его возвращения из Шадра с немногочисленной армией — но, кажется, Алрик Проклятый затеял что-то другое. Что-то пострашней…
Наконец девушка нашла мирно дремавшего жреца. Им оказался круглощекий мужчина с округлым животиком и просвечивающей сквозь поредевшие на макушке волосы лысиной. Он лежал в кустах на заднем дворе какой-то дешевой забегаловки, со счастливой улыбкой на испачканном рвотой лице.
А еще у него был природный аспект, позволяющий сотворить хорошее, качественное начертание.
Селина в сердцах пнула жреца в бок, но тот в ответ только пожевал губами. Хозяин таверны, пытаясь быть незаметным, осторожно подсматривал через тонкую занавеску на окне, как девица, оказавшаяся вдруг инквизиторшей, будет приводить в чувство их пьяницу-жреца.
Тогда она положила руку на свой амулет — и сотворила особое заклинание. Селина впервые применяла его. И не ради демонстрации силы, вовсе нет! А только ради всеобщего блага. Из кристалла медленно вытянулась серебряная змея, каждая чешуйка которой вспыхивала, как капля росы в солнечном луче. Она обвилась плотными кольцами вокруг тела жреца, и начала медленно сжиматься. Пьяницу стошнило, но Селину это не смутило. Змея сжималась все сильней. Жрец смотрел на нее испуганным, непонимающим взглядом, а с его губ вместо слов доносилось только сдавленное мычание.