Контрабандисты во времени (СИ) - Шмокин Дмитрий Анатольевич. Страница 4

Демьян вздохнул и вспомнил недавний случай с всадником и понял что здесь все серьезно. Но еще одно обстоятельство не давало ему покоя.

– А я смотрю, ты здесь уже освоился. Побывал на местном рынке. Ты не появлялся почти три дня! Я думал, что ты отвозишь деньги, переживал, не случилось ли чего плохого. А ты? Даже не сказал, что ты не отдал деньги Сёме. И я полагаю, они нас с тобой уже ищут, именно в этот момент. Ты подвел меня.

– Ну прости, – Бруно примирительно взял Демьяна за плечо, – сам знаешь, это того стоило. Ты ведь историк, представь, какое тебе счастье привалило! Побывать в настоящем средневековье. Увидишь все своими глазами, ты прикоснешься к истории. Не парься, уладим мы все дела с Семой.

– Как в тот раз? Когда меня везли в багажнике в лес по твоей милости, – язвительно сказал Демьян.

Бруно виновато наклонил голову.

– Ладно тебе, все же обошлось. Ты же знаешь, этот душегуб испытывает к тебе скрытую симпатию и тебе, в отличие от меня, ничего негрозило. Тебя просто попугали. Ну что ты мне теперь будешь до конца жизни припоминать. Давай-ка лучше переодевайся, и мы с тобой прогуляемся по-настоящему Парижу пятнадцатого века.

Демьяну опять захотелось вмазать Бруно, но вместо этого он начал молча одеваться.

– Сходи лучше посмотри, не стоят ли у нас под дверью дружки этого полоумного из массовки со шпагами наперевес, – зло сказал Демьян.

Он хотел отослать от себя Бруно сейчас подальше, так как на самом деле совсем не ручался за себя. Он согласился с другом пойти прогуляться по средневековому Парижу, но это совсем не означало, что он поверил во весь этот сумасшедший бред про временную дыру. Демьян решил разобраться со всей этой ситуацией по ходу дела. Выяснить, что за чертовщина творится снаружи, что за декорации такие достоверные стоят. Возможно, он стал участником передачи «Розыгрыш» и Бруно решил таким образом посмеяться или ещё что-то. Но только это не мог быть Париж пятнадцатого века.

«Хорошо, приятель я тебе подыграю», – подумал он, – «а потом когда все выскочат со словами ро-о-о-зыгрыш! Я вас всех посрамлю».

Демьян почувствовал, как от всех пережитых событий у него страшно разболелась голова. Он покопался в своем рюкзаке и вытащил пачку обезболивающих таблеток. Покрутил блистер в руке – запить не чем, кроме, как налить в бокал еще вина. Будучи искренне уверенным, что лекарства нельзя запивать алкоголем отказался от этой мысли. Вернулся Бруно. Демьян со вздохом положил пачку таблеток в поясной кошелек омоньеру, в надежде выпить их, где ни-будь по дороге.

– Окей. Все Тип-Топ, на улице никого. Думаю, ты хорошо его обработал газовым баллончиком. Он даже не понял, куда ты делся. Кстати хорошая мысль запастись газовым баллончиком, – он задумчиво посмотрел на Демьяна, – еще бы я захватил бы с собой электрошокер.

Увидев широко открытые от удивления глаза Демьяна ответил.

– Тут не фиг делать, нарваться на дуэль или на грабителей. Мы то с тобой фехтовали шпагами в далеком детстве и то ветками и прутиками, а тут настоящее оружие от которого, остаются очень глубокие колотые и резаные раны. В общем, сам все увидишь.

«Эх, как же ты хорошо свою роль играешь», – злорадно подумал Демьян.

– Тут есть зеркало? Хочу посмотреть у меня такой же идиотский вид, как и у тебя?

Бруно кивнул и поднял палец вверх.

– Кажется наверху, там есть четыре комнаты. Спальни гостиные и все такое. Может в одной из них есть зеркало.

– Смотрю, ты уже весь дом обследовал.

– Да толком еще нет. Видел одну комнату. Здесь, кажется, есть еще подвал.

Он указал на темный проем с низкой деревянной дверью и широкими железными полосами поперёк нее.

– Ну, если мы с тобой в средневековье туалета здесь быть не должно, – язвительно сказал Демьян, – горшок, окно, улица. Кажется, так выглядят вся канализация.

– Правда родственники того старого пня, что владел домом не отдали мне никаких ключей. Думаю, они вообще здесь ни разу не появлялись. Да и признаться честно я их даже не видел.

– Ты с ума сошел! Как же ты купил его?

– Да все просто, я заехал к нотариусу, которого они назвали, забрал договор и оставил ему деньги. Все переговоры шли по мобильнику.

– Если мы по твоей милости нарвемся на мошенников, нам конец. Мы Семе Молотку даже эту развалину отдать не сможем, – негодовал Демьян.

– Ну, хватит тебе ворчать, пошли уже. Решим мы проблему с Семой и с туалетом решим. Притащим тебе сюда биотуалет. А деньги мы быстро поднимем на нашем предприятии.

Они вышли на улицу.

Глава 3. Рыночная площадь Мортен

Идти в средневековой одежде для современного человека непривычно. Шерстяные чулки, шоссы, пришлось одевать сырыми, поэтому первое чувство – холодно, в добавок они натирали и кололись. Дутые шорты с прорезями и полосками из кожи терли не меньше. Льняная рубашка заправленная, в них собралась в кучу и обосновалась на пояснице тугим комом. Бархатный берет или же нечто похожее между беретом и шляпой, постоянно съезжал на бок и в нем очень жарко. Раздражало большое перо, которое постоянно лезло то за шиворот, то в глаза. Обувь ужасна, скроена без учета ортопедического контура стопы. Пулены, ботинки, с удлинёнными носами сшитые из мягкой кожи, по идее должны быть удобными, но из-за низкого подъема натирали голеностоп. Вдобавок длинные носы постоянно сгибались, что мешало ходьбе. Демьян, топая в них, проклинал герцога Бургундского, который ввел их в моду, чтобы скрыть уродство своей стопы. Большой кинжал, висевший сбоку беспрестанно колотил по бедру. Демьян никак не мог понять Бруно. Почему тот идет во всем этом, как ни в чем, ни бывало. Но через некоторое время он полностью переключился на осмотр окружающего его города. Так как вокруг действительно его взору предстал средневековый город и он, как не пытался, не смог найти не ни одной причины сомневаться в этом. Все его догадки относительно постановочных декораций или розыгрыша блекли, превращаясь в туман. Наконец пройдя короткую улицу с узким переулком, они оказались на рыночной площади. И вот тут у Демьяна от удивления «отвисла челюсть». Это главное железобетонное доказательство, что они в настоящем и достаточно большом для своего времени средневековом городе.

– Этого просто не может быть, – ошеломленно прошептал он, – я не могу в это поверить.

– Ну, а я что тебе говорил, брат, – восхищенно сказал где-то сбоку Бруно.

Рыночную площадь со всех сторон облепили невысокие двух и трех этажные дома. В основном с остроконечными крышами из почерневшей от времени черепицы. За ними высились острые шпили соборов, городской ратуши. У большинства домов последние этажи возведены из дерева, а над крышами, как деревья без кроны торчали дымоходы. По-видимому, качество стекла оставляло желать лучшего и чтобы дать доступ солнечному свету в жилище, во многих домах створки решетчатых окон хозяева распахнули настежь. Первые этажи использовались хозяевами, как торговые помещения или же сообразно ремеслу владельца: лавки, склады, конторы менял и ростовщиков, стряпчих, адвокатов. Здесь же небольшие помещения цирюльников, которые не только стриги, брили, завивали разогретыми на углях щипцами, распространяя вокруг запах паленых волос, но и оказывали медицинские услуги: рвали несчастным зубы, зашивали раны, вправляли вывихи. С ними соседствовали ряды пекарен, которые выставляли на прилавки круглые, как огромный речной камень хлеб, с черной коркой и ноздреватым донцем. В лавках продавались различные товары, начиная от шелковых тканей с Востока, и тканей привезенных со всего Света, до кружев из Флоренции, Шантильи, Алансона. Оружие из Милана, цветное Муранское стекло из Венеции и предметы роскоши. Во многих лавках, где продавали металлические изделия, тут же слышен стук молотков и хриплое сипение горничных мехов. Над многими лавками, чтобы обозначить свою принадлежность к ремеслу, висели на железных штырях и роспусках деревянные вывески, где краской выведены название заведения или же рисунок чаще написанный неумелой рукой самого владельца. Продукты же продавали на площади с крестьянских возов уставленных большими плетеными корзинами. Здесь все, что выращивали в ближайших деревнях. Большие капустные кочаны, белели, как отрубленные головы роялистов, по приказу безжалостного Робеспьера. Большие и малые деревянные кадушки, глиняные горшки со свежим молоком и сыром стояли пирамидами. Мешки из грубой холстины, словно монахи францисканцы выстроились рядами, предлагая покупателям купить брюкву, репу, яблоки, зерно. Возы с рыбой, которая на расцвете каким-то чудом доставлена на рынок в более менее свежем состоянии, расторопными торговцами с побережья. И чтобы не купленная за день рыба не пропала, она потрошилась и солилась прямо на возах, прямо на рынке. Тут же продавалась блеющая, мычащая, и гогочущая живность, начиная от коров и заканчивая цыплятами кур. Особо стояли ряды мясников. Они важно опирались руками на прилавок в покоричневевших от их кровавой работы фартуках, держали в руках большие ножи. За их спиной на массивных крюках висели большие свиные туши и разделанные на части говяжьи. Иногда живность забивали тут же на рынке, и кровь несчастных животных текла прямо под ноги покупателям. Крестьяне, торгующие на возах, торговцы, посетили рынка, справляли нужду здесь же, не отходя далеко от торгового места или у стен домов. Да и из окон иногда выбрасывали мусор и нечистоты. Надо ли говорить, какой смрад стоял над рыночной площадью. В основном площадь и некоторые дороги уже щеголяли поверхностью вымощенной камнем, но все же некоторая часть представляла сбой грязное месиво из земли, протухших продуктов, навоза и отходов человеческого быта. Чтобы не потонуть во всем этом по площади проложили широкие дорожки из толстых грубо распиленных досок. По ним ходили не только покупатели, но и сновали туда-сюда многочисленные лоточники, неся на голове большие деревянные стеллажи, заваленные всевозможными товарами или готовыми к употреблению продуктами. У стен в тени углов нашли приют многочисленные попрошайки, выставив напоказ свои увечья, чем пытались разжалобить проходящих мимо людей, чтобы выпросить у них свой заветный грош. Из-за их многочисленности казалось, что казалось в углах и у стены шевелится некая дурно пахнущая и стонущая бесформенная масса, состоящая из гигантских насекомых. Эти бедолаги, по большей части стали жертвами только что закончившейся Столетней войны, а также крестьянами, разорившимися и лишившимися земли в результате ее опустошающего воздействия на народ.