Проклятое наследство - Хмелевская Иоанна. Страница 44
Молчавший до сих пор Павел беспокойно зашевелился:
— Вот именно. Что-то тут неладно. Если нас, не дай боже, поймают в середине операции, никто не поверит, что стараемся из-за марок. Кроме того, как ни крути, а преступление есть преступление. И себя надо как-то реабилитировать.
— Но мы же возвращаем национальное достояние! Это, по-твоему, пустяк? Все ведь уравнивается.
— Арифметика здесь не главное. Тут надо извлечь конкретную пользу. Я имею в виду — для государственной казны. Часть долларов с чёрного рынка надо передать непосредственно в пользу государства. Лично моя совесть тогда будет спокойна.
— А ты считаешь, государству одних марок мало? — возмутилась Баська.
— Марки — не наша заслуга. Не от нас. Как бы это объяснить… Короче говоря, необходимо высылать в государственную казну процент с награбленных сумм. Совершаем преступление, ибо вынуждены, во всяком случае, государство с этого что-то получает.
Подумав, все согласились с такой точкой зрения. Возмещение убытков травмированному преступлением государству представлялось по всем статьям справедливым. Кроме того, сия благородная акция снимала возможные подозрения насчёт корыстных интересов новоиспечённого коллектива. В итоге решили выделять казне двадцать процентов.
Мартин ядовито заметил:
— Я уже чувствую себя крупным филантропом. А возвращаясь к нашей теме, что со Швецией?
— Высылать до востребования?.. — неуверенно предложила Баська.
— Никуда не годится. Запомнят получателя посылок.
— Тогда, может, разные почты, в разные города?..
Донат с сомнением покачал головой:
— Заинтересуются постоянными посылками до востребования. Лучше бы на разные имена. Знакомым того твоего знакомого.
— Придумал! — прервал Мартин, осенённый внезапным вдохновением. — Высылаем чужим людям. Я малость знаю эту Швецию, представьте себе: к посторонним людям звонит тип, называется Хансом Йенсеном или ещё кем-нибудь, сообщает, что к ним придёт посылка для него — отправитель перепутал адрес, он, Ханс Йенсен, просит извинить и отправить посылку на почту до востребования Йенсу Хансену…
— Хансу Йенсену, — поправил Павел.
— Без разницы. Он, естественно, оплатит стоимость пересылки. Время от времени можно зайти за посылкой и ему самому. Там Йенсенов и Хансенов как собак, никто не сообразит, в чем дело. Теперь предположим, здесь перехватили нафаршированное пуховое одеяльце, добрались до одного или двух человек — люди засвидетельствуют, что все отослали до востребования Хансу Йенсену, которого никогда в глаза не видели, и цепочка оборвалась. На почте, положим, запомнили получателя. Сообщат: молодой, кудлатый и бородатый. А уж ежели наденет по этому случаю оранжевое кружевное жабо — и все заметят только жабо, морды не запомнит никто.
— Очень хорошо, — похвалил Донат. — Сам черт его не сыщет.
— У тебя таки преступные наклонности! — уважительно удивилась Баська.
— Таки да, — ядовито подтвердил Мартин. — Лезет наружу доселе скрытый талант. Ума не приложу только, как обо всем сообщить моему приятелю. По телефону выложить?
— Спятил? — возмутилась Баська.
— О-хо-хо, — протянул Павел. — Тут уж лучше сразу дай объявление в газету.
— Письмом, — буркнул Донат.
— Письмом можно, — согласился Мартин. — Хотя лучше бы лично, сомневаюсь, удастся ли мне объяснить всю эту катавасию на чужом языке. Попробую.
— Письмо прочитают, — запротестовала Баська.
— Кто?
— Ну, какой-то ихний контроль. Цензура.
Мартин пожал плечами.
— У меня бездна доказательств, что цензуре плевать на заграничные письма. Корреспонденцией порядочных людей никто не интересуется, а пока что мы сходим за таковых. Телепатия отпадает. Боюсь не справиться. Другие предложения есть?
— А вдруг тебя примут за непорядочного и по ошибке прочитают?
— Постойте, — вмешался Донат. — Бережёного бог бережёт. Никаких рискованных затей, мало ли что может случиться. Письмо надо отправить с каким-нибудь моряком.
— А откуда его взять? Я лично не знаю ни одного.
— В Свиноустье моряков — что муравьёв в муравейнике, — подбодрил Павел.
— Прекрасно! — утешился Мартин. — Сейчас же еду в Свиноустье. Конец ноября, в самый раз… Сказочный отпуск на морском берегу…
— Самая пора для моряков, ты, недотёпа. Летом морякам дел и так хватает, туда специально съезжаются курвочки, чтоб их развлечь, а сейчас они баклуши бьют и любой охотно пойдёт с тобой выпить водки.
— Значит, занять свято место вместо девицы?
— Точно, выпьешь и подружишься с морячком, внушающим доверие. Отдашь письмо, а он бросит его в ящик в любом порту за границей. Твой приятель пусть тебе тоже отпишет через моряка. Насколько помню, Швеция и Норвегия имеют непосредственный выход к морю и матросов у них хоть пруд пруди. На всякий случай давайте не начинать с фатальных ошибок.
— Фатальную ошибку мы уже сделали, хватит. Посчитаем лучше, сколько валюты надо натрясти. У тебя есть какой-нибудь ценник для этих марок или ещё что?
— Есть. — Мартина передёрнуло. — И даже ношу его с собой. Посчитал все. Могу показать.
Он не спеша засунул руку в карман и достал несколько карточек. Кандидаты в преступники с интересом следили за ним, не предчувствуя, какой сюрприз их ждёт. Павел набивал свежим табаком трубку, Баська прихлёбывала остывший чай.
Мартин разложил на столе карточки.
— Всего получается… — Подсчитывал он медлительно, просматривая записки на карточке. — Всего получается… Триста двадцать девять тысяч фунтов на ценам прошлогоднего каталога.
Баська захлебнулась чаем. Павел просыпал на пол весь табак. Донат просто онемел.
— Триста двадцать девять тысяч чего? — спросил он недоверчиво.
— Фунтов.
— Каких фунтов?
— Английских.
— Мать честная, пресвятая богородица!..
Баська закашлялась и перевела дыхание:
— А сколько это их, как их… Инфаркт из-за тебя схвачу. Сколько долларов? Фунтов-то много здесь не награбишь!
— А кто его знает. В этом капиталистическом мире царит такая путаница, что мозги наизнанку. Кажется, в последнее время выходило около полутора долларов на фунт. Это было бы… Сейчас… Четыреста девяносто три тысячи пятьсот долларов.
— Полмиллиона, — простонал Донат.
Павел с табаком и трубкой вылез из-под стола:
— Что-то дороговато. Может, напутал? Где-нибудь лишние нули приплелись?
В хохоте Мартина звучали поистине сатанинские нотки.
— Мы идём на дно из-за так называемых австрийских «Меркуриев» в этих двух чёртовых «Маврикиев». Драгоценный дедушка-коллекционер в своей ненасытной алчности не ограничился одним экземпляром. «Меркуриев» он совокупно имел тринадцать штук, в их числе четыре негашёных, гашёных три, розовых негашёных и со штемпелем тоже по три. Два «Маврикия»… И откуда только подонок выудил этих «Маврикиев»? В общем, всего на круглую сумму — сто тридцать пять тысяч четыреста фунтов.
— Да брось ты эти фунты, от них путаница одна, считай в долларах!
— Не могу. В каталогах-то фунты.
— Значит, все остальное просто чепуховина?
— Да уж. Исключительно чепуховина. Например, Гондурас, две серии авиапочты по двенадцать тысяч, вместе двадцать четыре тысячи фунтов. Однофунтовая покойная королева Виктория, две штуки по тысяче двести пятьдесят…
— Старая дурища… — обиделась Баська.
— Стерва Наполеон десятисантимовый — три штуки по тысяче восемьсот каждая. Король Леопольд Бельгийский коричневый — двести семьдесят пять фунтов, а голубой — триста фунтов. «Молдаванские волы» — более семи тысяч…
— Экая дорогая говядина, — огорчился Павел.
— Учтите, это ещё цены прошлого года, — с человеконенавистническим ехидством продолжал Мартин. — Марки дорожают. Наверняка подлетели в цене. Да и пересчёт, возможно, другой — этого доллара больше приходится на каждый фунт. Ничего не попишешь, наш друг неплохо подзаработал…
— Ладно, — прервал Донат. — Черт с ним. Ты меня слегка ошарашил…
— Ну и что такого, дело ясней некуда. Надо взять шестьсот тысяч, — деловито прервала Баська. — Какая разница — триста или шестьсот.